Макс Вебер в своей "Римской аграрной истории", а также в статье, напечатанной в "Истине" (т. 6, No 3, Штутгарт 1896) под заглавием "Социальные причины гибели античной культуры" и являющейся дополнением к названному труду, выступил с собственно теорией гибели Римской империи. Вебер придает особенное значение тому факту, что римский мир необычайно расширился, вобрав в себя большие материковые страны - Испанию, Галлию, Иллирию и придунайские области. Благодаря этому центр тяжести главной массы населения передвинулся в глубину материка, а античная культура сделала попытку изменить арену своего действия и из береговой культуры превратиться в материковую. "Она распространилась на столь чудовищную по размерам хозяйственную область, которая даже в течение столетий не могла быть охвачена товарным движением и денежным обращением в такой степени, в какой это было на побережье Средиземного моря". Движение товаров во внутренних областях было настолько трудным и незначительным, что экономика застряла и должна была застрять на стадии почти неподвижного натурального хозяйства.
Совершенно ясно, что есть некоторая доля истины в противопоставлении береговой торговли материковой, ко также ясно и то, что эта антитеза излишне преувеличена и уже искажает истинное положение вещей. Действительно, античная культура главным образом, но все же не целиком, основывалась на морской торговле. Город, игравший такую крупную роль в преданиях и в истории Греции, как Фивы, и второй город в Италии после Рима Капуя были материковыми городами. Наоборот, втянутые в сферу Римской империи, - как это следует отметить, не в эпоху поздней империи, но уже с III в. н. э., - так называемые материковые области все же обладали настолько развитой материковой культурой, что не может быть и речи о перенесении центра тяжести главной массы населения вглубь материка, в особенности если мы присоединим к ним Британию с ее береговым развитием, которую Вебер совершенно обошел. И, пожалуй, мы придадим этому меньше всего значения, если примем во внимание, что через эти страны протекают судоходные реки, которые со всеми своими разветвлениями были использованы древними вплоть до малейших притоков. Поэтому морские торговые пути вряд ли имели перед ними какие-либо особые преимущества. Да и помимо этого, для перевозки товаров пользовались прекрасными римскими военными дорогами. Выше (на стр. 153), полемизируя с Вебером, я привел свидетельство, подтверждающее этот факт.
Далее Вебер считает, что переселение в провинцию крупных землевладельцев, которые раньше жили в городах, не вызывало расширения и усиления хозяйственной жизни, как я это установил выше, но являлось причиной ее ослабления, так как вследствие этого города понесли большой ущерб, а появление новых господских усадеб, где доходы имений потреблялись на месте, указывало на переход от денежного хозяйства к натуральному. "Этот упадок городов усиливался государственной финансовой политикой: и она также становилась все более и более натурально-хозяйственной, а фиск - "ойкосом", потребности которого удовлетворялись по возможности минимально на рынке и по возможности максимально из собственных ресурсов, что, однако, задерживало процесс образования капиталов (денежных состояний - Geldverm^en)".
Но тогда позволительно поставить вопрос: почему же фиск перешел к натуральному хозяйству? Именно для фиска и бюрократии денежное хозяйство обладает неоценимыми преимуществами по сравнению с натуральным. В течение всей всемирной истории бюрократия всегда и всюду стремилась к тому, чтобы освободиться от натурального хозяйства и перейти к денежному. Бюрократия и денежное хозяйство связаны между собой так же крепко, как связан феодализм с натуральным хозяйством. Каждое исключение из этого правила, конечно, объясняется лишь крайней необходимостью. Чем же объяснить, что римская бюрократия стала вдруг обнаруживать такое пристрастие к натуральному хозяйству? Совершенно ясно, что в данном случае Вебер недостаточно проанализировал взаимодействие причины и следствия, и что не бюрократия задержала развитие денежного хозяйства при помощи создания и поощрения натурального хозяйства, но что, наоборот, денежное хозяйство, стесненное по каким-либо причинам в своем развитии, принудило бюрократию перейти к натуральному хозяйству. Все эти наблюдения настолько ясны и очевидны, что я в первом издании своего труда не считал нужным касаться этого вопроса и опровергать точку зрения Вебера, прибегая к бесспорным аргументам. Но я должен вернуться к этому вопросу, так как Вебер снова выдвинул свою теорию в несколько измененной форме в статье "Аграрная история" в 3-м издании "Справочника социально-политических наук" ("Handbuch fer Staatswissenschaften") Конрада и, таким образом, отклонил и стал опровергать мои выводы, которые были мною здесь приведены выше.
