– Не сомневаюсь, – сказал я, – но сейчас мне не хочется слушать о твоих похождениях. Я еду домой.

– А я немного здесь побуду.

– За мой счет?

– Я провожу расследование, приятель.

– Твой энтузиазм согревает мне сердце.

– Предприму еще одну попытку на татуировочном фронте. Поскольку эта не удалась.

– Другой стриптиз-бар?

– Не-е-е, зайду с другого фланга. У меня есть парень, который…

Скинк остановился на полуслове, что было ему совсем не свойственно. Я проследил за его взглядом, желая понять, какой предмет прервал ход его мысли. К нам со странной улыбкой на лице возвращалась Моника Эдер. Подойдя ко мне, она положила ладонь на мою руку.

– Ты так и не сказал, как тебя зовут.

– Виктор, – ответил я.

– Ты уезжаешь, Виктор? Так рано?

– Мне нужно домой. Завтра у меня большой день. Трудный день.

– Я выступаю на сцене следующей, но после этого могу освободиться пораньше. У меня есть отгулы. Ты голоден?

– Уже поздно для ужина, тебе не кажется?

– О, Виктор, поесть никогда не поздно. И если хочешь, за ужином я расскажу тебе о своей сестре.

Не каждый день сидишь за ужином со стриптизершей, которая рассказывает о святой.

– Вы когда-нибудь слышали о святой Соланж? – произнесла Моника серебристым детским голоском.

В клубе «Лола», где каждая женщина служила только для удовлетворения самых легкомысленных стремлений мужчины – длинные ноги, чтобы обвивать его тело, большая грудь, чтобы ласкать его взор, – этот голос звучал идеально. Но здесь, в «Мерлоуз дайнер» на Пассиунк-авеню, в суровом сердце южной Филадельфии, он казался более чем неуместным.

– Нет, никогда, – ответил я. – Мои родители не уважали святых.

– Вы не католик?

– Иудей.

– Это плохо. В тяжелые времена нет ничего более утешительного, чем надежда на святого.

– Предпочитаю утешаться пивом, – сказал я.

Чтобы поговорить о сестре, она ушла с работы сразу после выступления на сцене – выступления, наполненного трюками, которые заставили бы покраснеть даже политика. Надо отметить, что Моника Эдер привела себя в порядок. Обычно выражение «приводить себя в порядок» подразумевает, что человек приноравливается к окружающей обстановке, Моника так и поступила. В джинсах, футболке и кроссовках, со смытым гримом и блестящими волосами, затянутыми в пучок на затылке, она выглядела как очень красивая и очень здравомыслящая студентка колледжа. Но речь сводила ее маскарад на нет.

– Моя мать была на них помешана, – сказала Моника. – Я имею в виду, на святых. На святых и на тарелках с изображением клоунов. Нам с сестрой выбрали имена по святцам. Шанталь назвали в честь святой Жанны де Шанталь, покровительницы родителей, разлученных со своими детьми, что немного грустно, учитывая, как все обернулось.

– А вы когда родились?

– Двадцать седьмого августа, день поминовения святой Моники из Гиппо. Покровительницы непослушных детей. Вы будете кушать маринованную зелень?

– Нет, – ответил я. – Ешьте, не стесняйтесь.

Она отщипнула длинную зеленую полоску и откусила.

– Хотя могло быть хуже, – сказала она. – Нас могли назвать в честь клоунов. Сделайте милость, поправьте галстук.

– Поправить галстук?

– Да, он немного сбился на сторону. Нет, в другую сторону. Спасибо. Такие вещи сводят меня с ума. Или развязанные шнурки на ботинках, или пылинки на лацканах. Кроме того, я часто мою руки. Это странно?

– Если бы я работал там, где работаете вы, я бы тоже часто мыл руки.

– Почему?

– Я просто говорю…

– По-моему, там чисто.

– Я просто…

– Но моей любимой святой всегда была Соланж. Французская пастушка. Она дала обет целомудрия, когда ей было восемь лет. Потом, когда ей исполнилось двенадцать, на нее положил глаз сын графа, на чьей земле она пасла овец. Соланж ему отказала, поэтому он стащил ее с лошади и отрубил голову.

– Кому?

– Соланж, конечно.

