Подпись (опускается).

Когда Ася Генриховна Бирнбаум узнала в трубке голос своей подруги юности Клары Дубок, она выронила из рук дуршлаг, в который были нагружены только что отваренные макароны. Готовилось любимое блюдо мужа, председателя правления банка «Ротор», – с сыром «Рокфор», болгарской брынзой и домашним творогом.

– Кларка, ты где?

– Где-где – в Караганде! – нервно поиздевалась над подругой Клара, – в Москве я, в столице вашей – сорри! – нашей родины!

– Как же ты бросила свой Детройт, свою прачечную, Моню и детей? Я жду тебя – прямо сейчас! Никаких отговорок не принимаю – слышишь? – Ася от возбуждения упала на диванчик и тут же забыла, зачем вообще пришла на кухню.

– Отчиняй ворота, Асятка, я уже в твоём пахучем подъезде!

Первым на нежданную гостью налетел белый пудель Шерри, который обожал всех и всяческих гостей. Он лаял, визжал, извивался и подпрыгивал на метр от пола.

– Ах, ты ры-ыбонька моя! – причитала Клара, целуя собаку, – какое же счастье, что ты до сих пор живой!

Она так стиснула бедного кобелька, что тот взвизгнул: эй, американка, полегче, так не договаривались!

Все возможные сценарии приёма любимой подруги, семь лет назад выехавшей на постоянное место жительства в США, из головы Аси улетучились. Она беспомощно стояла, пыталась овладеть нахлынувшими чувствами и обильными слезами; что-то надо было говорить, она и говорила – ругала Кларку на чём свет стоит, что та заранее не предупредила о приезде.

– Негр не велел! – оправдывалась Клара Дубок, и Ася решила, что так она теперь называет любимого Моню, с которым они на пару горбатятся в своей семейной прачечной – от зари до зари, как крепостные крестьяне в России до 1861 года. И как только Ася попыталась овладеть ситуацией, чуть ли насильно стягивая тоненькую дорожную курточку с пышного тела Клары, гостья вывернулась и запричитала:

– А где тут у нас поводок? Гулять-гулять-гулять – и прямо сейчас!

– Да ты чего, Кларка, мы только вернулись, полтора часа бродили – по такой-то погоде!

– Не спорь, Асятка! Мамочка сказала гулять – значит гулять. Правда, Шерочка?

Пудель от восторга завыл.

– Ну, ты хоть сумку-то оставь! – резонно предложила хозяйка, когда они выходили из квартиры.

– Не могу! – комично прижала дамскую сумочку к своей необъятной груди Клара Дубок, – всё своё ношу с собой!

От шумного Каширского шоссе дом отделял широкий газон без тротуара, как будто специально устроенный для выгула собак. Туда почти бегом и устремилась Клара Дубок, держа на поводке пуделя. Как только цель была достигнута, она отцепила поводок, лихо присвистнула, и Шерри припустил по траве, всё ещё не веря своему счастью.

И тут Ася остолбенела, увидев изменившееся лицо подруги.

– Слушай меня внимательно и не перебивай.

Теперь Клара Дубок являла собой деловитую служащую похоронного бюро, которая за деньги вынуждена быть собранной и организованной, в то время, как у её клиентов горе и полная неспособность соображать.

– Значит так – ты тут со своим Вадиком крепко попала. На меня в Детройте вышли очень серьёзные люди. Прикидываешь: где Детройт, а где вы с Вадиком? Им нужна его должность – срочно. Возникнут – пусть Вадик со всем соглашается.

Они так и сказали: если договоримся – жертв и разрушений не будет. Лично я поверила, захотели бы убить, нечего было бы меня в Детройте искать. Тот негр дал выигрышный лотерейный билет. А где бы я взяла деньги на поездку через Атлантику в Лозовую к больной маме? Мой Моня ничего не знает. Я так вас всех люблю! Асяточка, родненькая, рыбонька моя, они хотели напугать меня, и это им удалось. Теперь я хочу, чтобы напугалась ты, и вы с Вадиком сделали так, как хочет эта русская мафия. Чёрт с ним, с этим банком! Будете жить по-людски где-нибудь в Европе. А хотите – давайте к нам, в Детройт. Вон Ирка Гецкозик, только приехала, а уже – домина, как Кремль, четыре гектара земли, вся мебель кожаная, а по стенам вместо эстампов телевизоры. Вам надо тикать, и эта мафия поможет, у них к Вадику есть какой-то свой интерес. Не знаю, как там Моня сейчас без меня, плакал, когда уезжала. У меня через четыре часа самолёт на Харьков, через Киев. На денёк к маме и – обратно, больше не заеду, извини, подруга, негр не велел. Уматываю прямо сейчас.

