в) Воины первой шеренги увеличивали якобы занимаемую ими площадь тем, что отчасти продвигались небольшими группами в ряды противника, отчасти - раздвигали своих товарищей. Спрашивается, как можно, вклиниваясь в неприятельские ряды, сохранять нужные для каждого воина 6 футов, а при меньшем интервале не помешает ли борьбе соседство противника так же, как и находящиеся рядом свои товарищи.
г) Меньше всего можно себе представить это внедрение отдельных воинов в неприятельские ряды во время боя римлян против фаланги, вооруженной длинными копьями, о чем повествует Полибий. Легионер, очутившийся среди таких копьеносцев, подошел бы настолько вплотную к ним, что копьеносцу нельзя было бы защищаться. Полибий же как раз утверждает, что фаланга сарисс была непроницаема, - каким же образом мог он предполагать, что через каждые 6 футов в фалангу вклинивался римлянин и как мог он исчислить по этим признаком протяжение по фронту рядов у обоих противников.
д) Кромайер воображает, что римский воин наносит удар рукой, протянутой горизонтально в сторону. Такой удар не достигал бы цели; настоящий удар наносится согнутой рукой, протягиваемой вперед. Этому удару обучают не только в наше время, но и, по Вегецию (I, 12), определенно рекомендуется легионерам не наносить ударов, а колоть, так как это причиняет противнику больший вред; "кроме того, в то время как наносится удар, рука и правая сторона тела остаются неприкрытыми, при уколе же корпус прикрыт". При таком уколе, когда рука тесно прилегает к корпусу, площадь в 3 фута совершенно достаточна для воина. А для укола с протянутой даже горизонтально рукой нужно расстояние в 4 фута.
е) Всякий полководец старается дать своему войску настолько плотное построение, насколько оно позволяет воинам владеть оружием, так как чем больше людей, тем больше и оружия. Если предположить, что римлянину с мечом нужно было протяжение по фронту в 6 футов, а греческому гоплиту с копьем - в 3 фута, то меч оказался бы оружием, непригодным для боя. На каждого меченосца пришлось бы 2 копьеносца, и ни один - даже самый искусный - способ борьбы не спас был первого от гибели. Следовательно, и для меча и для копья надо предполагать одинаковое пространство при бое.
ж) Если бы сила фаланги базировалась не на массовом натиске, а на искусной борьбе первой шеренги при помощи второй и третьей, то при глубоком построении, как это было при Каннах, 9/10 или 19/20 войска бездействовали бы.
з) Некоторую часть работы Кромайер отводит в римском войске на долю масс; он считает, что работа первой шеренги чередуется с массовым натиском. Искусная борьба первой шеренги начинается после того, как вся масса бросается вперед, причем после удара естественно отскакивает обратно, и тут-то происходит расширение интервалов между воинами. Затем, при переходе противника к массовому наступлению, снова надо противопоставить ему живую человеческую стену ("Histor. Zeitschr.", 95, 17). Таким образом, должна происходить беспрерывная смена тесного и свободного построений в войске. Если предположить, что такие маневры возможны, то только при условии, что оба противника будут производить их одновременно; та сторона, которая не признает искусной борьбы в свободном пространстве или хотя бы на одну минуту больше будет теснить противника, одержит победу. Тонкая цепь борцов при интервалах в 6 футов не в силах противостоять, - это понимает и Кромайер, - яростному натиску неприятельского боевого порядка, построенного глубиной в 10, 20, 30, а может быть, ив 60 чел. Задние же шеренги не могут прийти на помощь первой, так как, отскочив назад, для того чтобы освободить место борцом первой шеренги, они не в состоянии будут снова продвигаться вперед. При происходящем шуме не может быть слышно ни команды, ни сигнала, но если даже предположить, что применимо и то и другое, то во всяком случае масса, которая отступила хоть на минуту перед наступавшим противником, не сможет пойти снова в наступление.
