41 Но пусть грешит Италия по моде! Прощаю все пленительной стране, Где солнце каждый день на небосводе, Где виноград не лепится к стене, Но пышно, буйно вьется на свободе, Как в мелодрамах, верных старине, Где в первом акте есть балет — и задник Изображает сельский виноградник. 42 Люблю в осенних сумерках верхом Скакать, не зная, где мой плащ дорожный, — Забыт или у грума под ремнем. (Ведь в Англии погоды нет надежной!) Люблю я встретить на пути своем Медлительный, скрипучий, осторожный, Доверху полный сочных гроздий воз (У нас то был бы мусор иль навоз). 43 Люблю я винноягодника-птицу, Люблю закат у моря, где восход Не в мути, не в тумане возгорится, Не мокрым глазом пьяницы блеснет, Но где заря, как юная царица, Взойдет, сияя, в синий небосвод, Где дню не нужен свет свечи заемный, Как там, где высь коптит наш Лондон темный. 44 Люблю язык! Латыни гордый внук, Как нежен он в признаньях сладострастных! Как дышит в нем благоуханный юг! Как сладок звон его певучих гласных! Не то что наш, рожденный в царстве вьюг И полный звуков тусклых и неясных, — Такой язык, что, говоря на нем, Мы харкаем, свистим или плюем. 45 Люблю их женщин — всех, к чему таиться! Люблю крестьянок — бронзу смуглых щек, Глаза, откуда брызжет и струится Живых лучей сияющий поток. Синьор люблю — как часто взор мне снится, Чей влажный блеск так нежен и глубок. Их сердце — на устах, душа — во взоре, Их солнце в нем, их небеса и море. 46 Италия! Не ты ль эдем земной! И не твоей ли Евой вдохновленный Нам Рафаэль открыл предел иной! Не на груди ль прекрасной, упоенный, Скончался он! Недаром даже твой — Да, твой язык, богами сотворенный, И он бессилен передать черты Доступной лишь Канове красоты! 47 Хоть Англию клянет душа поэта, Ее люблю, — так молвил я в Кале, — Люблю болтать с друзьями до рассвета, Люблю в журналах мир и на земле, Правительство люблю я (но не это), Люблю закон (но пусть лежит в столе), Люблю парламент и люблю я пренья, Но не люблю я преть до одуренья. 48 Люблю я уголь, но недорогой, Люблю налоги, только небольшие, Люблю бифштекс, и все равно какой, За кружкой пива я в своей стихии. Люблю (не в дождь) гулять часок-другой, — У нас в году два месяца сухие. Клянусь регенту [271], церкви, королю, Что даже их, как все и вся, люблю. 49 Налог на нищих, долг национальный, Свой долг, реформу, обедневший флот, Банкротов списки, вой и свист журнальный И без свободы множество свобод, Холодных женщин, климат наш печальный Готов простить, готов забыть их гнет, И нашу славу чтить — одно лишь горе: От всех побед не выиграли б тори! 50 Но что ж Лаура? Уверяю вас, Мне, как и вам, читатель, надоело От темы отклоняться каждый раз. Вы рады ждать, но все ж не без предела, Вам досадил мой сбивчивый рассказ! До авторских симпатий нет вам дела, Вы требуете смысла наконец, — И вот где в затруднении певец! 51 Когда б легко писал я, как бы стало Легко меня читать! В обитель муз Я на Парнас взошел бы и немало Скропал бы строф на современный вкус. Им публика тогда б рукоплескала, Герой их был бы перс или индус. Ориентальность я б, согласно правил, В сентиментальность Запада оправил. 52 Но, старый денди, мелкий рифмоплет, Едва-едва я по ухабам еду. Чуть что — в словарь, куда мой перст ни ткнет, Чтоб взять на рифму стих мой непоседу. Хорошей нет — плохую в оборот, Пусть критик сзади гонится по следу! С натуги я до прозы пасть готов, Но вот беда: все требуют стихов! 53 Граф завязал с Лаурой отношенья. Шесть лет (а это встретишь не всегда) Их отношенья длились без крушенья, Текли чредою схожие года. Одна лишь ревность, в виде исключенья, Разлад в их жизнь вносила иногда, Но смертным, от вельможи до бродяги, Всем суждены такие передряги. 54 Итак, любовь им счастье принесла, Хоть вне закона счастья мы не знаем. Он был ей верен, а она цвела, Им в сладких узах жизнь казалась раем. Свет не судил их, не желал им зла. «Черт вас возьми!» — сказал один ханжа им Вослед, но черт не взял: ведь черту впрок, Коль старый грешник юного завлек. вернуться Регент— принц-регент Георг (1762–1830), правивший во время болезни короля Георга III. В 1820 г. взошел на престол, приняв имя Георга IV. |
