Приблизительно в то же самое время фитильный замок был заменен кремневым73, преимущества которого, в частности в дождливую погоду, ясны сами собою. Однако невыгоды не вполне надежного зажигания казались настолько существенными, что Ле Телье во французском уставе 1665 г. строго воспрещал пользоваться новым оружием. Найденные во время смотра ружья комиссия должна была немедленно ломать и заменять другими за счет капитанов. Поэтому сконструировано было оружие, в котором одновременно имелся и фитильный, и кремневый замок, но скоро победило простое кремневое ружье.
Целый ряд мелких усовершенствований в устройстве полки, затравки и затвора полки, замена шомпола деревянного железным, усовершенствование колец, куда вставлялся шомпол74 и приклада, особенно же применение бумажных патронов, все время улучшали оружие и придали ему уже в начале XVIII столетия ту форму, которую оно сохранило без существенных изменений на протяжении более столетия. Война за освобождение Германии велась почти тем же самым оружием, как и Семилетняя война.
Всерасширяющееся применение и усовершенствование огнестрельного оружия заставило пехоту еще во время Тридцатилетней войны постепенно снимать предохранительное вооружение - панцирь и железный шлем, что усилило подвижность войск.
Все более и более совершенствовавшееся в техническом отношении оружие могло быть использовано путем лучшего обучения солдат в постоянной армии с всевозрастающей интенсивностью. При шестишеренговом построении можно было пустить в действие все мушкеты лишь при посредстве караколе, что легко могло привести войска в расстройство. Поэтому построение сделали более тонким, доведя его до четырех шеренг, и наконец, у пруссаков - до трех, причем первая шеренга становилась на колено, так что все наличные ружья могли сразу начать действовать75. Фридрих Великий стремился также сгустить строй таким путем, чтобы на четырех человек по фронту приходилось уже не четыре шага, а только три76. Путем постоянных упражнений при этом скорость огня доведена была до крайней степени. При большой неточности каждого отдельного выстрела с самого начала отказались от прицеливания и даже от обучения ему и искали достижения эффекта в возможно скоро производимом, залп за залпом, массовом огне по команде. Если Фридрих еще и указывал, чтобы не слишком торопились с огнем - "человеку всегда надо сперва увидать, куда он стреляет", - то впоследствии было даже прямо запрещено целиться. Зато особенное значение придавали тому, чтобы залп выпаливался дружно и звучал как один выстрел. Предполагалось, что одновременное попадание такого большого количества пуль усилит деморализующее действие огня.
При Фонтенуа (1745 г.) французская и англо-ганноверская гвардия сошлись без единого выстрела на расстоянии около 50 шагов. Офицеры с обеих сторон любезно предложили друг другу сделать первый выстрел. Англичане дали первыми залп, который оказался таким убийственным, что почти вся французская гвардия была истреблена, а оставшиеся в живых обратились в бегство.
Шарнхорст поучает в своей "Тактике" (§ 178), что беспорядочного огня, то есть одиночной стрельбы, надо старательно избегать. Стрелять следует только залпами. Ибо 10 человек, сраженные сразу, скорее заставят батальон отступить, чем 50, которые будут падать постепенно и в разных местах. Кроме того, солдаты израсходуют все свои патроны и сделают частыми выстрелами свои ружья непригодными: кремни затупятся, а патроны лишь с известным усилием можно будет вогнать в покрытые нагаром стволы. Наконец, офицеры при этом выпускают из рук своих солдат.
Залпы преимущественно давали или целым батальоном, или плутонгами (взводами). Построенный в три шеренги батальон делился на 8 плутонгов; плутонги стреляли поочередно, очень быстро один за другим - 1, 3, 5, 7, 2, 4, 6, 8, так что огонь все время перекатывался. Таким образом, огонь не оставлял для атакующей кавалерии никакой паузы, которой она могла бы воспользоваться для того, чтобы ворваться в пехотный строй. Но такого идеала можно было достигнуть лишь на учебном плацу. По словам Ллойда, Фридрих сам говорил, что огонь плутонгами был бы наилучшим, если бы в действительности был выполним. Беренхорст77 говорит, что только первый залп, пожалуй, дается по уставу или в лучшем случае два или три взвода выстрелят согласно правилам. "Затем начинается всеобщая пальба и обычный перекатный огонь, причем всякий, кто успел зарядить, тот и стреляет, ряды и шеренги перемешиваются, солдаты передней шеренги не успевают опуститься на одно колено, даже если бы они и желали это сделать, а офицеры с низших чинов до самых генералов ничего больше не могут поделать с массой, но вынуждены выжидать, двинется ли она в конечном счете вперед или назад". Эта картина носит отпечаток карикатурного преувеличения, вообще свойственного писаниям Беренхорста; все же одно в нем верно, что в серьезном деле в большей или меньшей степени утрачивалась четкость плацпарада78. Во время атаки пехота, поддерживая непрерывный огонь, должна была продвигаться вперед и под конец броситься в штыки на неприятеля. Однако до штыкового боя дело почти никогда не доходило; в то мгновение, когда атакующая сторона действительно подходила вплотную, обороняющаяся сторона обычно отказывалась от сопротивления. Надо основательно внушить солдатам, писал как-то Фридрих, что в их собственных интересах - добраться вплотную до противника и что король дает им слово, что им нечего ждать в таком случае от неприятеля ответного штыкового удара79.
