— Что случилось? — спросила я.

   — Пока мы тут разбирались, наша свидетельница сбежала. Ее не могут найти.

   — А когда?..

   — Он не знает. Когда часть полицейских ушла сюда, фейри из свиты Джильды расхрабрились и стали возникать, а когда их утихомирили, свидетельницы на месте не было.

   Я заметила, что она намеренно не называет имени Паслены на публике. Весьма необходимая предосторожность, когда расследуешь убийство, связанное с магией: никогда не знаешь, кто и как сумеет тебя подслушать.

   — Прости, Люси. Если б тебе не пришлось мчаться нам на помощь, этого бы не случилось.

   Она сердито глянула на стайку папарацци, которые не пострадали и ждали теперь допроса под присмотром полицейских.

   — Если б тебя не осадили эти стервятники, тебе не нужна была бы помощь.

   — Боюсь, что тебе даже обвинить их не в чем, сказала я.

   — Что-нибудь найдем, — злобно пообещала Люси. Злость была вызвана скорее бегством Паслены и перспективой объяснять боссу, как она в это время спасала принцессу фейри от страшных репортеров, но папарацци оказались удобной мишенью для срыва злости. — Все, езжайте на свой уикэнд. Я займусь этой гоп-компанией, а вам выделю сопровождающих машины. У «Фаэля» стоит несколько наших машин, они проследят, чтобы за вами никто оттуда не увязался, но если вас будут ждать где-нибудь на расстоянии… — она пожала плечами, — боюсь, я уже ничем не помогу.

   Я поймала ее руку:

   — Спасибо за все, и прости, что из-за нас тебе влетит.

   Она улыбнулась, хотя не слишком весело.

   — Выживу. Езжайте на свой пикник или что там у вас намечено. — Она повернулась идти, но тут же наморщила лоб, шагнула к нам ближе и спросила: — А как нам в городе под названием Лос-Анджелес найти личность в четыре дюйма ростом?

   Вопрос интересный. Но ответу меня был, к счастью.

   — Она даже для феи маленькая, а значит, не переносит техники и металла. Ищите ее в парках, на пустырях, в лесополосах — в уголках вроде сегодняшнего места преступления. Ей, чтобы выжить в городе, нужна природа.

   — А к какому цветку она привязана? — спросил Холод.

   — Не знаю, — ответила Люси.

   — Хорошая мысль, — сказала я Холоду. — Это стоит выяснить, Люси, потому что ее цветы будут ее привлекать. Некоторые из цветочных фей настолько привязаны к своим цветам, что погибают, если вымирает их вид растений.

   — Боже мой, так вы должны быть ярыми защитниками природы, — сказала Люси.

   Я кивнула.

   — А кто может знать, какие цветы она любит?

   — Роберт, возможно, — предположила я.

   — Джильда знает почти наверняка, — подсказал Дойл.

   Люси помрачнела:

   — Она уже послала за адвокатом. Она нам ничего не скажет.

   — Может и сказать, если вы ей объясните, что она ставит под угрозу свой народ, — сказал Дойл.

   — Не думаю, что она так уж о нем заботится, — буркнула Люси.

   Дойл выдал свою фирменную полуулыбочку:

   — Скажите ей, что выходит, будто Мередит заботится о них больше. Намекните, что Мередит лучше Джильды как правительница — и она как минимум назовет вам растение.

   Люси глянула на него и одобрительно кивнула:

   — Красивые и умные. Оба. Так нечестно — почему мне никак не попадается Прекрасный Принц вроде этих двоих?

   Я не нашлась с ответом, зато Дойл ответил:

   — В нашей сказке не мы играем роль Прекрасного Принца, детектив. Это Мередит пришла нам на помощь и спасла от печальной участи.

   — Прекрасная Принцесса, значит?

   Он улыбнулся — на этот раз яркой белоснежной улыбкой, которую так редко удавалось увидеть. На щеках у Люси показался румянец, и я поняла, что она к Дойлу неравнодушна. Не могу ее винить.

   — Да, детектив. Мередит — наша Прекрасная Принцесса.

   Холод взял мою руку в обе ладони и посмотрел взглядом, выражавшим все, что только можно:

   — О да.

