— И это, — заметил полковник Висстор, — похоже на «много шума из ничего» ради того, чтобы достать одного рекка.

— Да? Возможно. Однако имейте в виду: пока Джеймс Риерсон на свободе, он представляет ужасную опасность для той изящной картины покоренного мира, которую Сарно хочет преподнести парламентерам Федерации. Только позвольте им подумать, что кое-что не так, как утверждает он, и они начнут думать, что все не так. А если начнутся раздумья, они настроят флот, чтобы он не поддавался запугиванию. Ни чего хорошего из этого для них не получится, но ведь и нам ничего хорошего не светит. Нам нужны эти три планеты как залог для сделки, а не как необитаемый плацдарм далеко в тылу противника.

Он выдержал паузу, а затем добавил:

— Наряду с этим некоторые тупоголовые типы среди наших солдат уже проявляют колебания из-за болтовни некоторых безответственных заключенных. Их предупредили, что следует держать язык за зубами, но, пока Риерсон находится на воле, этого добиться не удастся. Солдаты всегда ждут самого страшного (это позволяет не разочаровываться), а поэтому сказочка будет жить в их душах как средство от скуки и ходить по рядам, пока в нее не поверят. Вам будет интересно знать, что Сарно считает это уже такой серьезной угрозой, что он готов уничтожить Атланту, если только это позволит искоренить причину.

У Висстора не нашлось никаких возражений. Квирор тоже не сделал замечаний. Охрана молчала; слышно было лишь мягкое жужжание.

— Вам не удастся убить то, что уже мертво, — вонзился голос Донована в задумчивую тишину.

Все непроизвольно устремили на него свои взгляды. Когда тот начал говорить, охранник резко вскочил, а сейчас стоял с таким видом, как будто не мог понять сказанного.

— Я предупреждал тебя об этом, прежде чем мы покинули флагман, — сказал Сджилла с холодным гневом в голосе. — Я тебе сказал, чтобы здесь этого не было?

— Сказал. Ну и что?

— А то, что тебя следует научить послушанию. — Он жестом подозвал второго охранника: — Знаешь ли ты, как пользоваться электро-хлыстом?

— Да, сэр.

— Отлично. Выведи этого рекка и попробуй. Пять ударов, счетчик на три четверти, не больше.

— Да, сэр.

В животе Донована все перевернулось. Казалось, что он уже ощущает те обжигающие удары, которые будут терзать его нервы. Он облизал сухие губы.

— Лучше не надо бы, — предупредил он их. Однако его голосу не хватило той угрозы, которой он попытался наполнить свое предостережение.

Охранник ткнул в его сторону своим пистолетом.

— Встань, фрамбуль.

— За каждый удар, ллари, месяц пыток для тебя…

— Донован, заткнись! — Кулак Сджиллы многообещающе опустился на стол.

— Пошли, фрамбуль. — Охранник попытался дотянуться до него.

Донован начал подниматься.

— Твои сыновья, рожденные и еще не рожденные, заплатят за то, что ты собираешься сделать сегодня… — начал он в отчаянии.

И охранник заколебался! Донован достал его, задел за живое.

— О, ради Сирри! — Это был голос Сджиллы, который, вскочив со стула, злобно отбил его ногой и вдруг ринулся вперед. Он выхватил хлыст, висевший на крючке на ремне солдата. Металлические кольца зазмеились по полу. Он нажал кнопку на толстом конце хлыста, резко взмахнул им…

Пришла боль.

Донован выбросил вперед руки в напрасной попытке защититься и отпрянул к стене. За первым ужасным ударом тут же последовал второй, затем третий — и он захлебнулся своим собственным криком, зная, что Сджилла ударом хлыста разрушал его тщательно измышленную ложь, и понимая, что он бессилен предотвратить это.

Огонь, пробежав по кончикам нервов, сбросил его прямо на пол. Голос Сджиллы доносился до него через пропасти и расстояния, вплетаясь в ритм безжалостно опускающегося на него хлыста:

— Так вот это всемогущий любимчик бессмертного? Это внук, которого бережет его дед? И где же этот всемогущий защитник сейчас, а? Почему же он не слышит криков своего попавшего в беду потомка? Почему он не…

Послышался вскрик, и Донован как в тумане сообразил, что это не его голос. Он с опозданием также заметил, что лампы не горят, что Квирор во весь голос угрожает всем семью смертями. Сджилла непрерывно ругался на двух языках, а в полутонах его голоса угадывался страх. Вдруг вспыхнул яркий голубой свет, как бы от заработавшего автоматического пистолета. В ответ на грохот послышался сдавленный крик и затем глухой звук от падения тяжелого тела. Находясь на грани сознания, в то время как по его телу прокатывались раскаленные волны боли, Донован попытался овладеть своими чувствами и мыслями — попытался и не сумел. Но электро-хлыст был выключен. Он расслабился и целиком отдался заполнившей его мозг темноте.

