Он снова занялся едой, а Салли заговорила об Адаме. Стоит ли покупать двухъярусную детскую кровать в ожидании второго ребенка? Разговор изменил направление, и Энн успокоилась. Она вновь закурила и попросила налить ей еще вина.

— Кто он, мама?

Вопрос сына застал ее врасплох, она вздрогнула, задела рукой свой стакан и пролила красное вино на скатерть.

— Салли, мне очень жаль, я такая неловкая! — Энн вскочила, чтобы пойти за тряпкой.

— Садись, мама, перестань суетиться, Салли все уберет. Налить тебе?

Слабо улыбаясь, она протянула стакан.

— Я повторяю: кто он?

— Не знаю, о ком ты говоришь, — пробормотала Энн, стараясь выиграть время.

— Брось! С каких это пор твои подруги водят «мазерати» вроде того, что на прошлой неделе видели у твоего дома?

Энн будто окаменела. Она чувствовала, что от удивления у нее открылся рот, но была не в силах закрыть его.

— Так кто он?

— Как ты смеешь, Питер? Ты шпионил за мной!

— Я не шпионил, просто один мой знакомый проходил мимо, увидел машину и упомянул об этом в разговоре. Так сделал бы любой. Так кто же он?

— Не собираюсь тебе ни о чем рассказывать! — с вызовом сказала Энн.

— Значит, ты признаешь, что кто-то есть! — Торжествуя, он почти выкрикнул это.

— Ну а если так, то что?

— Мне кажется, я имею право знать!

— А я так не думаю!

— Ах, мама! — Питер улыбнулся ей.

Энн подозрительно посмотрела на сына, не уверенная в его искренности, подозревая, что он просто изменил тактику и готовит для нее новую ловушку.

Продолжая улыбаться, он взял ее руку и ласково пожал.

— Ну почему, разговаривая со мной, ты всегда будто защищаешься? Боже мой, ты ведь прожила ужасный год, иногда я опасался за твой рассудок! Разве не естественно, что после всех этих волнений твое благополучие меня интересует? Прости меня, мамочка, я правда не хотел тебя расстраивать!

Энн стало стыдно своей подозрительности: оказывается, все это время сын продолжал любить ее, беспокоиться о ней. Она держала себя по-дурацки: конечно, он имеет право знать, что она делает и с кем встречается. Для этого и существует семья. И Энн тепло улыбнулась сыну:

— Должно быть, под старость я становлюсь невротичкой. Да, я действительно познакомилась с одним человеком, когда ездила в Лондон.

— Понятно! А где это произошло?

— Наверное, когда рассказываешь, то все выглядит очень глупо, но мы познакомились в галерее Тэйт, а точнее, в зале прерафаэлитов.

Она старалась говорить спокойно, но в ее голосе прозвучало смущение.

— Что? Ты позволила себе познакомиться с мужчиной в галерее Тэйт, можно сказать, на улице! Господи, мама, о чем ты думала? — взорвался Питер. От его доброжелательности не осталось и следа.

— Если хочешь знать, в тот момент я думала о смерти. — Она нервно засмеялась, чувствуя, как к ней возвращаются опасения. — Я знаю, это может показаться странным, но на самом деле все произошло совершенно естественно. Как-то само собой получилось, что мы разговорились об одной картине, это была…

— Боже, какое недостойное поведение!

— Совсем нет, ты ведь при этом не присутствовал и не можешь понять, — уже раздраженно произнесла Энн: ей хотелось сохранить в неприкосновенности воспоминания о первой встрече с Алексом.

— Мама, ты такая наивная, а сейчас еще и очень уязвимая. Да он мог оказаться кем угодно — жуликом, вором!

— Не говори глупостей, Питер. Это очень респектабельный бизнесмен. Жулик, вот еще!

Нелепость этой мысли заставила ее искренне рассмеяться.

— Бизнесмен? А какой у него бизнес?

— Не знаю, я не спрашивала. Но по-видимому, он преуспевает, потому что, кроме «мазерати», у него есть еще и малолитражка и он прислал мне такие замечательные цветы! А кроме того, он водил меня…

— То есть он не сказал тебе, чем занимается? Так оно и выходит: будь он в самом деле добропорядочным коммерсантом, то не преминул бы упомянуть об этом. Я всегда говорю людям, чем занимаюсь, но, конечно, мне нечего скрывать.