Да какая там сумка, это – подарки! Если б ты знала, как они в Детройте ко мне подкатились! Пришёл сантехник, а Моня развозил чистое бельё на нашей дряхлой «субару». Этого негра я никогда раньше не видела, говорил, новичок. Ну, предложила ему стакан апельсинового сока, свежевыжатого, они, чёрные, любят, когда с ними по-людски. Я ж говорю: сантехник – отец родной, вечно где-нибудь подтекает, прорывает, стиральные машины пора менять, водомеры – барахло. Он присел, вежливый такой, интеллигентный.

Пригубил сок, осмотрелся, помолчал. И вдруг – как чесанёт по-русски! Я такого языка сроду не слышала, где он его только учил, «сударыня» да «сударыня». Он всё и объяснил, как нам с тобой теперь жить. Ушёл, а я думаю себе, – может, приснилось? А лотерейный билет на столе! А отпитый сок! А стиралки – все работают, ничего не подтекает. Выходит, не приснилось. Больше я того негра не видела, да он и не велел искать: «Это опасно для вашей безопасности». Ты представляешь их возможности! А сумма лотерейного выигрыша! Асяточка, мы теперь и все машины поменяем, и сушилку, и гладилку и пикап новый купим, а то у этой «субару» от старых хозяев уже колёса в разные стороны разъезжаются.

После экскурсии на остров Валаам, когда сбавили скорость и пошли по узким протокам и заливам Ладожского озера, в машинном отделении катера председатель правления банка «Ротор» Вадик Бирнбаум и получил предложение, отказ от которого означал неминуемое отбытие, как говорят североамериканские индейцы, в страну счастливой охоты.

– Вывезем мы вас цивилизованно, по еврейской визе, в Германию. Все документы оформят наши люди. Гарантируем полную секретность как всей подготовительной процедуры, так и организации самого выезда. Там сможете расслабиться: Желвак не станет тратить деньги на организацию акции за рубежом – скуповат.

Загримированный Шкипер продолжал:

– А в ФРГ мы с вами ещё поработаем – к обоюдному удовольствию и взаимной выгоде.

До отъезда живите спокойно, только не провоцируйте Желвака, он склонен принимать скоропалительные решения. Вы лучше меня знаете: «степенно, но мгновенно». Наши люди вас подстрахуют. Сейчас грянет дефолт, и Желваку будет не до вас.

Информация, которую вы нам предоставили по активам и счетам банка, так быстро, как российский рубль, не обесценится. А там пробьёт час: Белорусский вокзал – Брест – Вроцлав – Франкфурт-на-Одере – Берлин. Прощайте, пахан, братки, «смотрящие» и весь этот ужас криминальной России! И – здравствуй, чистенькая, сытая, законопослушная Европа!

А Вадик Бирнбаум подумал: «Как бы там Лариса на палубе не замёрзла. Говорил ей, возьми кофточку. Так нет же – лето, лето… А от воды холодом тянет».

Ларисой он всю совместную жизнь называл жену Асю.

9 августа, в воскресенье, в Москве снова собрались все «смотрящие», человек восемь авторитетов со всей страны, а также особо доверенные финансисты и менеджеры холдинга из разных регионов. По два-три человека в течение суток под усиленной охраной Желвак вывез весь этот «коллектив» в своё заветное место, под Ярославль, в Тутаевский район. Там, в Сосновом бору в понедельник состоялся очередной оперативный сход.

Москва была против этого сбора, но настаивала братва с мест, и Желвак решил – пусть.

Братве не терпелось ещё раз «пощупать», не прогнали ли им тогда, в июле, фуфло, так ли всё течёт, как обсказал этот умник Лёня Кинжал.

Все планы по подготовке к кризису выполнены. Местные менеджеры подошли к делу с выдумкой. Например, подмосковные структуры предложили закупить во Франкфурте-на-Майне огромную партию обуви и одежды – почти задаром, учитывая масштабы опта.