Первый шаг отступления при борьбе двух фаланг является роковым, он способствует громадному подъему у наступающей фаланги и ведет ее к победе. Представление Кромайера об естественном скачке назад относится к стороне, на которую нападают; это обстоятельство еще более подчеркивает невозможность постоянной смены построения в войске.
и) Кромайер ссылается ("Histor. Zeitschr.", 17) на описание сражения при Мутине (Аппиан, Междоусобные войны, III, 68). Это описание не может служить подтверждением его гипотезы. Здесь речь идет не об организованном сражении, а о трех отдельных частях легиона, сражающихся бок о бок в трех боях. Эти части не были достаточно сильны для настоящего флангового натиска, а потому, ввиду храбрости ветеранов, натиск этот превращался в массовое единоборство. О постоянном чередовании общего натиска с индивидуальным поединком здесь не говорится, и продолжительное единоборство кажется рассказчику неподходящим способом сражаться; он даже проводит аналогию с цирковыми борцами, которые во время борьбы расходятся на минуту в разные стороны, чтобы отдышаться и затем снова броситься друг на друга.
к) Кромайер, определяя для фалангита площадь в 3 фута (для римлянина поэтому 6 футов), ссылается на военные навыки швейцарцев и ландскнехтов ("Античные поля сражений", I, 323 и "Histor. Zeitschr.", 95, 18). В IV том настоящего труда я включил специальное исследование (I, ч. 2, гл. 3, стр. 191), из которого ясно видно, что вышеприведенные цитаты недоказательны.
Построение фаланги, которую описывает Полибий, в отличие от римской, не следует определять, как древнегреческую или македонскую, но как фалангу, густота которой была в то время искусственно доведена до крайних пределов. Она не оправдала себя.
Неудивительно поэтому, что швейцарцы и ландскнехты строили боевой порядок шире, но случалось, что и они прибегали иногда к тесному построению.
л) Кромайер считает, что если бы когда-либо две такие густые фаланги сошлись в бою, то они, имея возможность лишь наступать, а не сражаться и не отбивать удары, оказались бы пронзенными друг другом. Я сомневаюсь в том, сражались ли когда-либо две такие фаланги, но если это и происходило, то, конечно, различные шеренги, не имея возможности долго бороться, с двух сторон напоролись бы на копья или были бы вдавлены на них наступающими сзади шеренгами. Незначительная возможность парировать удар была только у первых шеренг, вооруженных более короткими копьями; но из этого еще не следует, что надо отбросить все предыдущие доказательства. Даже и в таком случае мог и должен был победить более решительный противник. Кроме того, тактики (Асклепиодот, гл. IV) определенно высказываются, что построение в 1,5 фута на человека пригодно для обороны, но оно не дает возможности вести действительный бой. Короче, это построение возможно только при длинном копье, которое, будучи протянуто вперед в массе, является само по себе защитой, в то время как при коротком копье без свободного пространства для борьбы, не говоря уже о мече, такое построение бесцельно.
м) Если я допущу, что Вегеций (III, 14) свидетельствует о том, что римляне сражались на интервале в 3 фута друг от друга, так как при таком построении боевая линия не имеет пробелов и возможно употребление оружия ("Интервал между отдельными бойцами обыкновенно составлял по прямой линии 3 фута, так что на протяжении мили (5 000 футов) выстраивалось 1 660 пехотинцев; при таком расположении боевой фронт не имел свободных промежутков, а вместе с тем оставалось достаточно места для свободного применения оружия"), то я должен буду считать взгляды Кромайера окончательно опровергнутыми.
Соображение Кромайера о том, что линия фронта римского легиона превращается в цель искусных фехтовальщиков, тем более необоснованно, что он сам в своем труде ("Античные поля сражений", II, 83) примыкает к теории Фейта, по которой римляне сохраняли интервалы между манипулами (также и когортами) не только при наступлении, но и во время боя. В таком случае и без того тонкая цепь легионеров, соответствующая цепи застрельщиков, будет еще менее заполненной, так как на расстояниях, равных приблизительно длине фронта, не находится вовсе бойцов.
