– Захарыч, объяви.

Толстый снова стал манипулировать своей записной книжкой:

– В возбуждении уголовного дела против Чекашкина А.В. отказано – ввиду смерти подозреваемого. В новогоднюю ночь в следственном изоляторе повесился Ян Григорьевич Сухогрыз, он же Цыпка.

Кинжал залпом допил свой глинтвейн.

– Самоубийство – самый страшный грех, – Желвак встал и трижды перекрестился. – И всё-таки пусть его Бог простит! Цыпка нам очень помог.

Во время вечернего моциона со своим начальником службы безопасности и четырьмя телохранителями поодаль Желвак приказал в отношении Кинжала:

– Наружка-прослушка – по полной программе. Все контакты на видеозапись. Докладывать каждый день.

В холдинге Желвака степенно, но мгновенно делалось всё – стиль работы босса.

Кинжала взяла в оборот специально назначенная Ликуша.

На своём двести двадцатом «мерседесе» она возила Брута по бутикам, торговым центрам, где они покупали всё необходимое для его новой жизни. Вкус у Ликуши был отменный, она имела врождённое эстетическое чувство.

Кинжал не протестовал. Он понимал – одного не оставят.

Началась подготовка к пластической операции. Здоровье пациента основательно проверили, для чего напрягли и компьютерную томографию, и новейшие методы анализа крови, и японскую методику исследования кишечника. На доклад врача, посвящённый состоянию здоровья «крестника», Желвак потратил целых пятнадцать минут.

Ждали приезда из Европы знаменитого пластического хирурга Гоши Фильтермейстера, который и должен был подогнать физиономию Кинжала под стандарты Леонида Сергеевича Брута.

Кинжал понимал, в какой водоворот занесла его судьба. И вопроса, что будет дальше, себе не задавал. Единственное, что его беспокоило – как стать хозяином обстоятельств, а не их рабом. Он продолжал дубасить подвешенную дома грушу: четыре тысячи ударов в день. Сбиться не давал специальный электронный счётчик. К этому надо добавить ещё пару тысяч – имитацию ударов, нырков и уходов с пятикилограммовыми гантелями в руках.

К удивлению Желвака, он не пытался услышать по телефону голос жены или детей. Во всяком случае, ни одного телефонного звонка по известным номерам зафиксировано не было. Распечатки от оператора сотовой связи тоже демонстрировали полное отсутствие подозрительных номеров.

«Все старые связи резко обрубить, – инструктировал его контрразведчик Желвака, – Вы – другой человек и начинаете жизнь с чистого листа».

Таковы были правила, и Кинжал их неукоснительно соблюдал.

Другим откровением для пахана было непостижимое равнодушие Кинжала к противоположному полу.

Они с Толстым считали – и жизнь это подтверждала – что устоять против чар Ликуши не мог ни один двуногий самец.

Выходит, ошиблись.

Ему стали оперативно подставлять девушек – всё без толку.

В квартиру звонили несовершеннолетние девочки, якобы соседки. Первая попросила ввинтить лампочку на площадке. Другая пожаловалась, что дома одна, а в дверь постоянно кто-то стучит: не мог бы он посидеть с ней хотя бы часок. Лампочку он ввернул, с девочкой посидел. Всё фиксировалось на видеокамеру – только смотреть было не на что.

Желвак требовал от Толстого – объясни, что происходит? Может, он после перенесённых стрессов стал импотентом? Курить вдруг бросил – ни с того, ни с сего…

«Всё, что мы могли с ним сделать, мы уже сделали. Теперь его ход», – так думал Толстый про себя. Вслух же сказал: «Сильный, хитрый и опасный фраер. Нахлебаемся мы с ним ещё».

Он озадачил пахана рассказом о том, что такое малайский крис, – именно такое погоняло хотел принять Кинжал. Оказывается, это клинок с волнистым лезвием. «Ну, и что?» – не понял Желвак. «Как – что? Не прямой, а кривой – неужели не понимаешь?»

При этом Толстый показал рукой, как некоторые фраера предпочитают ходить кривыми дорожками.

«Туфта», – сказал Желвак, а сам задумался.

Время от времени Толстый возвращался к одному и тому же вопросу: с чем связан этот проект? Чувствовал, что Желвак не хочет говорить и не скажет. Однажды Захарыч даже поставил вопрос ребром: «Я не могу дальше его раскручивать, не имея информации, для чего мы его готовим».

