– Написано какими-то бурыми чернилами…

Он взял второй документ, и у него затряслась рука.

– Читай-читай! – подбодрил Желвак.

– Справка. Выдана криминалистической лабораторией номер такой-то. Дальше название Управления внутренних дел Москвы, – в том, что прилагаемый на одном листе документ – ксерокопия прилагается – написан человеческой кровью. Согласно проведённому анализу данная кровь принадлежит Бруту Леониду Сергеевичу, родившемуся 25 июля 1966 года в городе Барнауле (первая группа, резус положительный).

Третья справка гласила, что, согласно графологической экспертизе, обязательство написано рукой гражданина Брута Леонида Сергеевича.

Все пятеро «смотрящих» шумно встали, подошли к Кинжалу и молча по очереди пожали ему руку.

Объявили, что наконец приехал чиновник из Аппарата Правительства Российской Федерации.

Высокий и стройный, в недешёвом костюме и галстуке минимум за триста долларов, усиками и чубчиком очень похожий на одного – не к ночи будет упомянут – вождя, если бы тот был блондином, он вошёл в небольшой зал для переговоров, как флагман иностранной военной эскадры, прибывшей с дружественным визитом в третьеразрядную, но необходимую для политических игр страну. Он держал голову высоко приподнятой, а глаза на нервной почве спорадически жмурил, словно хотел разглядеть туманную будущность империи. Усмотрев свободный стул по правую руку от «вора в законе» по кличке Желвак, он правильно понял, что тут ему, представителю законной власти, и место. Пожав руку пахану, гость невразумительной скороговоркой суетливого человека, который был бы непрочь, если бы всё, что он сейчас скажет, тут же забыли, вполголоса пробормотал:

– Меня зовут Адам Германович Устяхин. Прошу прощения, господа, за опоздание, задержал председатель правительства.

Длинными музыкальными пальцами, тренированными на пересчёте банкнот коррупционного происхождения, он упёрся в стол и посмотрел сквозь «уважаемых» людей, как будто их не видел, о чём отнюдь не сожалел.

И слушал воцарившуюся тишину.

Да, он стоял сейчас с развёрнутым российским триколором, и cидящие в этом уютном зале видели перед собой этот государственный флаг, а не знаменосца.

Наконец, он устало вымолвил то, ради чего и приехал:

– Господа! Председатель правительства просил передать вам огромный привет и заверить, что никакого дефолта не будет. Работайте уверенно и спокойно на благо нашей великой родины.

Желвак понимал – время пошло.

И если случится так, как хочет он, во главе холдинга встанет Лёня Кинжал.

Десять лет назад он убеждал братву, что нужно объединяться, создавать головную структуру. Именно тогда он впервые произнёс слова о переходе на легальный бизнес, о выдвижении молодых и талантливых менеджеров, не прошедших «зону». Да, в его окружении до последнего времени таких не было, но это лишь дело вкуса. Бизнес должен развиваться, надо учитывать реалии, а общаку всё равно, какие деньги его питают – собранные с проституток или заработанные на торговле подержанными автомобилями – лишь бы побольше.

Главную опасность Желвак чувствовал от своих партнёров по оружейному бизнесу. Им о грядущем дефолте не расскажешь, – у них свои источники информации. Этим ребятам в погонах на все проблемы холдинга – с высокой колокольни. О мешках с «чёрным налом», без которых этот бизнес немыслим, они ничего слушать не будут – им это неинтересно. А чужака к своему бизнесу не подпустят – отстреляют тут же, у них это быстро.

Но в глубине души Желвак не верил, что правительство допустит обвал рубля.

Неужели они там вообще без мозгов?

Или такие жадные, что ради обогащения тысячи человек допустят обнищание миллионов?

Он повёлся на прогноз Кинжала, потому что с конца 1997 года сам об этом много думал. И Толстый подогревал: «Палыч, в этой стране может быть всё, что угодно».

Он поверил доводам Брута ещё и потому, что тот действовал нахрапом, убедительно и, главное, бескорыстно.

Это не имело никакого отношения к тому, кем на самом деле была Алёнка и не является ли её протеже внедрённым агентом. Шестое чувство подсказывало: если Брут работает на государство, то должен быть заинтересован в том, чтобы холдинг не только уцелел, но и «поднялся».

