Она наставила на меня палец, как на непослушного ребенка.

   — Вы меня посылали работать приманкой; риска тогда было куда больше, чем в рутинной проверке нескольких фактов, — возмутилась я.

   — Я тогда не знала, что ты — принцесса Мередит, а ты тогда не была беременна, — Она подняла ладонь, прежде чем я набрала воздуху для возражений. — К тому же уже сегодня, когда я попросила тебя приехать на осмотр места преступления, мой босс мне заметил, что я ни при каких обстоятельствах не должна подвергать тебя опасности. Если с тобой что-нибудь случится, мне голову оторвут.

   Я вздохнула:

   — Прости, Люси.

   Она махнула рукой:

   — А для меня еще важней, что я тебя знаю четыре года, и такой счастливой я тебя еще не видела. Не хочу, чтобы ты все про… щелкала только ради того, чтобы помочь мне в моей работе. Ты не коп. Тебе не надо ставить все на карту ради расследования. Это мое дело.

   — Но убивают тех, за кого я в ответе…

   — Не ты в ответе! — раздался визг. — Я! Они мои! Мои уже шесть десятков лет!

   Джильда яростно проталкивалась к нам через толпу. Должно быть, Люси подала какой-то знак, потому что копы в форме встали у нее на пути и так плотно загородили, что я уже не видела ничего, кроме летящих искр и трясущейся верхушки короны.

   — Прочь с моей дороги! — заорала она. Но перед ней были полицейские они не шевельнулись.

   Я услышала чей-то крик: «Нет, Джильда!», и тут один из копов как подкошенный рухнул на колени. Он не попытался ни схватиться за что-нибудь, ни как-нибудь еще помешать падению — его подхватили стоящие рядом копы.

   Полицейские закричали:

   — Бросьте жезл! Немедленно!

   Дойл и Холод внезапно оказались передо мной и уже уводили меня прочь от суматохи.

   — Дверь, — скомандовал Дойл. Я сперва не поняла, но Холод уже вел меня к запасному выходу. Я оглянулась — Дойл двигался за нами, но не выпуская из виду Джильду в кольце полиции.

   — Дверь под сигнализацией, — запротестовала я. — Только шуму наделаем.

   Холод уже взялся за ручку.

   — Здесь написано — «аварийный выход». А ситуация— аварийная.

   Под вой сигнализации он вытащил меня за руку в дверь, Дойл мгновенно просочился за нами. Мы стояли на тротуаре под ярким солнцем, на теплом — но не жарком — калифорнийском ветерке.

   Дойл взял меня за другую руку и поволок дальше.

   — Пули летят далеко. Лучше рядом не стоять.

   Я попыталась высвободить руки, но с тем же успехом могла пытаться сломать наручники.

   — Я детектив. Что же это такое— утаскивать меня при первом намеке на опасность?

   — А мы твои телохранители — во-первых, во-вторых и в-третьих, — сказал Дойл.

   Я подогнула ноги, чтобы им пришлось меня отпустить, если не хотят тащить коленками по асфальту. Они остановились — ровно на то время, которое понадобилось Дойлу для команды: «На руки ее».

   Холод подхватил меня на руки и понес — подальше от полиции и возможных беспорядков с участием фейри. Свита Джильды вряд ли легко отнесется к аресту своей королевы, но что конкретно они могут сделать?

   — Ладно, — сказала я. — Все поняла.

   — В самом деле? — спросил Дойл, внезапно оказавшийся передо мной и Холодом. Он пристально на меня смотрел, и я почувствовала всю тяжесть его гнева сквозь темные стекла очков. — Не думаю, что поняла, или ты первая побежала бы в ту дверь.

   — Дойл… — начал было Холод.

   — Нет, — отрезал тот, наставляя палец на нас обоих. Как и с Люси, я почувствовала себя провинившимся ребенком, но нотация Дойла и даже палец этот очень уж зловещими казались при охватившем его гневе. — Что если бы ты нарвалась на пулю? Что если шальная пуля попала бы тебе в живот? Что если бы ты убила наших детей всего лишь тем, что отказалась убежать вовремя?

   Я не нашла ответа. Я просто молча на него глядела. Он был прав, конечно, прав, но…

   — Но я так не могу работать.

   — Да, не можешь, — сказал он.

   И тут у меня по щеке поползла слеза.

