— Ваш с Мерри не более чем виртуальный секс вызвал наводнение в Сент-Луисе — все реки и ручьи вышли из берегов, — напомнил Рис. — Сколько же силы ты хочешь приобрести?

   Теперь Баринтус отвернулся, ни с кем не желая встречаться взглядом. Это уже было ответом, полагаю.

   Дойл сделал пару шагов вперед и сказал:

   — Мне понятно желание вернуть прежнюю силу полностью, друг мой.

   — Ты-то свою вернул! — закричал Баринтус. — Не смей мне сочувствовать, когда стоишь тут, брызжа магией!

   — Но это еще не вся моя магия. Я не могу исцелять, как умел прежде. Я многого не могу, раньше мне доступного.

   При этих словах Баринтус повернулся к Дойлу; от гнева его глаза из радостно-синих превратились в черные — цвета глубоких вод, где под поверхностью прячутся скалы, готовые пробить днище и потопить корабль.

   В стену снаружи что-то плеснуло. Прилив не мог достать так высоко, да и время было неурочное. Еще один всплеск — я расслышала, что волна ударила в громадное окно ванной, расположенной рядом с моей спальней.

   Гален выскользнул в дверь и зашел в ванную определить источник звука. Еще один шлепок воды по стеклу, и он вернулся, глядя тревожно.

   — Море поднялось, но эти волны словно отрывает кто-то и швыряет в окно. Они отделяются от водной поверхности и какое-то время летят по воздуху.

   — Следи за своей силой, друг, — сказал Дойл низким от наплыва чувств голосом.

   — Когда-то я мог бы призвать море и смыть с лица земли этот дом.

   — Ты именно этого хочешь? — спросила я. Сжав руку Холода, я вместе с ним шагнула ближе к Дойлу.

   Баринтус посмотрел на меня с невероятной тоской, опущенные руки сжались в кулаки.

   — Нет, я не смогу смыть в море все, что нам удалось приобрести, и никогда не причиню вреда тебе, Мерри. Не смогу так оскорбить память Эссуса и все его жертвы ради спасения твоей жизни. Ты носишь его внуков, и я хочу их увидеть.

   Распущенные до пят волосы волновались — это слово подходило как нельзя больше. Если обычные волосы на ветру развеваются, то его — переливались, словно ими играло некое подспудное течение. Уверена, что у него волосы тоже не путаются на ветру.

   Море за стеной успокоилось, его шум становился все тише, пока не превратился в шелест волн об узкую кромку берега где-то внизу.

   — Я виноват. Я забылся, и это непростительно. Как никто другой из сидхе, я должен знать, что ребяческая похвальба силой ни к чему не ведет.

   — И все же ты хочешь, чтобы Богиня вернула тебе больше силы? — спросил Рис.

   Баринтус повернулся к нему, и в глазах снова мелькнула черная грозная вода, но тут же сменилась более спокойной, более управляемой.

   — Хочу. Разве ты не хотел бы? Ах, я забыл, тебя уже ожидает новый ситхен, дарованный Богиней не далее как прошлой ночью.

   Голос его зазвучал резко, и шум океана стал жестче, словно его взбаламутила чья-то гигантская, нетерпеливая рука.

   — Возможно, именно поэтому Богиня тебе ее и не дает, — сказал Гален.

   Все повернулись к нему. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, серьезный, но спокойный.

   — Не тебе об этом рассуждать, малыш. Ты не помнишь моих потерь.

   — Это верно, но я знаю мудрость Богини — она заглядывает в сердца и умы глубже, чем удается нам. Если ты такое творишь, когда к тебе вернулась только малая часть силы, то что ты себе позволишь, вернув ее всю?

   Баринтус шагнул в его сторону.

   — Ты не имеешь права меня судить.

   — Он такой же отец моих детей, как Дойл, — сказала я. — Такой же мой король, как Мрак.

   — Он не был коронован страной и Богами.

   В дверь постучали, и я невольно вздрогнула.

   — Мы заняты — крикнул Дойл.

   Но дверь открылась — за ней стоял Шолто, Властелин Всего, Что Проходит Между, Властитель Теней, Царь Слуа. Он шагнул вперед, с распущенными волосами, белоснежным плащом рассыпавшимися поверх черного с серебром наряда и мягких сапог.

