— Мы подождем.

   — Мы приедем через двадцать минут, если только нашу сирену и мигалки все же заметят.

   Я улыбнулась, хоть она меня и не видела.

   — Тогда через полчаса. Тут все движение стоит намертво.

   — Держите оборону. Мы едем.

   Я услышала завывание сирены, и Люси отключилась.

   — Они едут. Люси просит нас остаться здесь и после прибытия ближайших к нам полицейских, — сказала я.

   — Потому что они магией не владеют, в отличие от убийц, — догадался Дойл.

   Я кивнула.

   — Мне не нравится, что она подвергает тебя опасности в своих целях.

   — Не в ее целях. А для того, чтобы предотвратить новые убийства наших сородичей, Дойл.

   Он внимательно на меня посмотрел, вглядываясь в лицо, будто в первый раз видел.

   — Ты бы и без ее просьбы осталась.

   — Да, пока они нас не выгонят.

   — Почему?

   — Никто не должен убивать нас безнаказанно.

   — Когда мы узнаем, кто это сделал, ты намерена отдать их под человеческий суд?

   — Ты предлагаешь обойтись с ними на старый манер? — Теперь уже я вглядывалась в его лицо.

   Он кивнул.

   — Думаю, лучше под суд.

   — Почему?

   Я не стала пропихивать идею о том, что так положено поступать. Мне случалось убивать из мести, и он это видел. Поздно прикрываться словами о святости жизни.

   — Потому что наше изгнание в мир людей становится постоянным, и надо учиться жить по их законам.

   — Проще было бы казнить убийц самим и сберечь деньги налогоплательщиков.

   Я улыбнулась, качая головой.

   — Да, так было бы экономнее. Но я не мэр Лос-Анджелеса и за бюджет не отвечаю.

   — А если бы отвечала?

   — Все равно, — сказала я.

   — Потому что теперь мы играем по людским правилам?

   — Да.

   — Нам не удастся обойтись без нарушений, Мерри.

   — Наверное, не удастся. Но пока мы можем, будем их соблюдать.

   — Это приказ, ваше высочество?

   — Если тебе нужен приказ, то да.

   Он подумал немного и кивнул:

   — Мне понадобится время, чтобы привыкнуть.

   — К чему?

   — К тому, что я уже не просто несу смерть, и к тому, что ты заинтересована в правосудии.

   — Убийца еще может выкрутиться из-за каких-нибудь формальных моментов, — сказала я. — Здесь правосудие борется не столько за справедливость, сколько за букву закона, и многое зависит от адвоката.

   — А если убийца ускользнет от закона из-за формальностей, что ты мне прикажешь?

   — Это будет очень нескоро, Дойл. Месяцы или годы. Правосудие здесь неспешное.

   — Вопроса это не снимает, Мередит. — Он снова смотрел мне прямо в глаза.

   Я спокойно встретила его взгляд из-под темных очков и сказала правду:

   — Убийца, кто бы он ни был, либо проведет остаток своих дней в тюрьме, либо умрет.

   — От моей руки? — не унимался он.

   Я пожала плечами и отвернулась.

   — От чьей-нибудь. — Я прошла мимо него к двери.

   Он поймал меня за руку и развернул лицом к себе:

   — Ты это сделаешь сама?

   — Отец учил меня никогда не требовать от других того, что я не хочу делать сама.

   — Твоя тетя, Королева Воздуха и Тьмы, никогда не стеснялась замарать свои белоснежные руки в крови.

   — Она садистка. Я их просто убью.

   Он взял обе мои ладони в свои и нежно поцеловал.

   — Твоим рукам я нашел бы занятие менее грубое. Оставь мне эту работу.

   — Почему?

   — Я боюсь, что, если ты окропишь себя кровью, это подействует на детей, которых ты носишь.

   — Ты серьезно? — спросила я.

   Он кивнул.

   — С убийством мало что сравнится по воздействию.

   — Очень постараюсь никого не убивать, пока я беременна.

   Он поцеловал меня в лоб и наклонился, касаясь губ губами.

   — Только об этом я и прошу.

   — А ты знаешь, что дети в утробе на самом деле не чувствуют, что происходит с их матерью?

   — Уважь мой каприз, — сказал он, выпрямляясь, но не отпуская моих рук.

