– Он тоже апеллировал к моей продажности. Такая закономерность начинает меня расстраивать.

– Может быть, мне следует воззвать к чему-то другому?

– Ронда, вы делаете конкретное предложение?

– О, Виктор, не говорите глупости. Это всего лишь статья.

– Жаль.

– Я имела в виду, что, возможно, мне следует апеллировать к вашему милосердию. Я пытаюсь завоевать признание в редакции. Я поздно начала работать в этом бизнесе, а быть внештатным корреспондентом очень трудно. Редактор обещает взять меня в штат, если статья удастся. Для этого мне нужно поговорить с Чарли. Если можно, то лично, если нет, то по телефону. Пожалуйста, помогите мне пробиться наверх.

– У вас, Ронда, своя задача, а у меня своя.

Она мягко взяла меня под руку и чуть потянула на себя.

– Прошу вас, Виктор. Мне действительно это нужно.

Я остановился, повернулся к ней, увидел надежду в зеленых глазах и почувствовал боль, которая напугала меня, – боль желания. Ронда была репортером – формой жизни, более низкой, чем хорек и даже адвокат. Кроме того, у меня не было сомнений, что она пытается манипулировать мною в собственных целях, и тем не менее я почувствовал боль. Да, Ронда была хорошенькой, да, мне нравились ее развязные манеры, да, она не заискивала передо мной, что вызывало симпатию, и все равно я понимал, что мои чувства мало связаны с ее истинной сущностью, что мне их диктует мое жалкое вожделение.

Я чувствовал ту же боль при виде велосипедистки с длинными светлыми волосами, обутой в симпатичные розовые тапочки, которая спросила у меня дорогу. А перед этим – к тетке в короткой черной юбке, которую увидел на другой стороне улицы и которая нагнулась, чтобы завязать шнурки на массивных черных ботинках. Вне офиса во время обеденного перерыва я испытывал эту боль всякий раз, когда женщина проходила мимо меня. Та же боль, несомненно, побудила меня напиться до бесчувствия и вытатуировать на груди имя незнакомки.

Или я отличался дикой влюбчивостью и простодушием, или у меня были серьезные проблемы с психикой. К сожалению, о первом не могло быть и речи. А что касается второго…

Даже если я страдал каким-то экзистенциальным психозом, то кто поручится, что мои чувства к женщине с ослепительно рыжими волосами и веснушчатым лицом не были настоящими?

– Ронда, – сказал я, слегка заикаясь, – может быть, вечером куда-нибудь сходим и выпьем?

Она лукаво улыбнулась:

– Означает ли это, что?..

– Поговорим об этом за выпивкой. И возможно, если все будет хорошо и позволят обстоятельства, я поговорю с клиентом относительно вас и вашей статьи.

– Это было бы замечательно, Виктор, – сказала она. – Спасибо вам огромное. Когда?

– Договоримся позднее. – Я посмотрел на часы. – Сейчас я должен оспорить выселение из квартиры.

Каждый день на заседание Специального гражданского суда, расположенного на Южной Одиннадцатой улице, выносится около пятидесяти дел, но обычно рассматривается не более трех. Остальные вопросы, как и во всех судах, решаются в коридорах. Именно в коридоре мы с Бет стояли, ожидая слушания нашего дела, когда к нам подошел светловолосый мужчина в щегольском зеленом костюме. Он был примерно моего возраста. Я сразу понял, что он взобрался по юридической лестнице гораздо выше меня, и, естественно, не проникся к нему симпатией.

– Виктор Карл? – спросил он.

– Совершенно верно.

– Я так и думал, хотя по телевизору вы выглядите моложе.

– И наверное, толще.

– Нет, – сказал он. – Не совсем. Просто более молодым и лучше одетым. Подождите, пожалуйста, мне нужно передать вам кое-что.

Балансируя на одной ноге, он положил портфель на колено, щелкнул замками, вынул конверт и передал мне. Потом закрыл портфель и опустил ногу.

– Уведомление о выселении вашей клиентки. Ей предписано освободить жилую площадь в связи с истечением срока аренды, – сказал он с улыбкой. – Передайте, пожалуйста, уведомление миссис Дерринджер.

