В третьей войне Людовика (1688 - 1697 гг.) мы уже снова наблюдаем более сильное напряжение боевой энергии и разряды ее, однако единственное сражение, повлекшее за собою существенные последствия, было сражение на реке Бойне в Ирландии (1690 г.), в котором Вильгельм III одержал победу над Яковом II, что окончательно лишило Стюартов престола; а Флёрюс (1690 г.), Стеенкеркен (1692 г.), Неервинден (1693 г.), при значительной их кровопролитности, почти не оказали никакого действия.
Как новое, ужасное средство войны, появляется систематическое опустошение целых пограничных областей Пфальца в 1689 г., чтобы затруднить неприятелю наступление на этом направлении и облегчить французам оборону крепостей, которые они намеревались удержать за собою, - Майнца и Филиппсбурга. Как ни жестока была эта мера, однако она все же не достигла намеченной цели, ибо немцы все-таки осадили и взяли обратно Майнц. В 1704 г. союзники намеревались проделать то же самое в Баварии и даже приступили к выполнению своего замысла. Принц Евгений писал: "Таким образом, я, в конце концов, не вижу иного средства, как разорить и опустошить всю Баварию и окружающие ее области окончательно (totaliter), для того чтобы на будущее время лишить неприятеля возможности продолжать (prosequieren) войну из Баварии или окружающих ее областей".
Затем идет война за Испанское наследство с ее грандиозными сражениями при Гохштедте (1704 г.), Турине (1706 г.), Рамильи (1706 г.), Уденарде (1708 г.), Мальплаке (1709 г.), результаты которых, однако, заключаются лишь в том, что французы оттесняются вновь в свои границы.
В то же самое время Карл XII пытается сокрушить своих противников все повторяющимися решительными ударами.
Во время войны за Польское наследство (1733 - 1735 гг.) напряжение боевой энергии незначительно, и война протекает без крупных решительных действий.
Тот факт, что решительные сражения, которые во время войны за Испанское наследство хотя порою и имели весьма ожесточенный характер, но представляли лишь редкое явление, а после Мальплаке уже вообще не имели места, сопоставляются со сражениями, все чаще и чаще повторяющимися со времени появления Фридриха Великого, и послужил поводом к обоснованию мнения, будто Фридриха Великого вообще не следует относить к представителям двухполюсной стратегии, а надлежит его рассматривать, так сказать, как инициатора и творца стратегии сокрушения, которая впоследствии была доведена Наполеоном до высшей точки. Это представление, как мы ниже докажем более подробно, совершенно ошибочно. Частые решительные сражения, которые характеризуют метод ведения войны Фридриха, имеют своей основной причиной не какой-либо новый принцип, но титанический склад характера
Фридриха, всегда стремившегося к великим решениям. Средство же, при помощи которого он надеялся добиться желанного решения и которое он для этой цели подготовил, это - косой боевой порядок. "С армией в 30 000 человек, - писал он, - можно победить 100 000, если взять их во фланг". Превосходящая все прочие армии Европы способность маневрировать и проворство пруссаков открывали королю возможность выполнять нужные фланговые движения, прежде чем неприятель мог защитить себя от них. Вот в этом и надо искать источник повышения тонуса традиционного военного искусства; оно и толкало короля к полюсу сражения и накладывало столь существенный отпечаток на картину Семилетней войны, отличавший ее не только от прежних кампаний, протекавших без сражений, но и от войн Густава Адольфа, Мальборо и Евгения. Тем не менее метод ведения войны Фридриха остается в границах стратегии измора и нередко толкает его назад, к полюсу маневрирования, в особенности тогда, когда противники в занятии позиций, возведении полевых укреплений и в усилении артиллерии нашли средства оградить себя от опасности внезапной фланговой атаки косым боевым порядком.
В ходе нашего изложения мы выявим и остановимся на тех моментах, которые даже при наличии качественного, а иногда и количественного превосходства связывали короля и препятствовали ему развивать преследованием победу до принуждения противника к миру, т.е. перейти к стратегии сокрушения. Кое-что отметим теперь же.
Прежде всего укажем на чрезмерно высокий процент ненадежных элементов в его армии, который заставлял его всегда считаться с угрозой дезертирства. Его наиболее обширное дидактическое сочинение "Генеральные принципы войны" ("General-Prinzipien vom Kriege", 1748 г.) начинается с 14 правил о том, как бороться с дезертирством на войне: "Не должно становиться лагерем близ леса; во время походного движения через лес надлежит высылать по бокам пехоты гусарские разъезды; следует по возможности избегать ночных переходов; солдаты должны всегда в походе идти повзводно; при проходе через теснины, при входе и выходе их, должны быть поставлены офицеры, которые бы тотчас же снова строили войска".
Ночные атаки он запрещал самым решительным образом.
Безусловно не допускается распускать войска и рассылать их для реквизиций по стране. Лишь в самых исключительных случаях, при быстрых маршах, Фридрих организовывал снабжение своих войск продовольствием через местных жителей. Переходы не должны были также быть слишком длинными и утомительными; иначе некоторые отставали, и такой пример мог оказаться заразительным.
C такой армией стратегическое преследование является совершенно невыполнимым. Даже непосредственное преследование сильно ограничивалось требованием поддержания порядка, являвшимся верховным законом. В диспозиции для сражения под Цорндорфом121 категорически предписывается: "...хотя первая линия и не должна задерживаться на том рубеже, где был опрокинут неприятель, а продолжает далее наступать нормальным образом, предоставляя это второй линии", но в то же время категорически запрещается преследовать противника бегом, а надлежит "следовать за ним установленным шагом". Дальнейшее преследование принципиально производилось только отдельными отрядами, которые должны были сопровождать отступательный марш противника, висеть на его походных колоннах и отбивать у него подвозимые запасы. Но сперва производился сбор одержавшей победу армии.
Несомненно, такой полководец, как Фридрих, не мог не сознавать всего значения преследования после победы, и, особенно после Гогенфридберга и Лейтена, он старался его осуществить; однако после Гогенфридберга - совершенно безуспешно, а после Лейтена - с очень скромными результатами, хотя преследованием руководил Цитен.
Маршал Саксонский в своих "Мечтах" ("Rxveries") рискнул подняться до следующего парадокса: "...после победы все маневры хороши, за исключением благоразумных"; Фридрих же более реалистично рекомендовал осторожность именно в преследовании, ибо здесь особенно легко может последовать обратный удар122. "Никогда, - пишет он, - армия не бывает менее пригодной для боя, как тотчас после одержанной победы. Все решительно вне себя от радости, толпа в восторге, что избежала опасностей, которым она подвергалась, и ни у кого нет охоты снова подставлять им свой лоб".
Невозможность уничтожающего преследования в свою очередь оказывала влияние на решение - дать само сражение. Во всяком случае, риск был очень велик, потери болезненны, ожидаемые же выгоды, за невозможностью преследования, более или менее ограничены. Если опасение внезапного поворота счастья доводило до совета строить для бегущего неприятеля золотой мост, то тем более становится ясным, что полководец нелегко приходил к такой оценке обстановки, из которой бы вытекало, что дать сражение - разумно. Когда Франциск I в 1536 г. одной выдержкой принудил Карла V, проникшего до Марселя, очистить Францию и отступить за Альпы, французы порицали короля, что он не причинил императору больше вреда при его отступлении. Впоследствии Иовий расспрашивал по этому поводу короля, и тот ему ответил, что он не вполне доверял своим ландскнехтам и придерживался принципа древних, что отступающему неприятелю не только следует построить мосты, но и позолотить их.