Вебер твердо стоит за антитезу между береговыми странами, обладающими развитой торговлей, и внутренними областями с незначительной торговлей.
Он полагает (стр. 180), что за время, протекшее от Гракхов до Каракаллы, торговля в абсолютном отношении, разумеется, сильно возросла, но что этот рост по отношению к расширению культурного мира был все же не слишком большим. "В прибрежных странах, - пишет он, - продукты и одежда, необходимые для рабов в больших ойкосах, приобретались на рынке. Рабы или колоны поссессора внутри страны жили, разумеется, в условиях натурального хозяйства. Лишь тонкий правящий слой обладал здесь потребностями, которые давали повод к покупкам и удовлетворялись посредством продажи избытков от доходов с имения. Эта торговля - лишь тонкая сетка, покрывавшая прочную базу натурального хозяйства. С другой же стороны, массы населения больших городов снабжались продуктами не посредством частной торговли, а при помощи аппарата государственного снабжения". Этот взгляд доказывается Вебером посредством ряда цитат, взятых из римских писателей, писавших по вопросам сельского хозяйства, - из Катона, Варрона и Колумеллы.
Прежде всего следует указать на то, что все эти цитаты неправильно применены. Согласно Веберу, они должны доказать, что путям не придавалось никакого особенного значения. На самом же деле они доказывают обратное. Катон требует ("De re rust.", cap. 1), чтобы имение находилось по возможности у подножия горы, чтобы оно было обращено к югу, находилось бы в здоровой местности, где можно было бы достать рабочих и хорошую воду, и где поблизости находились бы значительный город, или море, или судоходная река, или же хорошая оживленная дорога. Таким образом, здесь имеется прямое указание на значение путей сообщения. И если Вебер хочет ослабить значение этого свидетельства, указывая, что Катон ставит это требование в связи с возможностью достать рабочих во время сбора урожая, то на это следует возразить, что в тексте нет даже малейшего указания на такого рода связь. Это добавление сделано Вебером совершенно произвольно.
Вебер говорит, что Варрон исчислял ренту имения, находившегося у моря, по отношению к имению, лежавшему внутри страны, устанавливая между ними пропорцию 5:1. На самом же деле Варрон говорит (III, гл. 2) об определенном имении, находившемся в Албанском округе, в котором успешно разводились птица, рыба и пр. для экспорта в Рим, а именно - что оно давало бы в пять раз большую ренту, если бы его можно было расположить где-нибудь возле моря. Так как албанское поле находилось ровно в трех милях от ворот Рима по Аппиевой дороге, то совершенно ясно, что море упомянуто здесь в этой связи не вследствие своих лучших транспортных условий, но в связи с разведением рыбы.
Наконец, относительно Колумеллы Вебер утверждает, что хотя он и считает море и большие реки выгодными для торгового обмена, но признает нежелательной близость больших дорог, так как на них обычно водятся бродяги и сопутствующие им паразиты. Совершенно правильно, что Колумелла в приведенной Вебером цитате (I, гл. 5) упоминает об этих хорошо известных неудобствах, связанных с непосредственной близостью к большим военным дорогам. Но в другом месте он говорит, что большое значение имеют для имения, наряду с плодородием почвы и здоровой местностью, дорога, вода и сосед, а затем подробно описывает преимущество хорошего пути "в отношении необходимого ввоза и вывоза хозяйственного инвентаря; хороший путь увеличивает цену заготовленных продуктов и уменьшает издержки по доставке предметов, которые привозятся по тем более низкой цене, чем меньше усилий требуется затрачивать для их доставки. И ничего не стоит даже маленькому (человеку) везти, если путь совершаешь при помощи вьючного скота, что более выгодно, чем держать у себя".