Мы видим, как эта тактика вполне соответствует составу армии: рядовому ничего не остается делать самому, ему надо только слушаться: он идет, маршируя в ногу, имея справа - офицера, слева - офицера, сзади - замыкающего; по команде даются залпы, и, наконец, врываются в неприятельскую позицию, где уже не ожидается действительного боя. При такой тактике добрая воля солдата, если он только остается в руках у офицера, не играет особенной роли, и можно было рисковать подмешивать в строй чрезвычайно разношерстные элементы.
О той быстроте, с которой один залп следовал за другим, создались легендарные представления; так, например, генерал фон Бернгарди в труде "Современная война" (1912 г.) пишет, что прусская пехота в XVIII веке давала до 10 выстрелов в минуту. Но ведь это настолько очевидная невозможность, что невольно возникает предположение, что автор разумеет в данном случае не отдельные выстрелы солдата, а залпы плутонгов, т.е. не один и тот же взвод выпускал 10 выстрелов в минуту, а батальон давал 10 плутонговых залпов в одну минуту. Однако, по преданию, действительно считают, что каждый единичный солдат мог выстрелить если не десять раз в минуту, то - восемь раз. В действительности во время Семилетней войны максимум скорости, которой достигали при залпах боевыми патронами по команде, был 2-3 выстрела в минуту, а позднее, в обрез, - 4.
Пехотное ружье било на незначительное расстояние, примерно на 300 шагов; на 400 шагов почти не было попаданий80.
Наиболее трудную проблему представляло ведение огня при наступлении, что и в наше время, при рассыпном строе, остается также проблемой. Идеал заключался в том, чтобы при постоянном продвижении вперед попеременно останавливать плутонги и открывать ими огонь. Но это в серьезном деле было невыполнимо, ибо опыт показал, что раз воинская часть остановилась для того чтобы открыть огонь, ее трудно снова привести в движение, а в период между второй и третьей Силезскими войнами составилось представление, что лучше всего вести пехоту в атаку без выстрела и применять огонь лишь для преследования или для обороны. При этом подготовка атаки огнем выпадала на долю легких батальонных орудий, которые следовали за пехотой, перетаскиваемые самой прислугой. Так как действенность ружейного огня не распространялась далее 300 шагов, а регулярный огонь должен был открываться лишь с 200 шагов, у австрийцев даже только в 100 шагах81, то невольно напрашивается вопрос, раз уже подошли на такое близкое расстояние, не лучше ли сразу броситься в атаку, вместо того чтобы, открывая огонь, остановиться и образовать удобную мишень для неприятельского огня. Маршал Саксонский в своих "Мечтаниях" ("RRveries"), вдохновивших Фридриха при написании им поэмы о военном искусстве, предлагал атаковать без стрельбы. Принц Мориц фон Дессау мечтал (1748 г.) о том, чтобы хоть раз в жизни получить приказ его королевского величества "атаковать неприятеля, не заряжая ружей". Действительно, в начале Семилетней войны Фридрих отдал приказ атаковать без выстрела, а в исследовании Военно-исторического отделения Большого Генерального штаба, и еще резче в "Mili^r-Wochenblatt" (1900 г., No 40, столбец 1004), высказано было мнение, что этим произведен был самый коренной и притом гибельный переворот в боевых приемах немецкой пехоты, какой она когда-либо переживала; то было роковой ошибкой короля. Страшные дни под Прагой и при Колине засвидетельствовали это неопровержимым образом. Однако другой референт в том же журнале (No 94, столбец 2131) справедливо возражал82, что ведь король, запрещая открывать огонь, вероятно, действовал с большим запросом, чтобы получить хотя бы что-нибудь; он хотел, по возможности, ограничить огонь, но имел в виду, что если иначе нельзя, то войска все равно будут стрелять. Уже под Лейтеном атака вновь велась со стрельбой, а в декабре 1758 г. король категорически отвергнул атаку без огневой подготовки. Следовательно, запрещение открывать огонь не являлось ниспровергающим основы изменением тактики, а скорее - экспериментированием над задачей, для которой не существовало ясного, рационального решения.
