Либаний резко подчеркивает, как хорошо цезарь заранее обдумал план сражения. Он мог бы помешать варварам переправиться через реку, но он не хотел этого делать, так как он не собирался дать бой лишь одному небольшому отряду противника. В то же время он остерегся и того, чтобы дать возможность переправиться всему войску варваров, так как среди них были призваны все способные носить оружие, как это стало известно впоследствии. Сражаться с немногими ему казалось слишком нестоящим делом, сражаться же со всеми казалось слишком опасным и неразумным.
Из этого ясного рассуждения мы можем сделать вывод о соотношении сил противников. Собственное войско Юлиана, согласно Аммиану, исчислялось в 13 000 человек. Выше, в другой связи (стр. 178), мы уже показали, что эта цифра, может быть, несколько мала, но во всяком случае она не очень далека от истины. Если мы скажем, что в этом войске было от 13 000 до 15 000 солдат, то в достаточной степени гарантируем себя от ошибки.
Силы алеманнов римляне исчисляют, как обычно, с таким преувеличением, что этих цифр не стоит повторять. Из стратегического плана Юлиана мы с уверенностью можем сделать тот вывод, что он рассчитывал напасть на врагов в тот момент, когда они будут несколько, но не намного слабее его собственных сил. Успех, одержанный Юлианом, показал, что он правильно рассчитал. Поэтому мы можем принять, что войско алеманнов насчитывало от 6 000 до 10 000 человек.
Рассказ Аммиана в некоторой степени противоречит стратегической мысли Юлиана, изложенной Либанием. Аммиан рассказывает, что римский полководец, выйдя из Цаберна, сделал остановку в полдень и хотел было отложить сражение на другой день, но боевое воодушевление и крики солдат побудили его немедленно выступить вперед. Промедление даже одной половины дня дало бы возможность противнику значительно увеличить свои силы. Расстояние от Цаберна до Страсбурга равняется четырем хорошим милям. Таким образом, мы можем установить, что смысл и связь этих событий были следующие: император, конечно, хотел и готовился дать бой немедленно, но, для того чтобы после напряженного перехода под лучами августовского солнца несколько приподнять и оживить настроение солдат, он прикинулся, что должен здесь разбить лагерь, и сделал так, что решение тотчас же начать сражение было вынесено как бы самими солдатами.
Нельзя с уверенностью установить место сражения. Ясно лишь, что на стороне римлян был не только численный перевес, но и то стратегическое преимущество, что на крайний случай укрепленный лагерь при Цаберне находился позади них, в то время как позади алеманнов находились воды Рейна. Возможно, что германцы в своем воинственном пылу делали из того же самого обстоятельства как раз обратный вывод, считая, что невозможность отступления доведет их собственные силы до высшего предела.
Во главе германцев стояло семь королей (князей, principes - в древнем смысле этого слова). Самым знатным среди них был Хнодомар, который командовал конницей на левом фланге. В предыдущие годы, не встречая на своем пути сопротивления и оставаясь непобедимым, он совершал походы в Галлию и издевался над римскими городами, которые он, разграбив, предавал огню. Римляне рисуют его скачущим во главе своих всадников на взмыленном коне, в блистающих доспехах, уверенным в огромной силе своих рук (в одной из которых он держит копье необыкновенной длины), с повязанными красной лентой волосами. Он был всегда храбрым воином, теперь же он стал превосходным полководцем.
Правый фланг алеманнов, состоявший из пехоты, опирался на некоторые местные препятствия, которые Аммиан один раз называет "скрытыми и тайными засадами", а другой раз "рвами", которые были наполнены вооруженными людьми. Либаний говорит об акведуке, о густых зарослях камыша и о болотистом месте, где алеманны устроили засаду. Левый фланг римлян дрогнул, когда там заметили эти препятствия.
Юлиан якобы сам снова двинул его вперед либо при помощи простого призыва, либо же приведя к нему на помощь небольшой отряд конницы, состоявший из 200 всадников. По-видимому, вначале, ввиду строения почвы, этому флангу совершенно не была придана кавалерия, и все же здесь понадобилось некоторое прикрытие фланга, прежде чем удалось достигнуть позиции противника. Но затем неприятель был тотчас же опрокинут и обращен в бегство.
На другом фланге, где местность была открытой, обе стороны расположили главные силы своей конницы. Германцы под предводительством Хнодомара бешено помчались вперед. Они размахивали оружием в правых руках и скрежетали зубами от дикости; их длинные волосы развевались, и ярость горела в их глазах. Наряду со всадниками шли легковооруженные пехотинцы. Римские всадники не смогли выдержать вида наступавших на них врагов и повернули обратно.