Снаружи слышался неистовый треск автоматов, который перемежался с выворачивающим душу наизнанку ревом огнеметов землян и треском винтовок.

Когда погас свет, а один охранник в темноте и суматохе застрелил другого, Дэниел Риерсон действовал с проворством кошки, даже возраст не стал ему помехой. Он навалился всей массой своего тела на техника из разведки — на того, который закричал, когда вырубили свет, мало душно забившись в жалком страхе и забыв о своем драгоценном пульте управления. Рука старого охотника выполнила один, ужасный по силе, рубящий удар, и лларанец навечно оставил позади все страхи и все иные эмоции тоже. Ловкими пальцами он выхватил из кобуры оружие лларанца и затем двинулся, припадая к земле, в поисках двери, пытаясь определить очертания целей, на которые мог бы попасть свет снаружи.

Лларанцы все еще были ослеплены тем шквалом огня, который лишил жизни караул, Дэниел же видел все четко.

Вот! Автомат сделал поворот и послал смерть с убийственной точностью. Последний охранник завалился в сторону, сшибая по пути стол и падая вместе с ним на пол. Риерсон предпочел бы остаться и уложить все лларанское начальство, но времени было в обрез. Если агент был прав, племянник обретался где-то здесь, рядом, и его следовало предупредить.

Обнаружив дверь, он выпустил в замок солидный заряд и стремительно бросил вперед свое мускулистое тело. Дверь поддалась, и он проскочил дальше, где находились другие штабные помещения. Миновал суетящихся испуганных клерков, подобно призраку, преследующему пришельцев, о котором мечтал Донован, и наконец оказался на свежем воздухе. Тут он остановился, потом бросился в сторону и распластался, прижавшись к стене.

Вокруг был кромешный ад. Голубые молнии сверкали между постройками и защитной оградой, а потоки ярко-красного пламени устремлялись им навстречу, сливаясь в испепеляющем перекрестном огне. С одной стороны прерывистые оранжевые вспышки неслись, как копья, по направлению к невидимой цели — стреляющим гранатометам. Электрозащита по внешней ограде была нарушена, и огненные тени слабо вырисовывались между бесполезными столбами.

Нечто неслось ему навстречу. Крабоподобное, оно издавало хлюпающие звуки, и он поднял свой автомат, приготовившись к стрельбе.

Это странное существо — бочкообразной формы, небольшое по размерам — было утыкано стальными приспособлениями, имеющими форму щупалец, а сверху на нем был пластиковый колпак. Два из этих щупалец торчали в стороны: в одном был зажат пистолет, а во втором — атомный резак.

Какое-то время человек и машина с напряжением вглядывались друг в друга, стоя лицом к лицу. Затем под пластиковым колпаком загорелась красная лампочка, и хриплый металлический голос издал резкий скрежещущий звук, в котором угадывалось единственное слово: «Человек!» — после чего это нечто исчезло, метнувшись как безумное за угол сборного домика. Спустя несколько секунд оттуда донеслось стаккато пулеметных очередей и блеснул ослепительно белый свет атомного резака. Прозвучал пронзительный крик, затем грязные лларанские ругательства. Из раскрытой двери вылетел какой-то писарь с автоматом в руках и застыл, с тревогой уставившись на то, что творилось в лагере. Получив таким образом напоминание о своем затруднительном положении, Риерсон навскидку выстрелил по врагу, посмотрел, как тот сложился пополам, не издав ни звука, и свернул за угол здания, туда, куда скрылся маленький робот-чистильщик. Вокруг шел яростный бой. Недалеко, в автопарке, запустил двигатель танк и, пыхтя, двинулся вперед, поводя пулеметами, как бы вынюхивая цели. Пять теней выше человеческого роста повернулись, как один, и пошли под углом навстречу ему с тяжеловесной грацией, напоминая стройные парусники в открытом море.