Бальзам душистый льешь порой полночной, Подносишь осторожные персты К моим глазам, просящим темноты. Целитель Сон! От света в час урочный Божественным забвеньем их укрой, Прервав иль дав мне кончить славословье, Пока твой мак рассыплет в изголовье Моей постели сновидений рой. Спаси! Мне на подушку день тоскливый Бросает отсвет горя и забот. От совести воинственно-пытливой, Что роется во мраке, словно крот, Спаси меня! Твой ключ мироточивый Пускай ларец души моей замкнет. 22 апреля 1819
Два сонета о славе [525] I Перевод С. Маршака Дикарка-слава избегает тех, Кто следует за ней толпой послушной. Имеет мальчик у нее успех Или повеса, к славе равнодушный. Гордячка к тем влюбленным холодней, Кто без нее счастливым быть не хочет. Ей кажется: кто говорит о ней Иль ждет ее, — тот честь ее порочит! Она — цыганка. Нильская волна Ее лица видала отраженье. Поэт влюбленный! Заплати сполна Презреньем за ее пренебреженье. Ты с ней простись учтиво — и рабой Она пойдет, быть может, за тобой! II Перевод О. Чухонцева Нельзя пирог и съесть и думать, что он есть. (Пословица) Как жалок ты, живущий в укоризне, В тревожном недоверье к смертным дням: Тебя пугают все страницы жизни, И славы ты себя лишаешь сам; Как если б роза розы растеряла И слива стерла матовый налет Или Наяда карлицею стала И низким мраком затемнила грот; Но розы на кусте благоухают, Для благодарных пчел даря нектар, И слива свой налет не отряхает, И своды грота множат свое эхо, — Зачем же, клянча по миру успеха, В неверии ты сам крадешь свой дар? Апрель 1819 La belle dame sans merci Перевод В. Левика [526] «Зачем, о рыцарь, бродишь ты, Печален, бледен, одинок? Поник тростник, не слышно птиц, И поздний лист поблек. Зачем, о рыцарь, бродишь ты, Какая боль в душе твоей? Полны у белок закрома, Весь хлеб свезен с полей. Смотри: как лилия в росе, Твой влажен лоб, ты занемог. В твоих глазах застывший страх, Увяли розы щек». Я встретил деву на лугу, Она мне шла навстречу с гор. Летящий шаг, цветы в кудрях, Блестящий дикий взор. Я сплел из трав душистых ей Венок, и пояс, и браслет И вдруг увидел нежный взгляд, Услышал вздох в ответ. Я взял ее в седло свое, Весь долгий день был только с ней. Она глядела молча вдаль Иль пела песню фей. Нашла мне сладкий корешок, Дала мне манну, дикий мед. И странно прошептала вдруг: «Любовь не ждет!» Ввела меня в волшебный грот И стала плакать и стенать. И было дикие глаза Так странно целовать. И убаюкала меня, И на холодной крутизне Я все забыл в глубоком сне, В последнем сне. Мне снились рыцари любви, Их боль, их бледность, вопль и хрип: La belle dame sans merci Ты видел, ты погиб! Из жадных, из разверстых губ Живая боль кричала мне. И я проснулся — я лежал На льдистой крутизне. И с той поры мне места нет, Брожу печален, одинок, Хотя не слышно больше птиц И поздний лист поблек. Май 1819 Сонет о сонете Перевод С. Маршака [527] Уж если суждено словам брести В оковах тесных — в рифмах наших дней, И должен век свой коротать в плену Сонет певучий, — как бы нам сплести Сандалии потоньше, понежней Поэзии — для ног ее босых? Проверим лиру, каждую струну, Подумаем, что можем мы спасти Прилежным слухом, зоркостью очей. Как царь Мидас ревниво в старину Хранил свой клад, беречь мы будем стих. Прочь мертвый лист из лавровых венков! Пока в неволе музы, мы для них Гирлянды роз сплетем взамен оков. Апрель 1819 Ода Психее Перевод Г. Кружкова [528] К незвучным этим низойдя стихам, Прости, богиня, коль почтешь секретным То, что молве невольно я предам, Воспоминаньем увлечен заветным. Ужель я грезил? Или наяву [529] Я подсмотрел Психеи взор скользящий? Без цели я блуждал весенней чащей, Как вдруг, застыв, увидел сквозь листву Два существа прекрасных [530]; за дрожащей Завесой рослых трав и лепестков Они лежали вместе, и звенящий Родник на сто ладов Баюкал их певучими струями. Душистыми, притихшими глазами Цветы глядели, нежно их обняв; Они покоились в объятьях трав, Переплетясь руками и крылами. Спокойное дыханье губ одних Касалось губ соседних, словно их Рукою мягкой развела дремота, И снова поцелуями без счета Они, с румяным расставаясь сном, Готовы будут одарять друг друга. Крылатый этот мальчик мне знаком. Но кто его счастливая подруга? В семье бессмертных младшая она, — Но чудотворней, чем сама Природа; Прекраснее, чем Солнце и Луна, И Веспер, червь блестящий небосвода. [531] Прекрасней всех! — хоть храма нет у ней, Ни алтаря с цветами; Ни хора дев, под кронами аллей Поющих вечерами; Ни флейты, ни кифары, ни дымков От смол благоуханных; Ни рощи, ни святыни, ни жрецов, От заклинаний пьяных. О Светлая! Давно умчались годы Античных клятв и богомольных лир, Когда святым казался целый мир: И воздух, и огонь его, и воды. Но и теперь, хоть это все ушло, Вдали восторгов, ныне заповедных, Я вижу, как меж олимпийцев бледных Искрится это легкое крыло. Так разреши мне быть твоим жрецом, От заклинаний пьяным; Кифарой, флейтой, вьющимся дымком, Дымком