   — Вот плакать не надо — сказал он.

   За первой слезой покатилась вторая. Я боролась с желанием их вытереть.

   Дойл опустил руку и глубоко вздохнул:

   — Это нечестно. Не плачь.

   — Прости, я не хотела, и ты прав. Но я беременная, черт возьми, а не увечная!

   — Ты носишь в себе будущее Неблагого двора. — Он наклонился, обнимая меня поверх рук Холода, и вот уже они вдвоем смотрели на меня сверху, соприкасаясь лбами. — Ты и малыши слишком много значите, чтобы подвергать вас риску, Мередит.

   Я вытерла слезы, вдруг разозлившись на себя, что расплакалась. Со мной такое частенько теперь бывало — врачи говорят, что это гормональное. Эмоции куда сильней, чем нужно бы.

   — Ты прав, но откуда мне было знать, что все так кончится — полицией и перестрелкой?

   — А ты не берись за полицейские расследования, тогда точно не влипнешь в такую ситуацию, — сказал он.

   Я опять не нашла, что возразить, но очень хотелось.

   — Во-первых, поставьте меня на землю. Мы привлекаем внимание.

   Они глянули по сторонам — зевак собралось достаточно, и уже пошел шепот. Мне не надо было слышать, о чем они перешептываются, и так знала. «Это принцесса Мередит?», «Это они?», «Это точно Мрак?», «Это что, Убийственный Холод?». Если не принять меры, кто-нибудь позвонит репортерам — и мы окажемся в осаде.

   Холод отпустил меня, и мы пошли быстрым шагом. Движущийся объект снимать труднее. Стараясь не повышать голоса, я сказала:

   — Я не могу отстраниться от этого расследования, Дойл. Кто-то убивает фейри в единственном оставшемся месте, которое мы можем назвать домом. Мы — верхушка нашего общества, малые фейри смотрят на нас и ждут от нас действий.

   К нам подошли какие-то двое, мужчина и женщина. Женщина спросила:

   — Вы принцесса Мередит? Я не ошиблась?

   Я кивнула.

   — Пожалуйста, разрешите вас сфотографировать!

   Сбоку слышались щелчки — кто-то уже вовсю снимал на телефон, не спрашивая разрешения. Если у телефона есть еще и выход в Интернет, фото может быть опубликовано немедленно. Надо добраться до машины и уехать отсюда, пока на нас не навалились репортеры.

   — Принцесса плохо себя чувствует, — сказал Дойл. — Нам нужно проводить ее к машине.

   Женщина погладила меня по руке и сказала сочувственно:

   — Ох, я знаю, как это бывает тяжко. Я каждую беременность жутко мучилась. Правда ведь, дорогой?

   Ее муж кивнул и попросил:

   — Только один снимок, очень быстро?

   Мы разрешили ему сделать «один снимок, очень быстро», что редко оказывается правдой, — и пошли дальше. Идти к машине приходилось не прямым путем, запутывая следы. Но разрешение на снимок оказалось ошибкой, потому что того же захотели и другие туристы, а Дойл сказал «нет».

   — Но им-то вы разрешили! — обиженно кричали нам вслед.

   Мы продолжали двигаться, но тут посреди улицы остановилась машина, стекло поехало вниз, из окна высунулся объектив. Папарацци прибыли. Это было начало акульей атаки: акулы подплывают и толкают потенциальную жертву — посмотреть, как она отреагирует, и проверить на съедобность. Если решат, что объект съедобный, в ход пойдут зубы. Нам необходимо уйти с улицы и скрыться на частной территории, пока акул не стало больше.

   Тип с камерой закричал из машины:

   — Принцесса Мередит, сюда посмотрите! Почему вы плачете?

   Вот только этого нам и не хватало. Не просто фотографии, а еще и броские заголовки с плачущей принцессой. Ну, пусть сами придумывают причины — я уже поняла, что от объяснений только хуже будет. Мы снова стали движущимся объектом — это единственное, что нам оставалось. До тех пор, пока по тротуару нам навстречу не выбежал еще фотограф. Мы попали в западню.

Глава 11

   Перейдя на сверхчеловеческую скорость, Дойл схватил меня на руки и вбежал в ближайшую лавку, Холод запер за нами дверь.

   — Эй, это мой магазин! — возмутился продавец.