Плоское построение колонн являлось изменением, чреватым важными последствиями. Уже из перехода от трех к большему числу колонн само собою получилось, что не все могли сразу наступать выровненным фронтом, а некоторые из них задерживались позади. Плоские колонны привели к тому, что систематически за первым их рядом направляли второй, а иногда и третий, таким путем создался настоящий линейный порядок. Если бы все колонны были развернуты на одном фронте, то его слишком легко было бы разорвать или прорвать; при недостаточной глубине проникшая в место прорыва колонна могла бы легко смять и скатать всю боевую линию противника; этот мотив еще усиливается тем обстоятельством, что в строю находились и стрелки, число которых Мориц довел приблизительно до отношения двух к одному пикинеру74. Я нигде в источниках не нахожу прямого указания на то, чтобы именно забота о стрелках, которых в увеличенном количестве стало трудно размещать среди пикинеров, вызвала потребность в новом боевом порядке. Однако по общему положению дела можно заключить, что и этот мотив оказал по меньшей мере сильное влияние в этом направлении. Во всяком случае, одним из результатов принятия нового боевого порядка было то, что значительное число стрелков теперь получило возможность опираться на пикинеров. Стрелков, которые еще делились на мушкетеров и аркебузиров, ставят справа и слева от колонн копейщиков. Рюстов назвал такое построение нидерландской бригадой. Стрелки, ведя огонь, или караколировали на этих местах, рядом с пикинерами, или развертывались перед их фронтом, если тому благоприятствовали обстоятельства75.
В случае же атаки рейтаров или пикинеров, непосредственно направленной на стрелков, последние укрывались за колонной пикинеров, а пикинеры второй или третьей линии спешили заполнить образовавшуюся дыру и отразить неприятеля76. И с этой точки зрения необходимым является расчленение войск линиями в глубину.
Среди других производившихся упражнений имелся и такой маневр: войсковая часть рассыпалась и по сигналу барабана возможно быстро должна была снова строиться; это было легко выполнимо, так как каждый солдат знал свое место. Нидерландцы славились тем, что у них 2 000 человек могли построиться за полторы четверти часа, в то время как другим требовался целый час для того, чтобы построились 1 000 человек77.
Наряду с пикинерами одно время пользовались алебардщиками и щитоносцами. Впрочем, мы на них не будем останавливаться, так как они скоро исчезают.
Самым существенным в новом построении, даже более важным, чем сам боевой порядок, является чрезвычайная подвижность каждой отдельной, вновь сформированной маленькой тактической единицы и та уверенность, с какой ее начальник держал ее в руках в самом пылу сражения и приводил ее в полном порядке на то место, где она требовалась в данную минуту, как говорит Иоганн Нассауский: "...чтобы выручать друг друга, быстро поворачиваться и обращаться сейчас же на неприятеля, внезапно атаковать противника в двух-трех пунктах"78.
Чем глубже мы вникаем в эти явления, тем яснее нам становится, что для того чтобы осуществлять в жизни новое искусство, требовалось нечто гораздо большее, чем простое опознание его, простое решение или приказание. "Вильгельм Людвиг, - так сообщает нам его биограф, - изучал все, что практиковалось у древних греков и римлян в области военного искусства, и не боялся ни труда, ни усилий, ни расходов". Его секретарь Рейд и полковник Корнпут помогали ему при изучении древних писателей и при проведении на практике имевшихся у них указаний. Сначала построения делались оловянными солдатиками на столе, и лишь затем обучали им настоящих солдат. Чтобы убедиться, какое вооружение лучше - длинными пиками без щитов или же римское с щитом и мечом, - Мориц организовал в 1595 г. опыт79. Командные слова переводились с греческого и латинского; во время учения солдаты обязаны были молчать, чтобы слышна была команда. Нашли у древних и ввели у себя правило, что в команде частное должно предшествовать общему (не марш - бегом, а бегом - марш), ибо в противном случае нельзя ожидать четкости ее выполнения. Учения производились не только в гарнизонах, но и в лагере, в близком расстоянии от неприятеля, даже в дурную погоду80. Солдаты дезертировали, им становилось невмоготу от этого учения.