Наши источники сообщают, что цезарь лично бросился навстречу бегущим и своими призывами и обращениями вернул их к выполнению своего долга. Источники приводят, - правда, отступая друг от друга, - что именно он им говорил, причем Либаний сравнивает Юлиана с Теламоном Аяксом, а Аммиан - с Суллой, который в одном из сражений против Митридата подобным образом собрал со всех сторон своих людей вокруг себя. Этот подвиг полководца часто встречается в военной истории, но чем крупнее те армии, о которых идет речь, тем с большей уверенностью можно сказать, что он придуман. Этот подвиг мог быть совершен на самом деле лишь при наличии, в крайнем случае, очень небольшого отряда. Никакими словами нельзя остановить войска, в особенности всадников, которые уже бегут и за которыми по пятам следует противник. Если группа всадников, охваченная страхом, уже обратилась в бегство, то она сможет остановиться лишь в том случае, если на ее пути встретится естественное препятствие или если ее принудит к остановке усталость. В "Военных письмах" принца Крафта Гогенлоэ (1 ,78) можно найти яркое описание того, каким беспомощным является командир, когда он хочет остановить группу всадников, охваченных паникой, даже в том случае, если позади них нет неприятеля. Бойцы не слушаются командиров, и вся масса всадников на протяжении нескольких миль неудержимо несется обратно. Если удается остановить или снова двинуть вперед в атаку бегущие войска, то это всегда происходит лишь при помощи свежих, вновь вступающих в сражение частей. Новейшая история, более богатая источниками, дает нам возможность в одном из таких рассказов сопоставить вымысел с истиной, и, проведя здесь параллель, можно в данном случае извлечь из нее некоторую пользу. Габсбургские писатели рассказывают нам, как эрцгерцог Карл в сражении при Асперне восстановил и выправил поколебавшуюся боевую линию тем, что сам схватил знамя одного из батальонов. Благодаря этому все изменилось, "как бы по удару молнии", пишет один; "как бы электрическим разрядом", пишет другой; как бы "по мановению волшебного жезла", пишет третий. Точное сопоставление моментов сражения показало, что как раз в ту минуту в боевую линию одновременно вступили все австрийские резервы, состоявшие из 17 батальонов гренадер, о чем слегка овеянные придворным настроением писатели не сочли нужным упомянуть наряду с описанием геройского подвига светлейшего полководца.
Если мы внимательнее вглядимся в наши римские источники, то увидим в них, что нечто подобное произошло и во время сражения с алеманнами. Аммиан лишь в очень общих словах пишет о возвращении всадников на поле сражения, а у более позднего писателя Зосимы (кн. III, гл. 4) мы находим даже положительное указание, что их не удалось заставить возобновить бой. То, что произошло именно так, следует и из дальнейшего рассказа Аммиана о том, что алеманнские всадники после своей победы над римскими всадниками бросились на неприятельскую пехоту. Они не могли бы этого сделать, если бы были вынуждены продолжать сражение с римскими всадниками.
Из многочисленных описаний древних сражений мы знаем, как опасна для пехоты кавалерийская атака во фланг. Сражение при Страсбурге, таким образом, показывает нам, как Хнодомар держал в руках свое войско и как он умел им командовать. Но вместе с тем мы можем убедиться и в том, что римская тактика еще существовала, и что Юлиан был достаточно хорошим полководцем, чтобы отразить грозившую ему опасность. В самом деле, если до этого Аммиан нам рассказывал, что Юлиан большую часть своего войска выставил против боевой линии варваров, то теперь мы слышим от него, что, когда алеманнские всадники обратились против римской пехоты, то корнуты и браккаты испустили боевой клич - баррит; это, конечно, означает, что названные войсковые части только теперь и вступили в бой и, следовательно, до этого стояли во второй или в третьей боевой линии или даже находились в резерве, а теперь были поведены в бой навстречу неприятельской фланговой атаке. Здесь мы видим ту же картину, что и на правом фланге Цезаря во время сражения при Фарсале: заранее выставленная пехота отражает фланговую атаку неприятельской кавалерии. Воспоминание об этом тактическом приеме должно было сохраниться в римской традиции. И если в данном случае даже этого не было, все же Юлиан был образованным человеком, который знал "Комментарии" Цезаря.