   — Хотите сказать, что мне не ждать принца надо, а найти, спасти и привезти домой?

   — У меня так и получилось, — улыбнулась я.

   Она покачала головой:

   — Нет, Мерри. Я каждый божий день людей спасаю, ну или пытаюсь спасти. Хотя бы раз в жизни я хочу, чтобы спасли меня.

   — Я попробовала на собственной шкуре и то, и другое. Поверь, Люси, лучше спасать самой.

   — Поверю, раз ты говоришь. Пойду спрошу у Роберта, не знает ли он, где искать нашу маленькую приятельницу.

   Она помахала нам, направляясь к толчее людей. Двое копов в форме выросли перед ней, словно она приказала им подойти, как только она закончит разговор с нами — вероятно, так оно и было. Это были наши старые знакомые Райт и О'Брайан.

   — Нам приказано обеспечить вашу безопасность по пути к машине, — доложил Райт.

   — Так пойдем, — сказала я.

   И мы пошли той же дорогой, которой пришли сюда, сквозь вспышки фотокамер все новых и новых папарацци и репортеров.

Глава 13

   Мы тут же обзавелись импровизированной свитой из репортеров. Довольно скоро их накопилось столько, что Райт и О'Брайан не смогли нас вести, не применяя физического насилия, а им, надо думать, было приказано не связываться с прессой. Они оказались перед той же проблемой, что и мои телохранители в последние месяцы — как сохранять политкорректность, когда незнакомые люди орут тебе в лицо, блицы вспыхивают, как светошумовые гранаты, и толпа вокруг превращается в сплошную стену тел, а тебе нельзя и толкнуть никого?

   Репортеры выкрикивали вопросы:

   — Вы участвуете в полицейском расследовании, принцесса?

   — Что вы расследуете?

   — Почему вы плакали?

   — Хозяйка того магазина действительно ваша родственница?

   Райт и О'Брайан пытались протолкаться сквозь толпу, никого не толкая, а это куда трудней сделать, чем сказать. Дойл с Холодом как приклеенные держались у меня по бокам, потому что к толпе стали присоединяться уже не только репортеры: люди и фейри повыходили из магазинов и ресторанов узнать, что тут за суматоха, Любопытство в природе человека, но зеваки так увеличили толпу, что двигаться стало невозможно.

   И вдруг репортеры утихли — не все сразу, а постепенно. Один замолчал, другой, потом они начали оглядываться, словно ища источник доносившегося до них звука — неприятного звука. Потом и я ощутила то же, что они — страх. Словно промозглым ветром потянуло откуда-то. Я стояла на ярком калифорнийском солнышке, а по спине ползли холодные мурашки.

   Дойл стиснул мне руку, и это слегка привело меня в чувство. Я смогла усилить магическую защиту, и страх тут же схлынул, но на лицах репортеров он все так же был виден.

   Райт с О'Брайан схватились за пистолеты, напряженно оглядываясь по сторонам. Я расширила защиту, заключая их в магическое поле — тем же способом, каким недавно распространяла гламор на Дойла и Холода. У Райта плечи распрямились, словно с них упал груз. О'Брайан сказала:

   — Что это было?

   — Не было, — поправил Дойл. — Есть.

   — Что? — не поняла она.

   Репортеры расступились половинками занавеса. Им не хотелось стоять близко к тому, кто шел среди них. А шел там Фар Дарриг, скаля остро отточенные зубы. Я не ошиблась, сразу посчитав его ухмылку злой. Он откровенно наслаждался страхом репортеров, это видно было по лицу и небрежной походочке.

   Он подошел к нам и опустился на одно колено:

   — Рад служить, ваше величество.

   Блеснула фотовспышка, запечатлев сцену для вечерних или завтрашних новостей. Фар Дарриг глянул в ту сторону и там закричали, а потом фотограф бросился бежать по тротуару — камеры подпрыгивали и колотили его по спине, а вопил он так, словно за ним гнались все гончие ада.

   Прочие журналисты дружно отступили еще на шаг. Фар Дарриг злобно хохотнул — я от одного этого звука покрылась мурашками. Если такое услышать, когда идешь один по ночной дороге, можно от страха спятить.

   — Ты, должно быть, долго тренировался так смеяться, — сказала я. — Кровь в жилах стынет.