Я кивнул и отдал конверт Бет.

– Вот.

– А, так вы и есть упорствующая миссис Дерринджер, – повернулся к ней мужчина. – Меня зовут Юджин Фрэнкс, я из юридической фирмы «Талботт, Киттредж и Чейз» и представляю вашего домовладельца.

– Очаровательно, я польщена, – сказала Бет, но по голосу угадывалось, что она не очарована и не польщена.

– Прошу прощения, что уведомление о выселении было отправлено вам по почте. Его следовало вручить лично или прикрепить к двери, как того требует буква закона и как указал ваш адвокат в довольно пространном письменном заявлении. На самом деле многие наши арендаторы предпочитают получать такие документы по почте. Они полагают, это менее унизительно, чем выслушивать домовладельца или находить объявление на входной двери, но с этого момента все будет делаться точно по закону. Мы ждем вашего отъезда по истечении срока аренды.

– Не думаю, что это случится, Юджин, – сказал я. – Договор об аренде был заключен на срок более одного года, поэтому вы должны дать ей по крайней мере девяносто дней, чтобы подыскать другое жилье. Со дня получения уведомления, то есть с сегодняшнего дня.

– Не слишком ли вы формальны, Виктор?

– Мы с вами должны быть формалистами, Юджин, иначе наши действия будут попахивать недобросовестностью. Когда должна начаться реконструкция здания?

– В следующем месяце.

– О! – драматически вздохнул я. – Наверное, ее затруднит пребывание в доме квартиросъемщика. Ваше разрешение на строительство предусматривает снос стен и вскрытие полов при наличии арендаторов? Кстати, здание довольно старое. Интересно, стены и потолки там не из асбеста? Если из него, родимого, то я вам не завидую.

Он наклонился ко мне и прошептал:

– Мы можем поговорить наедине?

– Конечно, – ответил я, жестом отправил Бет на скамейку и отошел с Юджином Фрэнксом в конец коридора.

– Прекрасное исковое заявление, – сказал он.

– Я постарался.

– Мы все хорошо над ним посмеялись. Вы действительно считаете, что ссылки на Четырнадцатую и Шестнадцатую[5] поправки к Конституции США уместны в данном случае?

– Может быть, вам стоит посмеяться перед судьей? Уверен, что она посмеется вместе с вами над государственными символами и проявлениями рабства.

– Но ваша клиентка даже не чернокожая.

– Дождитесь прений сторон.

– Я в недоумении. – Юджин поджал губы. – Не вы ли пару лет назад сбили спесь с Уильяма Прескотта?

– Допустим.

– Прескотт был первым адвокатом, с которым я работал в этой фирме. Он был моим наставником, поручил мне первое крупное дело, а вы погубили его карьеру.

– Прескотт сам погубил свою карьеру, – возразил я. – Я лишь указал на это соответствующим властям.

Юджин Фрэнкс пристально посмотрел на меня и отвернулся.

– Мне никогда не нравился этот сукин сын. Виктор, как мы можем уладить это дело?

– Моя клиентка не хочет переезжать.

– Это всего лишь переезд. Она найдет другую квартиру. Здесь нет ничего страшного.

– Но не для нее.

– Мы только хотим привести дом в порядок, продать заново отделанные квартиры и заработать деньги. Мы не такие уж плохие парни.

– Я знаю.

– Сколько нужно, чтобы она съехала в течение месяца?

– Дело не в деньгах. Они мало для нее значат.

– Это меня огорчает.

– Меня тоже.

– Знаете, Виктор, это звучит немного по-философски, но все меняется. Так или иначе здание превратят в кондоминиум. Поговорите с ней, пожалуйста. Найдите компромисс, прежде чем мы начнем обсуждать Шестнадцатую поправку перед судьей.

– Постараюсь.

Поза Бет выражала странную пассивность: руки сложены на коленях, голова слегка наклонена к плечу. Обычно перед судом Бет была сгустком энергии: сидела на краешке стула и непрерывно подбирала в уме доводы в свою пользу.

Я сел рядом с Бет.

– Выторговал тебе немного времени.