Старые вояки, также и граф Гогенлое, военный ментор принца Морица, высмеивали все эти уловки и глумились над ними: серьезный бой должен их развеять, как прах; однако оба принца Оранских не давали сбивать себя с толку. Зимою офицеры объезжали гарнизоны для инспекции службы. В 1590 г. они начали вводить новые порядки; мы имеем от 1594 г. длинное письмо Вильгельма Людвига к Морицу, в котором он отчитывается перед ним и сообщает сведения. Он советует строить колонны пикинеров не слишком плоскими, ибо они всегда должны быть способными устоять против атаки кавалерии; правильно, пишет об этом император Лев (глубина - 16 человек). Далее он отмечает главы из "Тактики" Льва, указания которых следует перенять81, и в заключение дает список командных формул, составленных им по Элиану и введенных в практику. Таких команд, считая в том числе и некоторые еще не вполне установленные, - около 50, и некоторые из них сохранились в современном командном языке. Новых команд, добавляет он, вводить не следует больше чем нужно, дабы облегчить солдатам заучивание их. Особенно важно, чтобы люди научились разбирать, что такое шеренги и ряды, соблюдать интервалы, а также строиться и маршировать тесно сомкнутым строем. Для этого они должны обучиться сдваивать как шеренги, так и ряды, поворачиваться направо и налево и заходить правым и левым плечом82. Далее идет многое другое, что я отчасти уже использовал выше. В заключение автор письма оговаривается, прося Морица, если ему захочется смеяться над его письмом, чтобы он это сделал "inter parietem ende amicos" ("между четырех стен, в кругу друзей")83.
Мориц, по выражению Валльгаузена, был "специалистом по муштровке", но он со своим двоюродным братом не только создал новое искусство, но озаботился о выполнении одной необходимой предпосылки: аккуратной уплате жалования. С самого возникновения института ландскнехтов наиболее темным его пятном была выплата жалования.
"Пусть мне дадут, - говорит генерал Баста в своем трактате о коннице, - армию и весь причитающийся ей комодитет - жалование, провиант и долю добычи, и, как бы она ни была испорчена, я берусь ее преобразовать и снова привести в порядок. И наоборот, я не могу обещать, да оно и невозможно, сохранить правильную, хорошую дисциплину даже в хорошей армии, если последняя будет лишена необходимого ей комодитета (довольствия)".
Мы видели, как даже стратегические решения находились в зависимости от возможности или невозможности уплатить солдатам обещанное им жалование. Никогда не удалось бы ввести в войсках тяжелую работу по муштре, представлявшуюся старым солдатам не только излишним делом, но и смешным ребячеством, если бы начальство было еще перед ними в долгу. Коммерческий ум Генеральных штатов был достаточно проницателен и сведущ для того, чтобы понять все значение аккуратной выплаты жалования, а процветавшие, несмотря на военную смуту, торговля и бережливость, присущие строгим кальвинистам, видевшим во всяком проявлении роскоши грех, давали к тому средства. Испанский король со всем американским золотом и серебром оказался не в состоянии должным образом разрешить тот огромный круг политических задач, которые он себе поставил.
После сражения на Моокерской равнине испанское войско, три года не получавшее жалования, отказалось повиноваться, выбрало себе главнокомандующего и самовольно расквартировалось в Антверпене, пока горожане не согласились уплатить ему 400 000 золотых крон. Солдаты получили недоплаченное им жалование частью наличными, частью натурой. Это повторялось несколько раз, сопровождаясь ужасающими зверствами и беспорядками. Часто проходили месяцы, прежде чем удавалось снова привести в повиновение войска. В 1572 г. во время "Антверпенского безумия" (furia) город был окончательно разграблен, частью сожжен, а жители перебиты массами. Это не могло не явиться помехой ведению войны.
