— Что случилось, Джулиан?

   — Я готов ему изменить, Мерри. Если он не вспомнит обо мне сегодня-завтра, я пойду на сторону. Может, этого он и ждет — Чтобы был предлог для разрыва.

   — Но зачем это ему? — спросила я.

   — Не знаю. Когда был жив Этан, его бесила сама мысль, что брат у него — гей. Он меня терпеть не мог и говорил, что это я превратил его единственного брата в пидора. Может, поэтому.

   Я отстранилась, глядя ему в лицо, но он притянул меня обратно.

   — Этан не мог так думать всерьез. Адам всегда любил мужчин.

   — У него и девушки бывали. Он даже обручился с одной.

   Я повернула его лицо к себе, взяв за подбородок:

   — Он поговаривает о возвращении в натуралы? Джулиан помотал головой, и я разглядела сквозь очки блеск слез в его глазах. Они еще не лились, но смаргивать ему уже приходилось.

   — Не знаю. Он не выносит, когда я к нему прикасаюсь. Он не выносит вообще ничьих прикосновений. Я уже не знаю, чего он хочет.

   На густых ресницах дрожали слезы, и Джулиан все шире открывал глаза, чтобы они не полились.

   — Приезжай на ужин. Хотя бы дружескую ласку мы тебе обеспечим.

   — Мы собирались сегодня поужинать вдвоем. Если все получится, то мне ничья другая ласка и не понадобится.

   Я улыбнулась:

   — Ну, если не приедешь, мы будем знать, что ты снова обрел главную любовь своей жизни и вы хорошо проводите время. Это было бы здорово.

   Он улыбнулся и торопливо смахнул непролившиеся слезы. Гей или не гей, он мужчина, а мужчины терпеть не могут плакать, особенно на публике.

   — Спасибо, Мерри. Прости, что я тебя этим нагружаю, но почти все мои друзья тоже геи, и они…

   — Они решат, что самое время тебя заарканить.

   Он опять неопределенно развел руками:

   — Не то что заарканить… Но когда я обнаруживаю, сколько друзей не прочь снова оказаться со мной в одной постели…

   — С бывшими любовниками очень сложно оставаться просто друзьями, — сказала я.

   Он засмеялся — уже весело.

   — При моем дружелюбии это просто.

   — Так я и думала, — сказала я. Я обняла его, а он обнял меня — на этот раз по-дружески. — А ты не говорил с Адамом насчет визита к семейному психологу?

   — Он сказал, что ему это не нужно — все свои проблемы он сам знает. Потеряв единственного брата, он вправе оплакивать потерю.

   Рис кашлянул, и мы обернулись к нему.

   — Ребята, пора показывать документы и проходить через оцепление.

   Говорил он подчеркнуто нейтральным тоном, но мне было ясно, что довольно много из нашего разговора он уловил. Во-первых, слух у фейри лучше человеческого, a во-вторых, за две тысячи лет можно научиться понимать людей.

   — Прошу прощения, — сказал Джулиан. — Я забыл о деле, это непрофессионально и недопустимо.

   Он шагнул в сторону, одернул пиджак, разгладил лацканы и на глазах собрался.

   Гален сказал, наклонившись к его уху:

   — Мы тебя обогреем, не разрушая твой брак.

   — Какой удар по моей самооценке! — улыбнулся Джулиан. — Ты даже не попытаешься меня соблазнить?

   — А что, предполагается, что я буду соблазнять, а не ты? — Гален улыбнулся даже шире него. Джулиан ответил ухмылкой.

   Катбодуа нахмурилась и сказала:

   — Я ни с кем не собираюсь вступать в телесный контакт, кроме Усны.

   — Бедняжка, — сказала я.

   Катбодуа нахмурилась сильней. Я покачала головой, но объяснить пришлось:

   — Никто против своей воли никого ласкать не будет. Все будет исключительно по взаимному желанию.

   Она переглянулась с Шаред.

   — Это так не похоже на принца.

   — К счастью, — отозвалась Шаред.

   Джулиан удивленно смотрел то на одну, то на другую, потом спросил:

   — Вы серьезно думали, что Мерри заставит вас меня обнимать, даже если вы не хотите?

   Обе только молча на него посмотрели. Джулиан передернулся.