– Неприятная история.

– Но затем, и это мне особенно нравится, она встала, подняла с земли голову, пришла с ней в ближайший городок и стала проповедовать. Как будто ничего не могло остановить ее разносить слова Господа. Она здорово смотрелась бы на телевизионном шоу. Можете представить, как Кейти Коурик берет у нее интервью?

– Говорящая голова у «говорящей головы».

– Святую Соланж сближает с сестрой то, что она проповедовала мертвой.

– Не понимаю.

– Сестра исчезла до моего рождения, но я чувствую, что она до сих пор разговаривает со мной. Разговаривает каждый день.

Я наклонился вперед, пытаясь найти признаки умопомешательства на красивом лице.

– Что она говорит?

– Вы будете доедать свой сандвич?

– Вряд ли.

– Можно я доем?

– Ешьте что хо…

Не успел я закончить фразу, как она потянулась к сандвичу с отварной маринованной солониной на моей тарелке.

– М-м-м, вкусно, – сказала она, откусив кусочек. В уголке рта повис лоскуток салата, и она подправила его пальцем. – После работы мне всегда хочется есть.

– Расскажите еще что-нибудь о сестре, – попросил я.

– О, Шанталь была как святая. Ее все любили. Когда она пропала, ей было только шесть лет, но она уже была особенной. Любила ходить в церковь, любила животных, принесла домой птичку со сломанным крылом, привела бродячую собаку. У меня есть собака. Люк. Он шарпей. Знаете, такая порода с морщинистой кожей.

– Не знаю.

– Из Китая. Но не Люк, а порода. Люка я взяла в Скрантоне. Довольно агрессивная. Не стоит связываться с шарпеем. И не стоит с ним заигрывать. Это примерно все мои советы по жизни.

– Я запомню их.

– А еще анчоусы.

– Что насчет них?

– Не знаю, но я их обожаю. Немножко солоноватые, вам так не кажется? Но в пицце очень вкусные. Шанталь любила пиццу и жареный картофель. Но больше всего она любила танцевать. Ей не было равных. Родители до сих пор хранят видеоролики, на которых она танцует. Они постоянно их смотрят. Она даже выступала в «Витрине Эла Альбертса». Знаете эту телепередачу, ее показывают утром в воскресенье? Про местные таланты?

– Да, помню.

– Однажды она выступала с сольным танцем. Номер назывался «Изумительная Шанталь Эдер». Она исполняла чечетку в маленьких красных туфельках. Я до сих пор берегу их, как рубиновые комнатные тапочки Дороти.

– Что с ней случилось?

– Этого никто не знает. Однажды она пошла, как обычно, погулять и не вернулась домой. Об этом несколько месяцев писали в газетах. Полиция сбилась с ног, но ничего не нашла. Ни тела, ни записки о выкупе – ничего, как будто она топнула маленькой красной туфелькой и исчезла.

– Ужасно.

– Да, ужасно.

Она потянулась к моей тарелке и взяла ломтик хрустящего картофеля. Я пододвинул тарелку к ней, и она взяла еще ломтик.

– Это сломило моих родителей. После исчезновения Шанталь появилась я, но я не похожа на сестру, поэтому они совсем разочаровались. Родители так и не оправились от удара.

– Что, по-вашему, случилось с Шанталь?

– Все решили, что ее убили. Подозревали одного старого пьяницу, который странно себя вел, но на него не смогли повесить ничего определенного. А потом прошел слух, что какой-то парень в белом фургоне прочесывал наш район в поисках одиноких детей.

– Всегда оказывается замешанным белый фургон.

– Да. Интересно почему. Нужно не забыть на следующее ограбление банка поехать в коричневом фургоне. Вы во второй раз смотрите на часы. Вы куда-то спешите?

– Просто уже поздно, – сказал я. – А завтра мне нужно быть в суде.

– Что-нибудь важное?

– Нет, всего лишь дело об опекунстве.

– Мне это кажется важным. Кого вы представляете?

– Мать.

– Это хорошо. Я обеими руками за матерей. Знаете, кто святой покровитель матерей?

– Нет.

– Святой Жерар. Его обвинили в том, что он обрюхатил одну женщину, и Жерар отказался разговаривать, пока его не оправдают.