Яков поводил зеленым фонариком в поисках укрепленных ниток или других сигнальных меток, но ничего не обнаружил. Тогда он перенес чемодан на кровать и нажал другую кнопку на своем фонарике. Зеленый свет сменился ярким желтовато-белым. С его помощью он исследовал запоры. Они были разного типа и, несомненно, снабжены каждый своим защитным устройством.

Он извлек из кармана тонкий заостренный штырь и вставил его в правый замок, старательно оставляя руку в сторону.

Из замка ударила струя воздуха, и слева выскочила длинная игла, из которой закапала на ковер какая-то жидкость. Яков вынул носовой платок и насухо вытер иглу, после чего осторожно, медленно вдавил ее с помощью своего штыря внутрь, на прежнее место.

Теперь он занялся левым замком. Стоя сбоку, он повторил свои манипуляции со штырем. Застежка открылась – и что-то снова выстрелило. На сей раз, в отличие от иглы, это что-то просвистело через всю комнату и впилось в обшивку кресла. Бен Гадиз рванулся в ту сторону и высветил фонариком образовавшуюся в обшивке дырку, вокруг которой расползлось влажное пятно. С помощью своего штыря он выковырял неизвестный предмет. Им показалась прозрачная эластичная капсула со стальным наконечником, способным войти в человеческую плоть так же легко, как он вонзился в кресло. Жидкость, содержавшаяся в капсуле, была сильнодействующим наркотиком.

Бен Гадиз удовлетворенно опустил капсулу в карман, вернулся к чемодану и открыл его. Внутри, притороченный к металлической обшивке, обнаружился плоский, тоже металлический конверт. Итак, он добрался-таки до самого заветного сейфа за семью смертельными печатями, и теперь тот по праву принадлежал ему.

Израильтянин взглянул на часы. Вся операция заняла у него восемнадцать минут.

Он поднял крышку металлического конверта и достал находившиеся там бумаги. В руках у него оказалось одиннадцать листков, на каждом из которых, разбитые на шесть колонок – с именами, адресами, телефонами, – были отпечатаны данные человек этак на сто пятьдесят. Что в сумме составляло порядка шестисот пятидесяти: элита «Детей Солнца». Главари «Вольфшанце».

Яков Бен Гадиз снова склонился над своим «дипломатом» и достал фотоаппарат.

– Vous etes tres aimable. Nous vous telephonons dans une demi-heure. Merci[50]. – Кесслер повесил трубку и, обернувшись к Ноэлю, стоявшему у окна их номера в «Эксельсиоре», помотал головой. – Пока ничего. Ваша мать в «Д' Аккор» не звонила.

– Они уверены в этом?

– Никаких звонков мистеру Холкрофту не было. Я расспросил даже телефонистку – на всякий случай, если портье вдруг отходил на пару минут. Вы же слышали…

– Не понимаю. Где она? Она должна была уже несколько часов как позвонить… А Хелден? Та обещала позвонить в пятницу вечером. Черт подери! Ведь уже утро, наступила суббота!

– Скоро четыре часа, – отозвался Эрих. – Вам необходимо хоть немного отдохнуть. Иоганн прилагает все усилия, чтобы разыскать вашу мать. Он поднял на ноги лучших специалистов в Женеве.

– Я не могу отдыхать, – проронил Ноэль. – Вы забываете: я только что убил человека в Кюрасао. Он помогал мне, а я убил его.

– Не вы. А «Нахрихтендинст».

– Ну давайте же тогда сделаем что-нибудь! – сорвался на крик Холкрофт. – У фон Тибольта есть высокопоставленные друзья. Откройте им все! Британская разведка обязана ему по гроб жизни: он выдал им Тинаму! Пусть они вернут этот долг! Сейчас же! Пусть весь этот проклятый мир узнает об этих подонках! Чего мы ждем?

Кесслер сделал несколько шагов в сторону Ноэля, глядя на него со спокойствием и состраданием:

– Мы ждем самого важного из всех событий. Встречи в банке. Соглашения с директорами. Как только это осуществится, для нас не останется ничего невозможного. И когда мы добьемся этой цели, весь «проклятый мир», как вы его назвали, вынужден будет прислушаться к нам. Думайте о нашем деле, Ноэль. В нем ответы на все вопросы. Для вас, вашей матери, Хелден… очень многих людей. Думаю, вам это должно быть ясно.

