Момент был упущен. Они перешли в столовую, чтобы впервые пообедать в новом доме.

После медового месяца в Греции и радостного возбуждения от переезда в новый дом вскоре они возобновили свою привычную лондонскую жизнь: всю неделю проводили в городе, а в пятницу уезжали в Гэмпшир. Каждый уик-энд у них был полный дом гостей. Снова они редко оставались наедине, и счастливое время на греческом острове уже начинало казаться сном.

Совершенно неожиданно Алекс заявил, что «Кортниз» ему больше не нравится и он собирается подыскать новое поместье. Его служащие огорченно вздохнули: «Кортниз» был уж третьим имением Алекса, и приобретение нового означало бы дополнительную работу для всего персонала. Энн расстроилась. Она успела полюбить этот дом, причем не только из-за его архитектурных красот, но главным образом из-за связанных с ним воспоминаний о первой волшебной неделе, которую они прожили там вместе.

Алекс, привыкший к уступчивости Энн, был удивлен ее энергичным противодействием. Она дошла до того, что разорвала красочный проспект, рекламирующий какое-то роскошное поместье. В том, что Алекс разочаровался в «Кортниз», была и ее вина: успешно отделанный ею лондонский дом совсем затмил их деревенское жилище. Алекс жаловался, что «Кортниз» больше походит на дорогой отель, чем на частное владение со своей особенной атмосферой. Они сошлись на том, что Энн займется переделкой и оформлением «Кортниз». Если результат удовлетворит Алекса, они останутся, если нет — уедут.

Перед Энн стояла сложная задача: она должна была улучшить дом, построенный с большим искусством. Кроме того, в нем постоянно жили, поэтому было очень трудно организовать его ремонт и отделочные работы, не слишком нарушая привычный ход жизни.

Но стремление к совершенству уже стало второй натурой Энн, оно проявлялось и в ее заботах о собственной внешности. Теперь ей предстояло выступить и в качестве организатора. Работы вскоре начались, причиняя минимальные неудобства для постоянно живущих в доме и приезжающих туда на уик-энд.

Алекс всегда утверждал, что «Кортниз» не хватает души. По мнению Энн, причина заключалась в необыкновенном совершенстве имения: сам дом и его обстановка были выдержаны в едином стиле, будто его бывший владелец все приобрел в огромном универсальном магазине и одним махом обставил особняк сверху донизу. Дома, думала Энн, должны меняться вместе с живущими в них поколениями. Каждое из них накладывает на жилище свой отпечаток, приобретая, отбрасывая и добавляя что-то по своему вкусу. И Энн приняла решение смешать стили и эпохи, поставив, например, викторианский диван с подлокотниками рядом с карточным столом в стиле чиппендейл, а напротив поместить современный итальянский кофейный столик. Картины старых мастеров повесили в непосредственной близости от полотен модернистов. Это был смелый шаг, и многие пуристы его осудили. Но в результате получился дом, а не музей, и Алекс его одобрил. Все домочадцы вздохнули с облегчением.

Обширные деловые связи Алекса вынуждали его каждый месяц отправляться в поездку. Хорошо запомнив, как он предупреждал ее о своей неспособности соблюдать супружескую верность, Энн сопровождала его повсюду. Она перестала спрашивать себя, ревность ли то новое чувство, которое она так часто испытывала теперь, — оно больше не вызывало у нее сомнений. Она караулила Алекса — это было необходимо. Достаточно было взглянуть на него в обществе, посмотреть на толпившихся вокруг женщин, словно больших мотыльков, летящих на огонь его богатства и сексапильности! Энн вспоминала, как она укладывала чемоданы Бена и провожала его в дорогу, ни в чем не сомневаясь, не испытывая ни малейшего укола ревности. Но ведь Бен никогда не давал ей повода для беспокойства, поэтому ее и не мучило это неприятное чувство. А Алекс отчаянно флиртовал с любым встречающимся на его пути существом в юбке.

Итак, Энн была постоянно занята: она вела два дома, путешествовала, следила за своей внешностью, появлялась в обществе и наблюдала за переделкой «Кортниз». Фей советовала ей найти какое-нибудь занятие для души, но в ее новой жизни времени на это не хватало.

