– Вы скажете ей, чем зарабатываете на жизнь?

– Заткнись.

– Да? Тогда перейдем на ты. Я заметил, что людям больше по вкусу вымышленная работа и вымышленные отношения. Поэтому, наверное, тебе следует солгать Дженне и завязать вымышленную дружбу.

– Виктор, если хочешь быть моим психоаналитиком, получи лицензию.

– Замечание принято.

– Что?

– Так говорят адвокаты, когда собеседник прав.

– Ты действительно думаешь, что Дженна имеет отношение к татуировке?

– У меня была такая мысль.

– Но теперь она пропала, не так ли? Так куда мы едем?

– Я думаю, к миссис Лекомт, в фонд Рандольфа.

– Поехали.

– По-моему, мне лучше поехать одному, Моника. С миссис Лекомт, несмотря на то, что ей уже за семьдесят, следует считаться. Она будет использовать весь свой шарм, и, пожалуй, я позволю себя обмануть.

– Да вы настоящий Сэмми Глик, – сказала Агнес Лекомт, наклоняясь вперед.

Она сидела в огромных солнечных очках, положив локти на стол, и медленно помешивала чай со льдом длинной серебряной ложечкой.

Мы расположились на веранде кафе, что рядом с Риттенхаус-сквер. Ярко светило солнце, мимо нас лился поток прохожих. Женщины улыбались мне, предполагая, что я обедаю со своей бабушкой.

– У вас есть наставник, Виктор? – спросила она.

– Увы. Были люди, которые мне помогали, но в основном я сам пробивался чрез тернии закона.

– Я говорю не о юриспруденции. Что я о ней знаю! Я имею в виду другое. В жизни многому можно научиться, прислушиваясь к советам старших. – Она поджала морщинистые губы и с наигранной скромностью опустила ресницы.

– Полностью согласен с вами, миссис Лекомт. Я как раз хотел выяснить вашу точку зрения на ограбление фонда Рандольфа, которое произошло тридцать лет назад.

– Почему вы спрашиваете об этом меня? – сказала она, продолжая помешивать чай. – Почему не обратитесь к своему клиенту? Уверена, он знает гораздо больше.

– Убежден, что так и есть, но в данный момент я не могу с ним связаться – он в бегах. Так что вам известно об ограблении?

– О, не хочу вспоминать о той глупой истории. Разве нам больше не о чем поговорить?

– Ну хорошо, – сдался я. – Кто этот Сэмми Глик, с которым вы меня сравнили?

– Вы ревнуете меня к другому мужчине? – Она засмеялась. – Сэмми Глик – герой романа, написанного много лет назад. Это юноша с лицом, похожим на мордочку хорька, и невообразимым честолюбием.

Я подпер голову рукой.

– Считаете меня мелким хищником?

– Скорее перспективным молодым человеком. Известно ли вам, Виктор, что определенные отношения между лицами разного пола и возраста необычайно полезны? Одна сторона набирается опыта, другая возвращается в юность. Вы читали Колетт?

– Нет, простите. Она хорошая писательница?

– Она увлекательно пишет, и ей есть что сказать о достоинствах зрелой женщины.

«Боже, разговор принимает странный характер», – подумал я и пообещал купить книгу Колетт.

– А теперь мы можем вернуться к ограблению?

– Лучше не надо.

– Но меня направил к вам сам мистер Спурлок. Он будет разочарован, если узнает, что вы отказались отвечать на вопросы.

При упоминании имени президента Фонда на лице мадам появилось злобное выражение.

– Я работала в Фонде до его рождения и буду работать после того, как его выкинут с должности. – Она взяла дольку лимона с блюдечка, впилась в нее пожелтевшими зубами. Губы скривились, как у королевы из старого фильма. – Что вы хотите знать, Виктор?

Я наклонился вперед, понизил голос.

– Как им это удалось?

– Никто точно не знает. Вы сами видели здание Фонда. Это крепость – неприступная, неуязвимая даже для тарана. А следов взлома не обнаружили. Двери были крепко заперты, окна целы. Но подобно грекам в Трое они сумели проникнуть внутрь. Как они это сделали, до сих пор остается загадкой. Как только грабители пробрались в здание, они связали охрану, отключили сигнализацию и отомкнули шкафы и сейфы, где хранились самые ценные экспонаты.

