– Извините, мистер Карл, но вас нет в списке.

– Что значит «нет в списке»? – возмутился я, тем искреннее, чем тверже знал, что моей фамилии и не может быть в этом списке. – Разумеется, я есть.

– Нет, я смотрел дважды, – сказал рослый лысый охранник за столом. – Как правило, мы не допускаем посетителей, которых нет в списке.

«Как правило!» – мысленно усмехнулся я, поскольку не чувствую себя обязанным подчиняться общим правилам.

– Но он мой дядя. Несомненно, он захочет меня увидеть. Кроме того, со мной сестра, она всегда была его любимицей, а приехала всего на несколько дней.

Охранник посмотрел на Монику, которая с букетиком дешевых цветов стояла за моей спиной.

– Я несколько лет не видела дорогого дядю Макса, – проговорила она детским голоском. – Он, наверное, не узнает меня.

– Но наверняка обрадуется, когда узнает, – заявил я.

Моника вышла из-за моей спины и улыбнулась. Глаза охранника подобрели.

– Пожалуйста, – почти беззвучно вымолвила она.

– Ну, учитывая, что особых ограничений нет, – сказал охранник, – и учитывая, что вы родственники…

– Троюродные, со стороны матери, – уточнил я.

– …вреда, надеюсь, не будет.

– О, спасибо, – прошептала Моника. – Как ваше имя?

– Пит.

– Спасибо, Пит.

– Хм, да. Хорошо. Покажите какие-нибудь документы, распишитесь, и я лично отведу вас к нему.

«Пансионат для престарелых Шелдона Химмельфарба» располагался в северном пригороде, недалеко от средней школы, в которой я учился. Небольшой газон, просторная автостоянка, персонал с дежурными улыбками, погруженные в уныние обитатели. На самом деле мы не были знакомы с дядей Максом, он даже не состоял с нами в родственных отношениях. Я выбрал его по следующим параметрам: во-первых, к нему допускали посетителей; во-вторых, он многого не помнил и потому мог обрадоваться нашему визиту; в-третьих, у него был интересующий меня сосед по палате.

Я вошел в палату с распростертыми руками.

– Дядя Макс, – громко, с воодушевлением сказал я.

Старик с пегой щетиной на щеках сел на кровати. На длинном лице появилось озадаченное выражение.

– Это я, Виктор.

– Виктор?

– Я сын твоей троюродной сестры Сандры. Ты ведь помнишь Сандру?

– Сандру?

– Конечно, ты должен помнить Сандру. Широкие бедра, маленькие руки. Она умела готовить великолепный салат из фасоли.

– Салат из фасоли?

– О, мама готовила самый вкусный салат из фасоли. Из вощеной фасоли. Она всегда покупала свежую и вымачивала в соленой воде. Поэтому у нее получалось так вкусно. А еще добавляла винный уксус и базилик со своего огорода. Ты ведь обожал вкусный салат из фасоли.

– Не думаю, что я знал Сандру, – сказал дядя Макс.

– А кроме того, ты должен помнить мою младшую сестру Монику. Ты всегда ее любил. Она тоже пришла тебя навестить.

Я подтолкнул Монику так, что она выскочила вперед, чуть не упала и обрела равновесие прямо перед стариком.

– Поздоровайся с дядей Максом, Моника.

– Здравствуйте, дядя Макс, – произнесла она воркующим голосом, наклонилась к старику и протянула букет: – Это вам.

При виде ее полуобнаженной груди подбородок у дяди Макса задрожал.

– Ах да, – сказал он наконец. – Вот, значит, какая Сандра. Как она себя чувствует?

– Она умерла, – сообщил я.

– Случается. – Дядя Макс отрешенно пожал плечами и похлопал ладонью по постели: – Садись, Моника, расскажи, как ты живешь.

– Хорошо, дядя Макс, – сказала она и уселась рядом с ним.

– Где ты обитаешь, Моника?

– В Сан-Франциско.

– У тебя есть приятель?

– О да. Он работает бухгалтером.

– Это хорошо, – оживился дядя Макс. – Знаешь, я тоже был бухгалтером.

– Правда? – хлопнула ресницами Моника. – Меня так увлекают цифры.

– Не возражаете, если включу музыку? – спросил я, указывая на маленькие радиочасы на прикроватной тумбочке.

– Валяй, – разрешил дядя Макс.