До сих пор Энн совсем не путешествовала, теперь же побывала везде — в Риме, Париже, Бангкоке, Пекине… Она никогда не знала заранее маршрута их очередной поездки. Как и Елена, она стала большой специалисткой по укладке одежды на любой непредвиденный случай.

Они были в Сингапуре, когда Найджел сообщил Энн по телексу, что у Салли родилась девочка.

Энн сразу набрала номер Питера, но никто не подошел. После она еще много раз звонила, но опять безрезультатно. Пришлось удовольствоваться посылкой цветов. Она нетерпеливо ждала, когда Алекс закончит свои дела в Юго-Восточной Азии и они смогут вернуться домой.

По возвращении в Лондон она высадила Алекса в Сити, где у него была назначена встреча, и попросила шофера поскорее отвезти ее домой. Там она нашла записку от Салли, благодарившей за цветы. Никакого упоминания о новорожденной, о том, как ее назвали, сколько она весила… Энн снова набрала номер телефона сына и долго ждала, раздраженно барабаня пальцами по столу, но ответа не было. Она посмотрела на часы, и лицо ее прояснилось — ну конечно, Салли сейчас пошла за Адамом в детский сад. Не переодеваясь, она схватила сумку, вызвала свою машину и поехала по магазинам, решив, что успеет купить подарки для детей и еще дотемна добраться до Кембриджа.

В магазинах она провела больше времени, чем предполагала, и только в половине пятого выехала на дорогу к дому Питера. На заднем сиденье машины громоздились пакеты с платьицами и мягкими игрушками для новорожденной, с подарками для Адама. Энн была страшно взволнована. Ребенок! Любая семейная ссора утихнет после появления ребенка, говорила она себе.

Машина свернула на знакомую, обсаженную деревьями улицу. Старые викторианские виллы по сторонам уже были модернизированы. Особняк, который они купили для Питера, был удачным вложением капитала. До чего, однако, они одинаковы, эти домики, улыбнулась она про себя. Во всех совершенно однотипные занавески, на многих — полосатые маркизы и на всех без исключения — полоски липкой бумаги, приклеенные к стеклам фасадных окон. Каждому из владельцев хочется считать себя оригиналом, но в действительности — все они конформисты!

Энн остановила машину у дома сына, вышла и увидела перед собой объявление «Продано», прикрепленное под каким-то нелепым углом в палисаднике. Занавесок на окнах не было, виднелась пустая комната с голым полом.

Казалось, она приросла к месту. Случайный прохожий бросил на нее удивленный взгляд. Энн не отдавала себе отчета, как неуместно она выглядит на этой скромной улице в своем изящном костюме от Шанель и нарядных туфлях, с целым каскадом сверкающих цепочек на груди, с тщательно причесанными волосами и превосходным макияжем. Подобную элегантность здесь нечасто увидишь! Мысли беспорядочно теснились в голове, к горлу подступила тошнота… Это какая-то страшная ошибка! Дрожащими руками она отыскала в сумке свою записную книжку и проверила номер дома. Никакой ошибки — да и как она могла произойти?! Конечно, это дом Питера. Но что ей делать?.. Кошка перебежала через улицу; водитель проезжавшей мимо машины притормозил. Скрип колес заставил Энн вздрогнуть, врезался в затуманившееся сознание. Расправив плечи, она прошла по дорожке к соседнему дому.

Дверь открыла молодая женщина. Приветливая улыбка на ее лице сменилась подозрительным выражением, когда Энн спросила, не знает ли она нового адреса Питера Грейнджа.

— Вы его мать? — спросила женщина без лишних слов.

— Да, да. На некоторое время я уезжала и представления не имела, что они продали дом. Это так похоже на Питера… Вы ведь знаете, наверно, какой он скрытный, — пролепетала Энн с вымученной улыбкой, сама не понимая, почему она так подробно старается все объяснить этой незнакомке.

— В таком случае я не знаю, куда он уехал, — нелюбезно ответила та и захлопнула дверь перед носом Энн.