Постараемся сделать общий обзор тех положительных последствий, которые непосредственно вытекают из противоположности этих основных принципов. Нам нет надобности развивать их диалектически: мы можем распознать их на деяниях двух великих мастеров, Наполеона и Фридриха.
Наполеон в своих концепциях кампаний всегда устремлял взор на неприятельскую армию и ставил себе единственной задачей не только ее атаковать, но и по возможности уничтожить.
Фридрих также выдвигал принцип: "Кто хочет сохранить все, не сохранит ничего. Следовательно, самый существенный предмет, на котором надлежит сосредоточиться, - это неприятельская армия". Однако мы видели, что для Фридриха этот принцип имел лишь относительное значение, что он то и дело, и притом весьма сильно, от него отклонялся. Для Наполеона же он имел значение абсолютное. Наполеон, когда он имел дело с несколькими противниками, мог с ними покончить со всеми поодиночке - одним за другим. В 1805 г. он разбил австрийцев (под Ульмом); затем - русских с остатками австрийцев (под Аустерлицем) раньше, чем пруссаки успели вмешаться. В 1806 г. он опять-таки наносит поражение пруссакам раньше, чем подоспели русские (Иена), и в 1807 г. он бьет русских раньше, чем австрийцы снова собрались с силами.
Совсем иначе действовал Фридрих в начале Семилетней войны. Уже в июле 1756 г. обстановка совершенно созрела: австрийцы еще не вполне подготовлены, русские и французы - далеко. Однако вместо того чтобы, по возможности, поспешить нанести удар, Фридрих искусственно затянул начало кампании до конца августа. Будь он стратегом сокрушения, т.е. если бы средства, коими он располагал, дозволяли ему быть таковым, мы бы были вынуждены увидеть в этом его поведении величайшую ошибку всей его военной карьеры. Но так как план полного сокрушения Австрии даже при самых благоприятных условиях был для него исключен, то надо признать, что он действовал правильно, ограничившись на этот год оккупацией Саксонии и приступив к ней так поздно, что французы уже не сочли удобным помешать ему в этом.
Мы видим, как действуют те, кто пытается для вящего прославления Фридриха доказать, будто в следующем году он действительно возымел намерение сокрушить Австрию (сражение под Прагой, осада Праги). Если бы такой план был действительно выполним в 1757 г., то насколько легче было бы его осуществить в 1756 г.! Ясными и последовательными представляются действия Фридриха только на почве стратегии измора. А если это так, то наоборот, мы можем использовать эту завязку Семилетней войны в ее коренном противоречии с действиями Наполеона в 1805 и 1806 гг. как самое блестящее и богатое выводами доказательство естественной противоположности между сущностью и принципами обоих видов стратегии, которые устанавливаются исторически.
Пойдем дальше по тому же пути.
В стратегии измора на первом плане стоят осады крепостей, меры воспрепятствования им, освобождение от осад, - у Фридриха, правда, в меньшей мере, чем у его противников, но все же в значительной степени. Наполеон во всех своих кампаниях (если не говорить о побочных предприятиях) осаждал лишь две крепости: Мантую в 1796 г. и Данциг в 1807 г. Да и на эти две осады он решается лишь потому, что со своими наличными силами он временно оказывается не в состоянии продолжать и двигать вперед войну в открытом поле против неприятельской полевой армии. При стратегии сокрушения осаждают лишь то, чего в конечном счете нельзя не осаждать, хотя бы, например, самую неприятельскую столицу, как Париж в 1870 г., или крепость, если в ней окажется запертою целая неприятельская армия, как Мец в 1870 г., или же если речь идет о мелких, побочных действиях. Для Фридриха же взятие крепости вроде Нейссе (1741 г.), Праги, Ольмюца, Швейдница (1762 г.) нередко составляет самую задачу кампании.
Фридрих категорически учил: "Если вы окажетесь в стране, в которой много крепостей, то не оставляйте ни одной из них в тылу у себя, но возьмите их все; при этих условиях вы будете методически продвигаться вперед и вам не придется беспокоиться за свой тыл34.
Если бы союзники вздумали придерживаться этого принципа Фридриха в 1814 г. при своем вторжении во Францию, они бы никогда не одолели Наполеона.
