Он опять кивнул:

   — И Курагу тоже. У гоблинов царь не отрекается от трона и не умирает от старости, Мерри. Его убивает его преемник.

   — Самые вероятные его преемники — это Падуб и Ясень, а они тоже со мной в союзе.

   — Среди гоблинов ходит слух, что ты спишь с ними только ради того, чтобы они не убили Курага.

   — Они думают, я настолько дорожу Курагом? — удивилась я.

   — Кое-кто думает, что близнецы не станут соблюдать ваш с Курагом договор, и гоблины смогут сами искать себе союзников, когда у Неблагих сменится правитель.

   — Андаис не собирается уступать трон, — сказала я.

   — Никому, кроме тебя, — уточнил он.

   — А я на трон не сяду.

   — Значит, она будет править, пока кто-нибудь ее не убьет. Боюсь, что тот, кто придет ей на смену, будет считать тебя угрозой своему правлению.

   — Потому что страна и Богиня короновали меня и Дойла?

   — И еще потому, что ты — ее наследница по крови.

   — Может быть, страна выберет им нового монарха.

   — Может быть… — сказал он неуверенно.

   — Но какое отношение имеет вся эта высокая политика к оральному сексу в уединенной спальне?

   — Пока при Неблагом дворе и в холме гоблинов все так неясно, я не хочу делать ничего такого, что может создать для тебя трудности.

   Я вгляделась в его невеселое лицо.

   — Ты это всерьез? Что пока при обоих дворах не будет твердой власти, ты меня удовлетворяешь первой?

   Он кивнул.

   Вздохнув, я улыбнулась:

   — Не самое большое горе. У тебя дар к этому делу.

   В его ответной улыбке не было никакой ложной скромности.

   — Я был проституткой, меня передавали от хозяина к хозяйке, и то единственное, что я умел делать, надо было делать хорошо, чтобы меня ценили и берегли.

   — Я раньше не спрашивала… Как получилось, что ты остался без хозяина, когда Кураг предложил тебя мне?

   — Муж моей последней хозяйки приревновал ее ко мне, а это признак слабости. Ей надо было или избавиться от меня, или вызвать мужа на поединок.

   Я вытаращилась на него:

   — Этого гоблинского обычая я не знала.

   — У нас не терпят никакой слабости.

   — Ты не только и даже не столько гоблин теперь, сколько сидхе, — сказала я.

   Он чуть улыбнулся — я не поняла, с каким выражением.

   — Пусть так, но теперь ты меня к себе допустишь?

   — А когда ты заставишь меня орать от удовольствия, что тогда?

   — Тогда я предложил бы тебя трахнуть, — сказал он с очень вежливой интонацией, но чисто гоблинским выбором слов. Гоблины не занимаются любовью, они трахаются. Ну, если честно, некоторые из них все же занимаются любовью, но никогда не признаются в этом публично.

   — Нас никто не слышит, Китто.

   — Я хочу довести тебя ртом, а потом трахнуть.

   Я вздохнула еще раз и кивнула:

   — Хорошо, — сказала я.

   — Хорошо? — повторил он.

   Я улыбнулась, видя, как по его лицу медленно расплывается радость.

   — Хорошо.

   — А с ужином пусть не торопятся?

   — Почему ты спрашиваешь?

   Он не стал бы спрашивать просто так.

   — Потому что если я доведу тебя ртом не один и не два раза, а потом буду трахать столько, сколько хочу, им придется ждать.

   Я знала, что это не пустая похвальба.

   — Ну, тогда надо пошустрее.

   Он глянул на прикроватные часы.

   — Пошустрее — это час.

   Мне нравится, что Китто присутствует в моей жизни. По разным причинам.

Глава 36

   Китто быстро заставил меня вспомнить, что у его языка не та мускулатура, что у других моих любовников. Что язык у него длиннее и тоньше, с цепкой раздвоенной вершиной. А значит, он мог им делать такое, на что не способны обладатели человеческого ротового аппарата.

   Он лизал, нажимал, касался, посасывал, пока я не закричала в оргазме, а потом снова прижался ко мне ртом и быстро-быстро заработал языком — это действовало только после оргазма, как минимум одного. И, бог ты мой, сейчас это еще как подействовало. Я вцепилась пальцами в его шелковистые кудри, процарапала ногтями кожу головы. Легкая боль его только поощрила, он взлетел к новым высотам и наградил меня третьим оргазмом.