   Не знаю, сказала бы я ему, что он суеверен, или нет, но меня отвлек стук в дверь. Холод вошел в офис и сообщил:

   — Там полиция.

   Паслена снова завизжала:

   — Не надо полиции! Она не поможет! Ей с магией не справиться!

   Мы с Дойлом дружно вздохнули, переглянулись и улыбнулись. Его улыбка была едва заметна, легкое движение губ, и все же мы вышли в дверь, улыбаясь. Но улыбки мигом пропали, а шаг ускорился, когда Холод крикнул, повернувшись:

   — Паслена, не тронь полицейских!

   И мы поспешили к нему на помощь — не дать крошечной фее разбросать больших злых копов по углам конторы.

Глава 6

   Копы оказались хоть и большими, но совсем не злыми, к тому же один из них был женщиной. Это, впрочем, Паслену не успокоило.

   Женщине-полицейской не понравился Фар Дарриг. Он и правда страшноват на вид, если только ты не провел почти всю жизнь в окружении существ, рядом с которыми он кажется мальчиком с обложки глянцевого журнала. А вот Фар Дарригу ее страх нравился. Он не упускал из виду истерящую Паслену, но успевал при этом подбираться все ближе к блондинке в отглаженной полицейской форме. Волосы у нее были увязаны в тугой хвост, а все металлические детали формы просто сверкали. Ее напарник был постарше и куда менее отутюженный. Можно было ручаться, что она в полиции недавно. Новички поначалу очень внимательны к внешней стороне работы.

   Роберт попросил Эрика помочь Алисе в зале. Наверное, он хотел еще и убрать своего смертного возлюбленного подальше от Паслены, если та опять потеряет голову. Эрику плохо придется, если она вздумает швырнуть его, как Роберта и Дойла. Впавших в истерику фейри лучше окружать предметами попрочнее, чем чистокровные люди.

   Паслена сидела на кофейном столе и тихо плакала. Истерика, выброс энергии и плач совсем ее вымотали. Такая маленькая фея вполне может истощить себя полностью — истаять и погибнуть, а за пределами волшебной страны риск особенно велик. Чем больше вокруг металла и техники, тем сложнее жить фейри. Как такая крошка попала в Лос-Анджелес? Чем она заслужила изгнание? Или, может, она просто последовала за своим цветком через всю страну, как насекомое, на которое она похожа? Некоторые из цветочных фей очень привязаны к растениям, особенно если выбрали какой-то определенный вид цветов. Как любой фанатик: чем уже предмет, тем сильнее увлечение.

   Роберт сел в одно из мягких кресел, предоставив нам диван. Удобный рассчитан на рост где-то между нашим с Робертом и ростом среднего человека. То есть мне на нем сидеть было удобно, а вот Дойлу или Холоду вряд ли, но они садиться на него и не стали.

   Холод присел рядом со мной на подлокотник дивана, Дойл встал у прохода и следил за дверью кабинета. Поскольку мои стражи не сидели, полицейские тоже садиться не стали. Старший из пары, патрульный Райт, явно им не доверял. Он был собран, подтянут, коп с ног до головы, все шесть футов — от короткой темной стрижки до удобных, с любовью выбранных ботинок, стоял настороженно, поглядывая то на Дойла, то на Холода, то на малютку-фею на столе, но чаще — на Холода и Дойла. Наверняка за годы службы Райт научился определять физическую силу на глаз, а еще никого, кто может ее оценить в противнике, мои стражи к себе не располагали. Любой коп предпочитает быть самым крупным псом на псарне — на случай собачьей драки.

   Его напарница О'Брайан была ростом не меньше пяти футов восьми дюймов, то есть высокая рядом со мной, но не с моими стражами или своим напарником. Но к своему росту она привыкла, а вот к чему не привыкла — так это к Фар Дарригу, который уже подобрался к ней почти вплотную. Ничего предосудительного он не делал — ничего такого, что могло бы вызвать возражения, — кроме вторжения в личное пространство. Но она не могла не слышать лекций по отношениям людей и фейри и не знать, что одно из важных отличий нашей культуры — куда менее строгое соблюдение личных границ. Так что любой протест О'Брайан был бы бестактностью по отношению к фейри, допущенной в присутствии принцессы Мередит. Я видела, чего стоит ей не рявкнуть на Фар Даррига, подбирающегося дюйм за дюймом все ближе и ближе.