— Просто речь об этом не заходила. Нам нужно было столько рассказать друг другу! Бизнес, знаешь ли, меня никогда не интересовал.

Снова она заняла оборонительную позицию, но теперь в ее голосе слышались гневные нотки.

— Он, вероятно, молод? — недружелюбно поинтересовался Питер.

— Мне не нравится скрытый смысл твоего вопроса. Если хочешь знать, он старше меня, ему под пятьдесят.

— Что ж, поблагодарим Бога хоть за это.

— Во всяком случае, он, должно быть, не бедный, раз у него такие машины. — Салли неожиданно поддержала Энн.

— Это ничего не доказывает. Возможно, ему принадлежит малолитражка, а вторую машину он взял у кого-нибудь, чтобы произвести впечатление на мою легковерную мать.

— Произвести на меня впечатление? Не бедный? О чем это вы оба толкуете? Какое это имеет значение, беден он или богат? Я с ним счастлива. Разве не это главное?

— Господи помилуй, мама! Неужели ты ничего не понимаешь? Ты для авантюриста лакомый кусочек! Кто знает, какие у этого человека намерения? Ты знакомишься на улице с первым встречным и хочешь, чтобы мы тоже видели все это в розовом свете? Черт побери, могла бы уже разбираться в людях! Неужели ты никогда не слыхала о субъектах, которые читают в газетах о завещаниях, а потом охотятся за богатыми вдовушками? Ничего не могло быть проще, чем узнать твой адрес и последовать за тобой.

— Не будь идиотом! Кто из нас двоих ненормальный? Это замечательный человек, необыкновенно щедрый! Я теперь счастлива, а ведь я уже не надеялась на счастье! Но самое главное — он любит меня, а я люблю его!

— Ну конечно, он сказал, что любит тебя, все они так говорят. Но если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и спокойно смотреть, как ты тратишь деньги отца, доставшиеся ему с таким трудом, на какого-то сутенера, то ты ошибаешься!

— Деньги отца! Сутенер! — едва сдерживаясь, выкрикнула Энн. Ей казалось, что эти слова все еще звучат у нее в мозгу, что они повисли в воздухе. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать! Ты всегда так, Питер, у тебя ведь все сводится к деньгам, верно? Боже мой, ты превратился в отвратительного, злобного маленького скопидома! А я по глупости подумала, будто ты в самом деле беспокоишься обо мне, а не о деньгах. Давай поставим точку над i, Питер! Я поступаю как мне хочется и не чувствую себя виноватой. Я счастлива и знаю, что Бен хотел бы видеть меня счастливой.

— Ты так считаешь? — Питер разразился ироническим смехом. — А я уверен, что твое поведение привело бы его в ужас. Но важно не это. Конечно, это твоя жизнь, и если тебе нравится разрушать ее, то это твое дело. — Его голос поднялся до визга. — Но я не думаю, что ты можешь позволить себе рисковать тем, что принадлежит мне по праву.

— Послушай, Питер! — снова заговорила Энн, силясь успокоиться. — Ты должен с ним познакомиться, не сомневаюсь, что после этого ты изменишь свое мнение. Ты увидишь, как он заботлив по отношению ко мне. Я собираюсь в сочельник устроить дома семейный ужин. Ты должен прийти. Я не могу допустить, чтобы ты так думал о нем.

— Так ты не придешь к нам на праздники? — сердито спросил Питер.

— Нет. Я хочу провести все Рождество, кроме сочельника, с Алексом, наслаждаясь нашим счастьем.

— Боже, до чего же все это противно! — Гримаса отвращения исказила его лицо. — В твоем возрасте, мама, это просто смешно. Моя мать — сексуально озабоченная женщина! Немыслимо!

Услышав эти грубые слова, Энн отшатнулась и сразу вскочила на ноги.

— Питер, ты омерзителен… Как можно так разговаривать с матерью?!

— Так и веди себя как мать! Твое нынешнее поведение вызывает у меня еще большее омерзение. Представляю себе, как вам будет уютно в папином доме.

— В моем доме! — крикнула Энн.

— А твое горе, куда оно делось? От него чертовски быстро не осталось и следа. Вспомни, ты была полубезумной, ты призывала смерть! Где все это? А может, этого никогда не было? И ты просто выжидала?.. Какая же ты лицемерка, мама!