У меня сложилось впечатление, что Грумгор что-то недоговаривает и промежуток между поединком и прилётом землян он вспоминать не хочет.

– А каким оружием вы воюете? – не смог не поинтересоваться я любимым вопросом.

– Мужчины – копьями, а красавицы – луками, – ответил Грумгор.

– Какой суровый мир, – отозвался Птитр, – у вас что, совсем нет места для любви?

– А что это такое? – спросил крокодилообразный.

– Ну, это когда все друг за друга… надо подумать, как объяснить, – Птитр стушевался.

– Во время боя у нас все друг за друга, – обиделся Грумгор, потом подумал и добавил, – ну, кроме некоторых… Мы зовём их трусами.

– А у нас никогда не бывает войны, – сказал Суэви. Мы летаем под облаками и думаем о красоте и вечности. У кого это получается хорошо, у тех полёт становится гладким и быстрым, а цвет тела становится бронзовым или золотым. У тех, кто только начал думать о красоте, полет дёрганый и некрасивый. А облака… они такие красивые сверху. А ещё у нас бывают праздники. Когда мы собираемся на праздник, мы танцуем все вместе. Видели бы вы, как это красиво, когда несколько сотен летунов разных цветов: и золотые, и коричневые, и зеленые, и белые, и серебряные выстраивают в небе фигуры! Например, "серебряный вихрь", когда серебряные идут вверх по расширяющейся спирали, а потом красные и желтые из середины семью разными потоками в разные стороны! Или "золотой треугольник", или "белое облако на серебряной горе", или… у нас много фигур. Это немного похоже на фейерверк у землян, но у нас красивее, и танец длится дольше.

– Как это совсем нет войн? – удивился этому, как ни странно, не Грумгор, а древообразный Птитр, – а что же вы делаете, когда вас становится больше, чем еды?

– Да как-то не становится, – ответил Суэви, – способных летать вообще появляется немного, многие преображаются и уходят, и ещё многие гибнут, когда мы спускаемся на землю…

– А у нас погибнуть за счастье своего народа – честь для воина, – сказал Птитр, – когда земляне сказали, что полёт сюда будет опасным, но полезным для всей планеты, у нас лучшие из лучших соревновались за право поехать сюда.

Я с некоторым стыдом подумал, что, пожалуй, с радостью уступил бы эту славу другому.

После этого все почему-то посмотрели на Фиу, нашего кота в сапогах. Тот бросил попытки прикрепить к стене крючок на липучке и принялся отвечать на невысказанный вопрос:

– У нас почти нет войн как таковых, если не считать набеги кочевников. Некоторые подданные нашего короля из тех, чей разум недалеко ушел от животного, не могут понять всей благости его заботливого попечения. Они не могут понять того, что только его монаршая воля лежит между благополучием, в котором пребывает сейчас наш мир, и бездной озлобленного хаоса. Они частенько бунтуют, сжигают дома честных граждан и вообще безобразничают. Я бы их всех перерезал без жалости, но наш король слишком мягок и запрещает обращаться с мерзавцами так, как те того заслуживают. Нам запрещено убивать при подавлении бунтов, и это требует большого мастерства. Я вам сейчас покажу, – сказал он полез в рюкзак, скрывшись в нём почти целиком.

Через несколько долгих секунд, сопровождавшихся звоном и лязгом железа, он вылез оттуда с двумя здоровенными железяками. Одна из них была похожа на меч, а вторая по форме была ближе к земной алебарде. Насколько я смог увидеть, весь рюкзак был забит подобными вещами. Теперь понятно, отчего он у него такой тяжелый.

Фиу принялся крутить своими заточками, да так быстро и ловко, что их было тяжело различить глазом. Выпад плавно перетекал в отводящее движение и через умопомрачительный перехват превращался в новый выпад. Рукопашный бой был обязательным предметом в программе академии, но я не могу считать себя мастером в этом деле. Однако, даже моего уровня понимания хватило, чтобы понять, что Фиу – великий мастер.

Грумгор, сидевший на койке, инстинктивно поджал ноги под себя. Пожалуй, устрой они состязание, я бы поставил на Фиу.

– А как же ты оказался здесь? – полюбопытствовал Грумгор.