Фридрих сооружал каналы; он пользовался водными путями не только для торговых сношений, но и для доставки продовольствия для своих войск; Наполеон строил шоссейные дороги: он вел войны прежде всего мартами.
Для Фридриха сражение, согласно часто повторяемому им выражению, представляет "рвотное", которое дают больному. "Мне ничего другого не оставалось", - неоднократно пишет он, когда он хочет оправдать принятое им: решение - дать сражение35. Оно представляется ему вопросом, обращенным к судьбе, вызовом, брошенным случаю, который решит исход неучтимым наперед способом. Наполеон же заявлял, что его принцип - никогда не решаться на сражение, не имея 70% шансов на победу на своей стороне36. Если бы Фридрих держался этого принципа, то он едва ли мог дать хотя бы одно сражение. Но это вызывается не различием в степени отваги обоих полководцев, о которой вообще не может быть и речи, а различием в системе: если бы стратегия сокрушения смотрела на сражение как на решение, зависящее от случая, то и вся война оказалась бы делом случайности, ибо исход ее зависит от сражения. В стратегии же измора сражение является одним моментом из многих, и решение, которое оно приносит, может быть снова уравновешено. Фридрих, взвешивая шансы одного сражения, писал однажды: "Даже если бы оно было проиграно, наши обстоятельства от этого не ухудшились бы против их настоящего положения"37. В устах Наполеона такая фраза была бы непонятна и невозможна. На его взгляд выигранное или проигранное сражение, при каких бы то ни было положениях, коренным образом меняет обстановку. Пруссия могла залечить рану, нанесенную ей под Кунерсдорфом, Вену же - нет. Мы видели, как принцип, неоднократно провозглашенный Фридрихом, что для сражения следует привлекать все находящиеся в распоряжении силы, в значительной мере ограничивался им при практическом применении. Наполеон же проводил его действительно до конца, хотя, конечно, и это не следует понимать в абсолютном смысле38. Он пишет Мармону (15 ноября 1805 г.): "Мне приписывают несколько большую долю таланта, чем другим, а все же, чтобы дать сражение неприятелю, которого я привык побеждать, я никогда не считаю, чтобы у меня было слишком много войск; я стягиваю к себе все то, что я могу собрать".
Фридрих держался правила составлять возможно более широкий план кампании, про который он сам себе заранее говорил, что его проект при выполнении съежится. Этот принцип он постоянно повторяет: "Широко задуманные планы кампании, - читаем мы в его политическом завещании 1768 г., - без всякого сомнения самые лучшие, ибо при их выполнении сразу замечаешь, что может оказаться невыполнимым, и, ограничиваясь выполнимым, продвигаешься дальше вперед, чем при маленьком проекте, который никогда ни к чему великому привести не может". "Такие широкие планы не всегда увенчиваются успехом; зато, если их удастся осуществить, то они решают исход войны". "Составьте четыре таких проекта, и если хотя бы один из них удастся осуществить, то вы вознаграждены за все ваши труды"39. Таким образом, если сравнить его первоначальные проекты с последующим их выполнением, то получается впечатление, словно его способность к действию - не на высоте его стратегических идей. Не может быть более грубой ошибки! Он вполне сознательно наперед составлял планы, выходившие за пределы возможного, с тем, чтобы в дальнейшем ни при каких обстоятельствах не оказаться ниже уровня возможного. Суровые факты ставили ему границы, он знал, что это так будет, и этого-то и хотел. Поэтому его стратегические идеи могут быть достойно оценены лишь при этой оговорке.
С Наполеоном дело обстоит иначе. Его планы не съеживались при их выполнении, но скорее разрастались. Он сам о себе говорил: "Нет более малодушного человека, чем я, когда я составляю план кампании; я в преувеличенном виде представляю себе все опасности, и все обстоятельства рисуются мне в таких мрачных красках, как это только возможно; я нахожусь в болезненном возбуждении. Это, впрочем, не мешает мне казаться окружающим бодрым и веселым. Но раз я принял решение, я забываю все и думаю лишь об одном - что может способствовать удаче".
