Астрыкин робко поинтересовался:

– А почему – Кинжал? Ты что – бандит?

– А что тебе не нравится?

Бедный интеллигент передёрнул плечами.

– Зови как хочешь, только Лёнькой не надо, референт не рекомендовала.

– Да-ну, чепуха какая-то!

– Это вовсе не чепуха, дорогой Димыч, – ох, какая не чепуха! Ты даже представить себе не можешь, какая это не чепуха! Это вопрос жизни и смерти – моей, твоей, жены

Кати, твоих девочек и родителей – въехал?

Было около полуночи, когда Астрыкин тихо вошёл в свою коммуналку.

Две их комнаты были поделены так: пятеро, старики с внучками, – в большой, двое, супруги – в маленькой.

Жена Катя, как всегда, ждала. Она никогда не встречала мужа вопросами, которых не было даже в её взгляде.

Там всегда было одно и то же: «Я тебя люблю».

Он увидел её лицо – в розовом свете торшера.

Ему вдруг захотелось упасть перед ней на колени и разрыдаться во весь голос, не сдерживаясь, прокричать на всю набережную Робеспьера, – как он её любит, как прекрасна она сейчас! Сказать ей, что за все пятнадцать лет их совместной жизни не было ни одного часа, когда бы он был к ней равнодушен, и ни одного дня, когда бы он не хотел её как женщину!

Сдержался Астрыкин, а напрасно.

У неё опять обострился хронический бронхит. Врачи давно рекомендовали сменить гнилой питерский климат.

В комнате был беспорядок.

Но это – не тот бардак, когда всё свалено в кучу и ничего невозможно найти.

Здесь был вполне симпатичный хаос, обихоженный любовью обитателей этой небольшой, но такой тёплой и уютной обители. Когда сюда попадал гость, он, как правило, восклицал:

«Как же у вас хорошо!», сам не понимая, что тут особенного.

Здесь любил бывать Чекашкин.

Он приходил, располагался на старом адмиральском диване и просто молча сидел, напитывался дивной позитивной энергетикой. Хозяева знали эту его слабость и старались не мешать. А Чекашкин смотрел на картину «Девятый вал», кучу старых отрезов, купленных по случаю для шитья, на рулоны каких-то эскизов, старую посуду на полках, которой никто и никогда не пользовался, и словно ощущал в душе музыку. И всё себя спрашивал, почему у него дома не так? А особенно – последние пять лет, когда там появилась жена Зинаида…

– Как тут дела? – Астрыкин привычно встряхнул термометр.

– Папа и мама хорошо. Наточка получила пятёрку по истории. Младшие никак не поделят тот свитерок, что ты купил в прошлом месяце. А меня можешь поздравить: я получила заказ – на перевод детектива.

Катя слегка картавила, и от этого у влюблённого мужа ещё больше сносило крышу.

– А ты когда в последний раз читала детектив?

Катя полулежала на кожаном диване из адмиральского гарнитура её покойного отца и куталась в плед:

– Я их вообще не читала, – в руках она держала том о морских сражениях издательства «Вече».

– Как же будешь переводить?

– Не знаю, как-нибудь.

«Родная ты моя, – пела душа Астрыкина, побывавшая сегодня на том свете, да и на этом прожившая за день больше, чем за все прошедшие годы, – теперь, если я и соберусь умирать, то только за тебя!»

– А ты что-нибудь слышала про бандитов? – он торопился на кухню, чтобы поскорее оттуда вернуться.

– По телевизору показывали, – они такие гадкие.

«Если б ты только знала, как я тебя люблю!»

– По-моему, среди них есть вполне симпатичные люди. Катюш, откажись ты от этого заказа.

– Дима, это же деньги, – она привстала и отложила раскрытую книгу.

– И сколько тебе обещали?

– Целых сто восемьдесят долларов.

Астрыкин положил на плед перед женой банковскую упаковку стодолларовых купюр.

– Откуда столько? – почти невозмутимо отреагировала красивая меланхоличная Катя.