В ответ пахан наградил его таким взглядом, что больше Толстый этот разговор не затевал.

Желвак смотрел на фотографию на памятнике и в десятый, наверное, раз спрашивал: «Алёнушка! Кто он? Откуда ты его знаешь? Хоть намекни. Не нравится мне этот фраер».

На надмогильной плите Алёнка смеялась.

И молчала.

Кинжал проявил инициативу – записался на компьютерные курсы.

Правда, уже на следующий день Ликуша привезла к нему на Нижние Мневники странного типа с пирсингом в ушах и губах, который назвался Крысоловом. «Это – шоб ты на курсах не светился, – объяснила Ликуша, – Нечего тебе там делать. Будешь дома учиться».

Два грузчика внесли в квартиру несколько коробок. Ликуша исчезла, а Крысолов стал подключать компьютер, установил модем и прогундосил: «Это теперь ваше. Приступим, Леонид Сергеич».

Теперь Кинжал окончательно убедился, как внимательно отслеживаются все его передвижения и контакты, даже когда рядом нет соглядатая в голубой норковой шубке.

В их институте в Питере компьютер был один – у директора. Пользоваться им он не умел, но держал включённым, чтобы входящие видели: шеф занят, работает. И вот – подарок, как сказала Ликуша, от Желвака.

Раз в неделю босс обсуждал Кинжала со своим заместителем по безопасности, бывшим полковником контрразведки. Однажды Желвак спросил, знает ли Брут, что за ним следят? На что получил твёрдый ответ – нет, не знает. А как это определяется? – не унимался пахан. Ему ответили, что это целая наука, но ошибки быть не может.

Выезжая в город, Кинжал не проверяется, не путает следы, не пытается оторваться от «хвоста». Но Желвак дожимал полковника, нет ли и здесь подвоха со стороны объекта, и однажды нарвался на неприятный для себя разговор. Контрразведчику, видно, надоела эта игра втёмную, и он решил взбунтоваться: «Сергей Палыч, обеспечьте нас информацией: кто он по профессии, какая у него подготовка по нашей части?

Только в этом случае я смогу на все ваши вопросы ответить более обстоятельно. Мы пасём объект, ничего о нём не зная. Вы извините, шеф, но это, по меньшей мере, непрофессионально».

А что мог сказать Желвак? То, что в досье? А если это туфта, прикрытие, легенда?

Тем не менее, он вручил полковнику папку с информацией на Чекашкина, собранную питерскими милиционерами прошлым летом: «Проверь, уточни. Там ответы на все твои вопросы».

Палыч в компьютерах не рубил. Более того, он их побаивался. Раз в месяц он встречался с известным в узких кругах хакером Утконосом, тот рассказывал о возможностях компьютерных технологий, после чего Желвак целые сутки ходил больной.

Пару раз он даже пытался Утконоса побить.

В конце марта, когда Кинжал приходил в себя после хирургического вмешательство в ткани его лица известного в Европе, как он себя называл, «шнобелиста» Гоши Фильтермейстера, Желвак вызвал Утконоса.

Тот пришёл с какой-то маленькой штуковиной, похожей на калькулятор. На вопрос

Палыча, что за хрень, ответил – компьютер. Лучше бы он этого не говорил. То, что эти блядские штуки могут быть такими маленькими, было выше понимания пахана.

Бить хакера он не стал, отложил экзекуцию до следующего раза, потому что ему не терпелось узнать, что нарыл этот Утконос лапчатый.

Тот повозился со своим калькулятором и глухим голосом человека, не привыкшего много разговаривать, поведал хозяину следующее.

Со взломанного компьютера не было отправлено ни одного электронного письма, равно как ни единого не получено. Были многочисленные выходы на сайты, посвящённые организованной преступности, видам криминального бизнеса, проблемам финансовой безопасности. Объект очень легко пользовался англоязычными и франкоязычными сайтами, где задерживался по нескольку часов: видно, свободно владеет этими языками. Второе направление интересов объекта – бизнесаналитика, и особенно сайты, связанные с эконометрикой. Вполне возможно, что он ориентируется в котировках биржевых показателей, так как имело место скачивание информации. И при всём том объект как пользователь – явный «чайник».