благоуханным; Святилищем, и рощей, и певцом — И вещим истуканом! Да, я пророком сделаюсь твоим — И возведу уединенный храм В лесу своей души, [532]чтоб мысли сосны, Со сладкой болью прорастая там, Тянулись ввысь, густы и мироносны. С уступа на уступ, за стволом ствол, Скалистые они покроют гряды; И там под говор птиц, ручьев и пчел Уснут в траве пугливые дриады [533]. И в этом средоточье, в тишине, Невиданными, дивными цветами, Гирляндами и светлыми звездами — Всем, что едва ли виделось во сне Фантазии, шальному садоводу, Я храм украшу, — и тебе в угоду Всех радостей оставлю там ключи, Чтоб никогда ты не глядела хмуро, — И яркий факел, и окно в ночи, Раскрытое для мальчика Амура! вернуться Два сонета о славе. — Впервые опубликованы в 1848 году. вернуться «La belle dame sans merci». — Стихотворение впервые опубликовано в «Указателе» Ли Ханта в мае 1820 года. Заголовок стихотворения взят из поэмы старофранцузского поэта Алена Шартье (1385–1429), впервые упоминается у Китса в поэме «Канун Святой Агнессы», строфа 33. вернуться Сонет о сонете. — Впервые опубликован в 1848 году. Один из экспериментальных сонетов Китса. вернуться Ода Психее. — Опубликована в книге 1820 года. В письме к Джорджу и Джорджиане Китс поэт писал 30 апреля 1819 года: «Это стихотворение — последнее из написанных мною — первое и единственное, из-за которого я даже испытал нечто вроде мучений. По большей части я набрасывал строки наспех. Я писал его на досуге, — и думаю, что от этого читается оно свободнее и, надеюсь, воодушевит меня написать и другие вещи, даже в еще более мирном и здоровом духе. Вы, конечно, помните, что Психею не изображали богиней вплоть до времен Апулея Платопика, жившего уже после Августова века, а значит, эту богиню никогда не почитали и не поклонялись ей со всем пылом античности — а может быть, никогда и не думали о ней в древней религии; я более правоверен и не могу позволить языческой богине оставаться в таком пренебрежении». Любопытно отметить, что если в подтексте стихотворения и лежит противопоставление сердечности духовного мира терниям жизни, то, во всяком случае, античность не является здесь идеалом, поскольку она наравне с современностью пренебрегала душой (Психеей). Психея— одно из позднеантичных божеств, олицетворение души. Известна главным образом из романа Апулея «Золотой осел», кн. IV–VI, и в классический пантеон не входила; отсюда замечание Китса в строфе 3: «В семье бессмертных младшая она», «храма нет у ней». Согласно Апулею, Психея (Душа) смертна по рождению, но обрела бессмертие благодаря верности своему супругу Амуру (Любви). Начиная с эпохи Возрождения этот сюжет послужил темой многих значительных произведений в разных странах Европы; таковы фрески Рафаэля и его учеников на вилле Фарнезина в Риме, фрески Джулио Романо в палаццо дель Тэ в Мантуе, поэмы Лафонтена и Богдановича и многие другие произведения. вернуться Ужель я грезил? Или наяву… — Ср. финал «Оды соловью». вернуться …увидел сквозь листву // Два существа прекрасных… — Китс описывает парковую скульптурную группу; изображение Амура и Психеи было в конце XVIII — начале XIX в. излюбленным украшением пейзажных парков Англии и других стран (в России — Павловск, Царское село). Чаще всего, однако, они изображались иначе, чем у Китса: Психея, подняв над головою светильник, вглядывается в спящего Амура. вернуться И Веспер, червь любовный небосвода… — Веспер, так называемая вечерняя (она же утренняя) звезда, сравнивается со светляком; в английской поэзии распространен сюжет о черве или светляке, нежно лелеемом влюбленным в него цветком; кроме того, Веспер — это планета Венера, названная в честь богини любви, отсюда эпитет «любовный». вернуться В лесу своей души. — Изображение души в виде широкого пространства (чаще всего сада или леса с постройками, фонтанами и олицетворениями страстей, подчас сражающихся друг с другом) характерно для романов средневековья, а также для аллегорических поэм XVI в., наподобие «Королевы фей» Спенсера; однако описание этого фантастического пространства у Китса пронизано чисто романтическим ощущением природы и напоминает все тот же «английский парк», беседки которого часто назывались «храмами Дружбы»; в последних строках образ беседки явно переплетается с очертаниями спальни («И яркий факел, и окно в ночи, раскрытое для мальчика-Амура»), Амур прилетал к Психее «в ночи» и в полной темноте, «факел» служит не только светильником, напоминая о снятии запрета видеть его, он являлся также одним из атрибутов бога любви (ср.: Шекспир. Сонет 156). Таким образом, предмет оды у Китса как бы раздваивается: Душа (Психея) живет в душе, как своего рода «душа души», если использовать выражение Державина. В этом и раскрывается идея стихотворения: Китс поэтизирует в образе Психеи не вообще духовный мир человека, но особую нежность, душевность этого мира. вернуться Дриады— духи деревьев в греческой мифологии; представлялись в образе прекрасных девушек. |