– Как же им удалось забраться в Фонд?

– Не представляю. У каждой из двух наружных дверей стоит охранник и никого не пропускает без специального разрешения и регистрации в журнале. Даже мне приходится регистрироваться при входе и выходе. Мистер Рандольф всегда боялся краж произведений искусства или актов вандализма. Всего за несколько лет до ограбления какой-то сумасшедший в Риме разбил молотком скульптуру Микеланджело «Скорбь», и мистер Рандольф распорядился усилить меры предосторожности. Тогда-то охранники и начали заносить фамилии всех посетителей в журнал, а после закрытия Фонда тщательно обыскивать все этажи.

– Может быть, кто-то оставил незапертым окно?

– Охранники утверждают, что в тот вечер все проверили и перепроверили. Тем не менее полицию кое-что насторожило. Она обнаружила отпечатки мисс Чикос на папке со схемой сигнализации. Мисс Чикос только что закончила магистратуру и поступила к нам на работу куратором. Обеспечение безопасности не входило в ее компетенцию, поэтому она стала основной подозреваемой. Косвенной улики не хватило на то, чтобы вынудить ее уволиться из Фонда. Я вообще-то ее не любила. У нее был немного вульгарный вкус и слишком длинная шея.

– Слишком длинная для чего? – полюбопытствовал я.

Она проигнорировала мой вопрос и задала свой:

– Есть ли шанс, что ваш клиент вернет Рембрандта Фонду?

– Шанс есть.

– А как насчет Моне? Это была маленькая картина, но такая очаровательная. Ваш клиент что-нибудь говорил о ней? – Лекомт опустила подбородок и с вызовом посмотрела на меня из-под темных очков.

– Нет, – ответил я.

– Жаль. Это было одно из моих любимых изображений.

– Кстати, об изображениях. – Я вынул из кармана фотографию Шанталь Эдер. – Вам знакома эта девочка?

Она взяла фотографию, тщательно изучила и вернула мне.

– Нет, никогда не видела. Очаровательная девочка. А я должна ее знать?

– Вероятно, нет. Вам известно, где можно найти мисс Чикос?

– Я слышала, она живет в Рочестере. Как раз подходящее место для нее.

– Почему?

– Потому что там живут такие, как Сэмми Глик.

– Например?

– О, Виктор, у нас у всех есть свои маленькие тайны, не так ли? Мне было интересно поговорить с вами. Нам нужно встретиться снова. Возможно, в более интимной обстановке, чем открытое кафе. И может быть, вы действительно прочтете сочинения Колетт. Понимаете, те из нас, кто хоть раз прошел через особые отношения, которые описывает она, больше всего хотят передать молодым свой опыт. Я могу многому научить вас, если позволите.

– Да, с Ральфом круто обошлись, – сказал мой отец, усаживаясь в свое фирменное кресло.

Он отпил пива и негромко рыгнул. Я понял, что смерть Чуллы не задела его сердце.

– Дубина Ральф не заслужил такого – получить пулю в голову в доме матери.

– Такого никто не заслуживает.

– Есть идея, кто это сделал?

– Похоже на головореза из банды братьев Уоррик.

– Не знал, что Ральф был связан с этими подонками.

– Он был связан с Чарли Калакосом, а этого для них оказалось достаточно.

– Кто следующий в списке?

– Джоуи Прайд, Чарли и двое остальных, наверное. Почему-то мне кажется, что они охотятся за всеми, кто участвовал в налете на фонд Рандольфа.

– Выходит, готовится массовое убийство.

– Получается, так.

– Тяжелый случай.

– Да.

– Действительно тяжелый.

Отец задумался, но не о том, как трагическая смерть Дубины Ральфа повлияет на наши судьбы, а о том, стоит ли оставаться трезвым в свете последних новостей. Так я решил, потому что он попросил принести с кухни еще пива.

– Конечно, па.

– А заодно захвати чипсы.

Когда я вернулся в гостиную, держа в руках пакет с чипсами «Лейз» и две банки «Айрон-сити», телевизор уже работал. Отец, подтверждая мою теорию о том, что он готов смотреть все, что ни показывают, внимательно наблюдал за маленькой белой точкой, летящей по нестерпимо голубому небу.