Холкрофт устало кивнул, чувствуя, что мозг его находится на грани истощения, и слабо проговорил:

– Я понимаю. Просто это неведение и молчание сводят меня с ума.

– Я знаю, вам пришлось нелегко. Но скоро все будет позади. Все образуется. – Эрих улыбнулся. – Ну а теперь я пойду сполоснусь.

Ноэль подошел к окну. Женева спала – как раньше спали Париж, и Берлин, и Лондон, и Рио-де-Жанейро. Сколько же раз приходилось ему глядеть из разных окон на спящие города? Слишком часто. Ничто уже не будет таким, как прежде…

Ничто… Холкрофт нахмурился. Ничто. Даже имя. Его имя. Здесь он записан как Фреска. Не Холкрофт, а Фреска!..То самое имя, под которым его должна разыскивать по телефону Хелден!

Фреска!

Он вскинулся и подскочил к телефону. Не было смысла просить Эриха, чтобы тот позвонил за него: телефонистка в «Д'Аккор» говорила по-английски, и номер телефона был ему известен. Он набрал его.

– Отель «Д'Аккор». Бон суар.

– Вам звонит мистер Холкрофт. Несколько минут назад вам звонил доктор Кесслер и спрашивал, не оставляли ли мне по телефону каких-либо известий…

– Прошу прощения, месье… Доктор Кесслер? Вам нужен доктор Кесслер?

– Нет, вы не поняли. Доктор Кесслер разговаривал с вами несколько минут назад насчет сообщений, которых я ожидаю. Прошу вас посмотреть сообщения на еще одну фамилию: Фреска. Н. Фреска. Передавали ли что-нибудь для Н. Фреска?

Телефонистка умолкла в замешательстве, затем проговорила:

– Господин Фреска в «Д'Аккор» не останавливался, месье. Если хотите, я могу позвонить в номер доктору Кесслеру…

– Да нет же. Он здесь. Он только что разговаривал с вами!

«Проклятье, – подумал Ноэль, – эта женщина, хоть и говорит по-английски, похоже, не понимает, что говорят ей». Затем вспомнил имя портье, назвал его и попросил:

– Могу ли я с ним переговорить?

– Извините, месье, но он ушел три часа назад. В полночь его дежурство закончилось.

Холкрофт затаил дыхание, не спуская глаз с двери в ванную, за которой шумела вода. Эрих не мог его услышать. А телефонистка, похоже, в действительности прекрасно все понимала.

– Секунду, мисс. Позвольте мне выяснить кое-что. Вы не говорили несколько минут назад с доктором Кесслером по телефону?

– Нет, месье.

– Есть ли у вас на коммутаторе другая телефонистка?

– Нет. В эти часы у нас немного звонков.

– А портье ушел в полночь?

– Да, как я вам уже говорила.

– И звонков мистеру Холкрофту за это время не было?

Телефонистка вновь умолкла. Затем заговорила медленно, словно припоминая:

– Мне кажется, были, месье… Вскоре после того, как я заступила на дежурство. Звонила какая-то женщина. Мне было велено препоручить этот звонок главному администратору.

– Благодарю вас, – тихо произнес Ноэль и опустил трубку.

Вода в ванной перестала литься. Кесслер вышел – и увидел, что рука Холкрофта покоится на телефоне.

Прежняя сочувственная мягкость в глазах ученого исчезла.

– Что, черт возьми, происходит? – грозно заговорил Ноэль. – Вы не разговаривали ни с портье, ни с телефонисткой. Моя мать звонила еще несколько часов назад. Вы мне об этом не сказали. Вы меня обманули!

– Ноэль, не надо сердиться…

– Обманули! – прорычал Холкрофт, хватая со стула пиджак и устремляясь к кровати, где лежало брошенное им пальто с пистолетом в кармане. – Она звонила мне, сукин вы сын!

Кесслер метнулся в прихожую и заслонил собою дверь:

– Ее не оказалось там, где она сказала! Мы сами обеспокоены. Мы стремимся разыскать и защитить ее. Защитить вас! Фон Тибольт знает в этом толк, ему не впервой. Позвольте ему решать!

– Решать? Что решать, черт подери? Он не будет ничего за меня решать! И вы тоже! Прочь с дороги!

Кесслер не сдвинулся с места. Тогда Ноэль схватил его за плечи и швырнул в дальний конец комнаты. После чего бросился по коридору к лестнице.