   У меня глаза закатились, не видя ничего вокруг, руки бессильно упали. Кровать шевельнулась, бедра раздвинулись под нажимом его тела. Я пыталась открыть глаза, хотела увидеть, как он будет в меня входить, но тело меня не слушалось. Китто сегодня сам себя превзошел.

   Новые ощущения заставили меня извиваться и корчиться от удовольствия. Он был не так оснащен, как многие мои мужчины, но и маленьким в этом месте его бы никто не назвал. Он входил в меня медленно, осторожно, контролируемо, но мое тело не желало ни осторожности, ни контроля. Бедра начали бешеный танец, и вся его осторожность полетела к чертям из-за моего нетерпения.

   Он издал горловой стон, чуть ли не всхлип, а потом сдался, принял навязанный мной ритм, и мы слились в общем танце, его тело в моем, мое тело вокруг него — постельный танец, самый интимный из всех танцев в мире.

   Росту ему как раз хватало, чтобы мы могли лежать лицом к лицу. Он не придавливал меня, мы могли двигаться оба — к взаимному удовольствию. Между ног зародился густой жар, и пальцы впились в спину Китто. Я задышала чаще, удерживать ритм пляшущих бедер стало трудней. И посреди этой пляски сладкая тяжесть рванулась вверх, заливая меня, и я закричала, запрокинула голову, ногти впились в спину Китто, запечатлевая на ней мой оргазм, бедра задергались бешено, и сквозь все мое наслаждение я уловила миг, когда он тоже сбился с ритма. Он пытался удержаться, попробовать довести меня еще раз, но во мне все сжималось уже, и ничего ему не удалось. Еще один последний, самый глубокий удар, и я заорала, всаживая в него ногти, словно в последнюю опору в мире, и все вокруг исчезло, унеслось, смытое пульсацией наших тел, восторгом соития, экстазом проникновения.

   Китто рухнул на меня, головой угнездился в ямке плеча. Он силился отдышаться, а сердце колотилось прямо у моей груди. Мне самой только с третьего раза удалось прошептать:

   — Придется им все-таки подождать с ужином.

   Он молча кивнул, потом глубоко втянул воздух и сказал:

   — Того стоило.

   Я сумела только кивнуть, бросив попытки набрать воздуха для разговора в то время, когда я заново учусь дышать.

Глава 37

   Одета я была для полуофициального ужина и потому несколько неуместно смотрелась в магическом отделе полицейской криминологической лаборатории. Мы не успели сесть за стол, как мне позвонил Джереми: кто-то из полицейских чародеев вызвал его на консультацию по поводу конфискованной волшебной палочки Джильды. Той самой, которая на несколько часов лишила сознания сотрудника полиции.

   Джереми хотел, чтобы на палочку взглянул кто-то из нас, поскольку подозревал, что она была работы сидхе. Мне он предложил спокойно ужинать — ему был нужен кто-нибудь из старших. Но Рис уехал поглядеть на свой новый ситхен, а Гален, как и я, был слишком молод, чтобы хорошо разбираться в древних волшебных артефактах. Тут и возникла проблема — только мы трое имели лицензии частных детективов, а все остальные числились телохранителями. Эпизод с разбившими витрину репортерами прошел по всем телевизионным каналам и попал на ю-туб, так что в полиции считали, что я и шагу никуда не ступлю без своры охранников. А значит, Джереми мог получить нужных ему сидхе в качестве моего сопровождения — вот только есть мне пришлось на ходу, в машине. А ходить по бетонному полу в желтых — под цвет платья с кринолином — туфлях на высоком каблуке было очень неудобно.

   Палочку поместили в плексигласовый футляр. В прозрачных стенках футляра были впечатаны символы — это было, в сущности, портативное антимагическое поле, полицейские могли с его помощью нейтрализовать найденные предметы, пока криминалисты с ними не разберутся.

   Мы все смотрели на палочку. Мы это два полицейских чародея, Вилсон и Кармайкл, Джереми, Холод, Дойл, Баринтус (который приехал как раз когда мы собрались уезжать), Шолто, Рис и я. Ради раскрытия преступления Рис оторвался от своего ситхена.