И, тем не менее, от Кинжала он дистанцировался.

Помогал ему, но все, кто нужно, были информированы, что головой за подготовку к дефолту отвечает лично Кинжал – на этот счёт есть решение схода. И если до 30 сентября в стране ничего не произойдёт, то Леонид Сергеевич Брут получит пистолет системы «ПМ» с одним патроном – в соответствии с его письменным заявлением, которое лежало в сейфе Желвака.

Правда, и судьба самого Палыча тогда ставилась бы под большой вопрос.

Но за себя он, как всегда, боялся меньше всего – и не из такой воды выходил сухим.

Был организован небольшой оперативный штаб, которым руководил Брут, наделённый особыми полномочиями. Его люди сутками не выходили из офиса.

«Зачем тебе пять мобильных телефонов?» – спрашивала Ликуша. На что он отвечал, что четыре явно недостаточно, а шестой некуда цеплять. Телефоны были разноцветными и звонили постоянно.

Он действительно оказался неплохим организатором, и Толстый ещё раз убедился в правоте ведьмы Пенелопы.

Каждый хозяйствующий субъект, входящий в холдинг, уже к 17 июля имел подробный план мероприятий с указанием срока исполнения. Вся подготовка к ожидаемому финансовому потрясению должна была закончиться к 10 августа.

В двадцатых числах июля Коля Чубакс привёз из-за границы в Россию шесть миллиардов долларов – в качестве стабилизационного кредита.

Чубакс сказал – Чубакс сделал.

Он как следует напугал капиталистов-атлантистов коммунистической угрозой в России, и они резко раскошелились. Об этом Желваку тут же сообщил его финансовый консультант Миша Ушкарский – со словами, что назначение Кинжала кризисным управляющим, скорей всего, откладывается на неопределённый срок. Он позволил себе ткнуть пахана, как нашкодившего котёнка, в его дерьмо, пытаясь по вновь открывшимся обстоятельствам всё-таки дожать своё – никакого дефолта не будет, а значит, решение схода – ошибка. Но здесь выглядывала и плохо скрываемая лесть: куда ж мы без вас, Сергей Палыч!

Говорят, лесть любят все русские начальники, особенно открытую и наглую.

Желвак не переносил её ни в каком виде.

Он зверел, когда его пытались бесплатно купить, впаривая базар, который должен был ему понравиться.

Через несколько дней на Болотниковской улице по «фольксвагену» Миши Ушкарского проехал большегрузный военный «Урал», за рулём которого сидел обдолбанный солдатик. Когда проверили, оказалось, что к Российской армии он никакого отношения не имеет, а грузовик угнал за дозу наркотиков.

На похоронах Желвак сказал, что холдингу будет очень не хватать консультаций покойного по финансовым вопросам.

Впоследствии миллиарды, привезённые Чубаксом, исчезли – бесследно и безвозвратно, словно растворились в загустевшей наэлектризованной атмосфере грядущего кризиса.

Говорят, их распределили по банкам, чтобы поддержать на плаву.

Только скоро оказалось – ни денег, ни банков.

«Вот так, е… на мать, надо воровать!» – резюмировал Толстый.

Помощница передала Палычу телефонограмму: «Туристическая компания «Аскер» подтверждает получение подписанного Вами договора на организацию VIP-тура в Норвегию в оговоренные сроки – на два лица. Старший менеджер Максименкова».

В Осло он полетел с Ликушей.

Из столицы Норвегии они перелетели в Париж, где взяли на прокат неприметный «опель» и с ветерком рванули в Швейцарию.

Ликуша обожала водить авто по европейским и американским дорогам.

Ехали отнюдь не по прямой, машины меняли дважды. В двадцати километрах от Лозанны отыскали дом братьев-краснодеревщиков, которые давно его продали, но за дополнительную плату продолжали числиться владельцами. Через шесть часов здесь появился Вайк, с одним водителем, без охраны. На его «бентли» они быстро добрались до Мюнхена, откуда на небольшом реактивном самолёте торговца оружием переправились в Италию, в провинцию Компанья, где и остановились в уютном поместье.