   — Не знаю, что за жизнь у вас была раньше, но я против принуждения. Если моя очаровательная персона не вызывает у вас желания скрасить мне одиночество, значит, так тому и быть.

   Женщины опять переглянулись.

   Катбодуа сказала:

   — Может, через три-четыре месяца жизни в этом новом для нас мире мы и поверим тебе и принцессе.

   — Скажи Джереми, чтобы он пока освободил женщин-стражниц от работы под прикрытием, — посоветовал Джулиан.

   Я задумалась о том, как отнеслись бы Шаред и Катбодуа к предложению немного прогуляться с Джулианом. Это было бы насилие, вроде принуждения к сексу? Получается, что я не оправившимся от травм жертвам Кела предлагаю заняться моральными проблемами Джулиана? Да, но я не считаю его проблемы несерьезными. Я знаю, как можно устать и отчаяться от недостатка внимания — пока не начнешь заглядываться на незнакомцев, потому что тот, кому вроде бы положено тебя любить, тебя не замечает. Люди в таких случаях винят того, кто изменил, но я по опыту жизни с моим первым женихом знаю, что прекратить отношения можно не только прямым разрывом. Можно выдавать своему партнеру такие крохи внимания, что лучше бы его не было совсем.

   Если мы в состоянии помочь Джулиану преодолеть темный период в отношениях с Адамом, то мы это сделаем. Я помню, что это такое — умирать каждый день по кусочку из-за того, что к тебе не прикасается так, как нужно, тот, кто тебе нужен. Я три года жила без прикосновений других сидхе. И не хочу, чтобы кто-то переживал такое на моих глазах, если я могу это изменить. А меня Адам не сочтет соперницей, я ведь женщина.

   Мы достали удостоверения и дождались начальника, который дал нам разрешение пройти за цепь полицейских. Мы частные детективы, а не полицейские, поэтому рядовой копне может просто махнуть нам — проходите, ребята.

   Мы с Джулианом стояли под ярким солнцем, держась за руки. Я бы предпочла залечивать его душевные раны, чем смотреть на новые трупы, но за трупы мне платят, а за утешение друзей — нет. Хорошо бы следующее дело оказалось милым простым разводом со слежкой за супругом. Эта мысль грела мне душу, пока мы шли вслед за полисменом в штатском сквозь толпу медиков, спасателей и копов. Они все старались не смотреть друг другу в глаза, а я уже знала, что это дурной знак: то, что ждало нас там, впереди, потрясло даже людей, которые навидались всякого. Я шла прежним шагом, но руку Джулиана сжимала не только потому, что ему хотелось прикосновений. А потому, что сама становилась чуточку храбрее, держась за его руку.

Глава 30

   Но на осмотре места преступления мы за ручки не держались. Нас, гражданских, допустили к полицейскому расследованию, ну, и надо было вести себя профессионально. Я к тому же еще и женщина, причем не вполне человеческого происхождения, так что приходилось поддерживать честь своего пола и расы.

   Первая жертва лежала у камина, свернувшись калачиком. Камин был электрический, не настоящий. Убийца — или убийцы — уложили труп точно как на картинке, которую нам показала Люси. Картинка уже была запечатана в пластик и снабжена ярлыком. Это была иллюстрация к сказке, которую я читала в детстве — я любила сказки о брауни, из-за Ба.

   В той сказке брауни уснул перед камином, где его и нашли хозяйские дети. Ба прокомментировала, помню: «Да ежели брауни хоть щепотки соли стоит, он на работе ни в жисть не уснет». Дальше в сказке говорилось о том, что брауни привел детей в волшебную страну, и мне понятно было, что все там выдумки, потому что ничего похожего в волшебной стране никогда не бывало.

   — Еще одно детское воспоминание непоправимо испорчено, — тихо сказала я.

   — Что? — переспросила Люси.

   Я качнула головой.

   — Прошу прощения. Бабушка читала мне эту книжку, когда я была ребенком. Я думала, что когда-нибудь стану читать ее своим детям. Пожалуй, теперь не стану.

   Жертвой была женщина, и я с трудом заставила себя взглянуть на то, что сделали с ее лицом. В сказке была брауни — и ее превратили в брауни, отрезав нос и губы.