– Один из дальних родственников короля назвал королеву "шлюхой", а она совсем не шлюха. Все её двадцать кавалеров имеют банты и знаки чести. Я не мог не вызвать грубияна на дуэль. К сожалению, я немного потерял контроль над собой, и он не пережил дуэли. Король был доволен, но убийцам королевских родичей не место при дворе… и вот я здесь.

При слове "двадцать" Птитр слегка хрюкнул, но мудро промолчал.

Несколько часов пролетели за работой совершенно незаметно, и когда в двери постучали развозчики еды, я почувствовал себя ужасно голодным. Сопровождаемый всё той же процедурой дезинфекции, я забрал у техника – развозчика контейнер с едой и отнёс его на кухню. Моя еда была в холодильнике, я вытащил её и сунул в печку. Следом за мной на кухню прихромал (другого слова к его переваливающейся походке и не подберешь) Суэви. Он достал из контейнера пакет с чем-то, подозрительно напоминающим прессованных сушеных мух, и взмыл с этим всем под потолок. Птитру предназначалась консервная банка, но я всё равно сунул её в холодильник. Порция Фиу состояла из доброго десятка пластиковых баночек, а для Грумгора привезли пакет с каким-то замороженным мясом. Я сунул его в морозилку.

К этому моменту моя еда согрелась, и я вытащил её из печки. В тот же момент Суэви одолел упаковку, и на мою голову и в тарелку посыпались сушеные жучки. Фиу вошел как раз вовремя для того, чтобы насладиться этим зрелищем. Вообще-то я не очень брезглив, в те времена, когда наше училище бросили на борьбу с повстанцами в Южной Америке, я даже ел обезьян, лишь чуть поджаренных на костре. Но это было уже слишком.

– Суэви, – как можно более ласковым тоном спросил я, – это что?

– Мухи, – жизнерадостно откликнулся тот, – самые лучшие, низковысотные. Если хочешь, ешь, у меня много.

– А ты не можешь их есть как-нибудь так, чтобы они не сыпались мне в тарелку и на голову? Я не ем всяких навозных мух!

Боюсь, последние слова я прокричал.

Суэви, удерживая свой пакет одной лапой, второй отцепил от пояса переводчик и начал что-то там набирать, очевидно, слово "навозные".

– Ну и зря, навозные, они самые жирные, – с этими словами он откусил очередной кусок, и на меня посыпалась очередная порция отборных деликатесных мух.

– Спускайся вниз и ешь за столом, – как можно более зловещим тоном прошипел я.

– Не могу, – заныл он, – мы можем есть только в воздухе, в сидячем положении у нас живот не работает, и глотательный рефлекс не включается. Мы в природе просто летаем с открытым ртом, а мухи туда сами попадают.

– Волд, – вмешался Фиу, – а хочешь, я буду кидаться в Суэви кусочками еды, а он будет ловить? Заодно и позабавимся.

– Ага, а чистить всю кухню потом ты будешь? Будем лечить эту проблему проще. Недельный голод ему поможет.

Суэви с несчастным видом опустился на стол и с тоской посмотрел на свой прессованный брикет. Никогда не подумал бы, что у такого чудища может быть настолько несчастный вид. Голова висит, опущенный хвост обиженно подрагивает…

– Тело слабо и умирает, но сила духа оживляет, – сказал он и ещё раз тоскливо покосился на свой брикет.

– Можешь попробовать лечь на дальний конец кухонной доски и есть лёжа, – предложил я. Суэви поплелся на край кухонной доски, кое-как там примостился, сунул голову в пакет и начал хрустеть снова.

Фиу дождался, пока я вынесу свою испорченную еду и рассыпанный Суэви мусор, достал свои баночки и сунул их в печку. Для этого ему пришлось встать на стул. Надо сказать, что говорящий кот, ставящий еду в настольную печку – презабавнейшее зрелище. Только ради него стоило попасть в Космопол.

– Жизнь без прислуги для благородного человека недопустима, но мы, можно сказать, в боевых условиях, – сказал он, обращаясь ко мне, – а воин должен уметь обходиться минимумом.

– Да, воин меча должен уметь обходиться минимумом, – сказал он парой минут позже, оглядывая ровный строй своих баночек, – в походах мне приходилось неделями жить на кусочках вяленого мяса и стакане воды. Будем считать, что я в походе, а то даже стыдно показывать вам столь скромную трапезу.