Из крошечного динамика полилась серьезная баллада в исполнении биг-бэнда. Я нашел волну с добрым старым рок-н-роллом, сделал звук погромче и начал наигрывать на воображаемой гитаре.

– Это Боб Зигер, – проинформировал я старика.

– Кто? – спросил дядя Макс. – Нет, но ты почти угадал.

Моника засмеялась. Дядя Макс вопросительно поднял брови, открыл ящик тумбочки, вынул пинту рома и вложенные один в другой пластиковые стаканы.

– Надеюсь, вы никому не расскажете?

– Могила, – заверила Моника.

Мы хорошо посидели с дядей Максом под музыку и ром, вспоминая о нашей вымышленной матери, вымышленной семье, вымышленной жизни Моники и вымышленном приятеле из Сан-Франциско. Нетрудно было догадаться, что в своих фантазиях Моника была гораздо счастливее, чем в реальной жизни. И судя по тому, как дядя Макс смеялся, похлопывая Монику по руке и закатывая глаза, должен сказать: он тоже был вполне счастлив со своими мнимыми родственниками.

Палата, которую дядя Макс делил с таким же, как он, стариком, была маленькой. В ней едва хватало места для двух кроватей, пары тумбочек и стульев. Телевизор перед каждой кроватью был привинчен к стене. Туалет общий.

Сосед дяди Макса находился за занавеской. Я слышал, как бормотал его телевизор. И пока дядя Макс рассказывал Монике очередную потрясающе интересную бухгалтерскую историю, я скользнул за белую штору.

Когда-то он выглядел устрашающе, это можно было понять по крутому подбородку, большим кистям рук и ступням, выступающим за пределы кровати. Но возраст наносит всем нам тяжелый урон. Я увидел развалину с трясущимся подбородком и водянистыми глазами, направленными в никуда. Я подошел к постели. Он медленно повернул голову, давая понять, что знает о моем присутствии, и снова отвернулся. Я взял стул и сел около кровати, опершись на нее локтями.

– Детектив Хатэуэй, – сказал я. – Меня зовут Виктор Карл. Я адвокат, мне нужно задать вам несколько вопросов.

Выйдя из-за занавеси, я застыл как вкопанный: в дверях стояли разгневанная Дженна Хатэуэй и охранник Пит, державший руку на кобуре.

– Привет, Дженна, – сказал я как можно спокойнее. – Рад вас видеть.

– Какого черта вы здесь делаете, сукин вы сын? – прошипела она.

– Навещаю больного.

– Я упрячу вас за решетку.

– За то, что мы навещаем дядю Макса?

– За противоправное нарушение владения, намеренное введение в заблуждение и домогательство. – Она долго со злостью смотрела на меня, потом, не отводя взгляда, сказала: – Выключите, пожалуйста, музыку, мистер Майерсон.

Макс выключил радио и, почти не таясь, убрал бутылку рома в тумбочку.

– Прошу прошения за то, что вас побеспокоили посторонние, – сказала Дженна.

– Это не посторонние, и они меня не побеспокоили. – Старик похлопал Монику по руке. – Они пришли навестить своего дядю Макса. Это дети моей сестры Сандры.

– Сестры?

– Троюродной сестры, – уточнил я.

– Что все это значит? – требовательно спросила Дженна.

– Не знаю, – ответил я, – но звучит правдоподобно.

Дженна устало вздохнула.

– У вас нет троюродной сестры, мистер Майерсон.

– Разумеется, есть, – возразил дядя Макс. – Точнее, была. Она умерла. Что очень печально для всех нас, поскольку она готовила очень вкусный салат из фасоли.

– Должен поправить вас, дядя Макс, – вмешался я. – Мама готовила сказочно вкусный салат из фасоли. А кто из нас не любит фасолевый салат?

– Уходите, Виктор, – велела Дженна Хатэуэй.

– Мы еще не закончили.

– Немедленно, – приказала она, и что-то пугающее в ее глазах помешало мне продолжить.

– Простите, дядя Макс, – сказал я, – но, наверное, нам придется идти.

– Так приятно было повидаться с вами, – улыбнулась Моника.

– Ты будешь меня навещать? – спросил дядя Макс.

– Когда буду в городе.

– Тогда удачи тебе в отношениях с приятелем. Передай ему привет, от одного бухгалтера – другому.