   Он не преминул улыбнуться мне, одарив восхищенным взглядом трехцветных глаз: металлически-золотое кольцо у зрачка, потом янтарное, потом желтое, как тополиные листья осенью. Потом улыбка его померкла, он повернулся к прочим стражам и сказал:

   — Я слышал твой крик, Повелитель Моря. Я был коронован страной и Богами. Мне занять место Галена?

Глава 26

   — Ты мне не страшен, Повелитель Слуа, — сказал Баринтус, и океан под окном снова сердито зашумел.

   Улыбка полностью стерлась с лица Шолто — оно стало высокомерным, поразительно красивым и абсолютно враждебным.

   — Так буду, — ответил он голосом, чуть окрашенным гневом. В глазах у него засверкали золотые искры.

   Море плеснуло в окно — сильнее и злее, чем раньше. Дуэль прямо здесь не просто была нежелательна, в такой близости от моря Она грозила опасностью нам всем. От кого другого, но от Баринтуса я никак не ждала проблем. Он веками был олицетворением разума при Неблагом дворе, и вдруг… То ли я упустила свершившуюся в нем перемену, то ли все же королева Андаис, Королева Воздуха и Тьмы, держала его в рамках, а теперь я видела истинное его лицо. Последняя мысль была грустной.

   — Довольно, — сказал Дойл. — Сдайте оба назад.

   Баринтус тут же повернулся к Дойлу.

   — Это на тебя я зол, Мрак. Если ты предпочтешь драться со мной сам, я буду только рад.

   — А я думал, ты на меня разозлился, — вмешался Гален.

   Эта реплика застала меня врасплох. Я думала, у него хватит ума не лезть снова Баринтусу под горячую руку.

   Баринтус уставился на Галена, стоявшего у двери ванной. Море плеснуло в окна за его спиной с такой силой, что они задрожали.

   — Ты не предавал нашей цели, отвергая корону, но если хочешь своей доли в драке, я не препятствую.

   Гален улыбнулся уголками губ и шагнул вперед.

   — Если бы Богиня мне предоставила выбор между троном и жизнью Холода, я бы тоже выбрал его жизнь.

   У меня от этих слов заледенело все внутри. Но потом я поняла, что Гален нарочно вызывает огонь на себя, и моя тревога ушла. Мне вдруг стало спокойно, почти весело. Настроение переменилось так резко, что ясно было — это воздействие извне.

   Гален неторопливо пошел к Баринтусу, протягивая руку словно для рукопожатия. О господи, он нас всех зачаровывал, именно он это мог — из очень немногих, — потому что его магия не проявлялась внешне. Он не светился, не мерцал, ничего не делал — просто был приятным, и ему хотелось ответить тем же.

   Баринтус не повторил своей угрозы, глядя на медленное, осторожное продвижение Галена.

   — Значит, и ты дурак, — бросил Баринтус, но ярости в его тоне поубавилось, и следующая волна плеснула в окна с меньшей силой — они не задрожали.

   — Мы все любим Мерри, — сказал Гален, — разве не так?

   Баринтус нахмурился, озадаченный:

   — Конечно, я люблю Мередит.

   — А следовательно, мы все на одной стороне?

   Баринтус нахмурился сильней, но все же слегка кивнул. Односложный ответ прозвучал тихо, но отчетливо:

   — Да.

   Гален почти подошел к нему, уже готов был положить руку на плечо — а если его гламор так хорошо действовал на расстоянии, то прикосновение разрешит всю ситуацию мгновенно. Никакой дуэли не будет. Даже понимание подоплеки не отменяло полностью эффект Галеновых чар, а меня-то они только краем задели. Направлены они были на Баринтуса. Гален хотел его успокоить. Хотел, чтобы он остался нам другом.

   Снаружи донесся крик — нет, не из-за окна, из-за двери. Кричали где-то в доме, тонким перепуганным голосом. Гламор у Галена работал как у всех: от внезапного крика он рассыпался. В приливе адреналина все схватились за оружие, кроме меня — у меня были собственные пистолеты, но на пляж я их с собой не брала. Впрочем, от них не было бы толку, потому что Дойл тут же толкнул меня на пол за кроватью и велел Галену меня прикрывать. Сам он, конечно, отправился выяснять, что там за крик.