– Лучше спроси – куда? Я побегу перекушу, сегодня был очень тяжёлый день. А ты привыкай к мысли о том, что скоро мы переезжаем в собственный дом под Москвой и у меня будет высокооплачиваемая работа.

– Неужели Артём наконец для брата расстарался? – она трогала длинным тонким пальчиком американские деньги, как хомячка, которого ей только что подарили, но она его пока побаивалась.

– В самую точку, Катенька! Брательник, родная кровь! – он побежал ужинать.

Катя подумала: странный какой-то сегодня.

«А богатому коммерсанту Артёму давно пора было помочь интеллигентному бедствующему брату», – сделала аналитический вывод хрупкая мать большого семейства.

Она закрыла глаза и предвкусила, как её любимый «ракетный катер», заправившись острыми котлетами, через ванную уже лёг на боевой курс, и вот-вот на всех парах влетит сюда. После небольшой прелюдии, жадного покусывания её огромных колоколообразных тёмных сосков, – он с дрожью и трепетом войдёт в свою любимую тесную гавань с буйной ароматной растительностью по берегам, и, чтобы сокрушить «противника», вновь и вновь будет наносить ему таранные удары в самую чувствительную глубину обороны. За время налёта жертва успеет не менее трёх раз бурно ответить супостату, и каждая из этих контратак вызовёт у агрессора дикий восторг.

Погода для «стрельб» идеальная, температура из-за разыгравшегося бронхита – тридцать семь и восемь, а это как раз то, что нужно её развратнику-математику, – он любит погорячее.

Мечты о приближающемся «морском бое» Катеньку увлекли.

Она и не почувствовала, как пачка твёрдой валюты мелкими шажками поползла вниз, на старый ковёр у дивана, чего не скажешь о курсе доллара, который неумолимо поднимался изо дня в день.

Вечером 20 февраля 1999 года, в субботу, в трескучий московский мороз, бывший полковник ГРУ Роберт Волохов рубил дрова, наслаждаясь хрустальным воздухом леса.

Под фонарём у сарая топор позвякивал о берёзовые поленья на одной ноте – скорее всего это было «до» второй октавы: когда-то дровосек закончил музыкальную школу и имел тренированный слух.

Чёрное стылое небо нависало над самой головой россыпью ярких разнокалиберных звёзд и навевало философские размышления о смысле жизни и бренности бытия. Всё это не мешало военному разведчику по привычке прислушиваться к редким шагам за глухим деревянным забором. Снег скрипел громко, и Шкипер пытался угадать возраст и пол проходивших мимо его дачи.

Психологи говорят, что хорошо организованный интеллектуал может делать сразу несколько дел, но максимум – до семи. Особо одарённые способны, конечно, и на большее, но тогда человек начинает психовать, и это сказывается на качестве работы.

Шкипер выполнял сейчас всего четыре действия: рубил дрова, слушал скрипящий снег под ногами невидимых прохожих, анализировал ситуацию в холдинге и под нос напевал одну из своих любимых песен, где были такие слова: «Легендарный Севастополь, неприступный для врагов! Севастополь, Севастополь! Гордость русских моряков!»

Пять лет тяжёлой, во многом непредсказуемой, недофинансированной работы в условиях политической нестабильности, постоянной чехарды в руководстве, тяжёлых потерь, кажется, закончились. В эти годы вместилась и позорная чеченская война, и ещё два боевых ордена, и увольнение из армии.

Наконец, установили генералов-коррупционеров, энтузиастов личного интереса по теме экспорта вооружений. Сейчас их разрабатывают военная прокуратура и контрразведка.

Международного торговца оружием Вайка арестовала болгарская полиция – прямо на пляже, на Солнечном Берегу, в «мёртвый сезон». Его телохранитель, албанец, попытался оказать вооружённое сопротивление, но был нейтрализован заранее посаженным на крышу гостиницы снайпером. Через две недели Вайка обнаружили задушенным в тюремной камере, но и это уже не проблема Шкипера, а чужая головная боль.

Его поблагодарили за службу, выдали небольшую премию. Генерал Елагин заметил: «Ты теперь, полковник, и так богаче всех нас – на тебя целая армия бандитов работает».