– Да. Самогонку принес в лагерь, где и продал по себестоимости.

– Ты торговал в ноль.

– Ну да, вместо того чтоб иметь десятку. Что я с этого имел? Только геморрой – мотаться туда-сюда. Ну мне разве только наливали, из уважения. И тут мне конкурент назначает стрелку. Предстоит разборка. Я влез к человеку на территорию, сломал ему рынок…

– Ладно б ты наживался!

– О чем и речь. Я затратил огромные ресурсы… Чтоб бескорыстно уничтожить человеку бизнес. И вот мы сражаемся на футбольном поле. При стечении народа. Все было непросто – он покрупней меня, покостистей, но мне посчастливилось отправить его в нокдаун. И все, в общем, сочли, что бой окончен за моим явным преимуществом.

– Пиздец какой-то. В студенческой среде – чисто тюремные нравы.

– Думаю, эти нравы к нам тогда, в том случае, приходили не из тюрьмы, а из Советской армии, в которой послужило уже большинство студентов журфака. Но понятия же едины – что на зоне, что в войсках.

– То, что ты человеку сломал бизнес, – поступок мудацкий совершенно. Ладно б наживался, не так обидно.

– Я тебе рассказываю, как это выглядело. Я был тогда совершенно уверен в своей правоте!

– Но теперь ты согласен, что был мудаком? Вот сейчас, с высоты прожитых лет?

– Я не мудак. Я был Робин Гуд! Это немножко не одно и то же.

– Да какой, на хрен, Робин Гуд! Робин Гуд должен был прийти и отобрать у человека его бабки. А ты у него бизнес забрал…

– Чья бы мычала… Ты же сам занимался hostile take over! Но это еще не все. Дальше этот парень убедил Колю увеличить производство, чтоб и ему тоже хватало. А у Коли не было ни мощностей, ни ресурсов, и он просто начал халтурить – гнать вторяк. Самогонки стало много, вдвое больше, чем было. Но сахара и дрожжей больше не стало. В итоге самогонка стала вдвое слабей. А также мутней и противней.

– Вот как? Интересно… На этой истории вообще рыночную экономику изучать надо. Все типичные ошибки – налицо.

– Совсем забыл – была же еще одна история ровно из этого же ряда! Году этак в 80 – 81-м работал я в одной шабашке. Командовал бригадой молодой ученый Володя – аспирант с физтеха. И вот когда настало время расплачиваться, он объявил дефолт – будто нету денег. Вроде как ему не дали, так что и с нами ему нечем расплачиваться. Ребята повозмущались и успокоились – а что тут сделаешь? Вопрос как бы закрылся. Точка. А может, и правда не заплатили? Но я провел журналистское расследование. Съездил на бывший объект, выпил с прорабом и снял с него такую фактуру: он не только расплатился с Володей, но даже и аккорд ему оформил, то есть добавил к сумме еще 40 %, якобы за скорость. За откат, само собой. Тогда я поехал в Долгопрудный и на физтехе отловил этого самого. И наехал на него: отдавай бабки. Признаюсь, я ему угрожал. И я знал, и он понимал, что с аспирантурой ему придется расстаться – если он засветится с этой историей. Да и подсесть мог легко. При тех законах как советский ученый он был не жилец – это же все было незаконное предпринимательство. В общем, бабки я с него взял. По теперешней логике бизнеса, это была моя личная прибыль – люди на свой убыток махнули рукой, денег они уже не ждали. Меня они на наезд не подряжали, на процент с выбитого я рассчитывать не мог – так что, выходит, весь этот рэкет был моим личным бизнесом. Мало ли на кого я мог наехать! С каких херов делиться? Но тогда я разделил выбитые бабки по справедливости – в соответствии с тем, кому сколько было нарядов закрыто. Тут я как бы в какой-то мере предвосхитил, Алик, тебя с твоим hostile take over. Правда, у меня это было на общественных началах.

И еще одна неземной красоты история про бизнес, теперь уже из 89-го года. Меня тогда вызвонили однокурсники, они новую фирму придумывали. Это не бизнес тогда называлось, а как-то иначе.

– Это называлось тогда – новая тема.

– Ну вот. Вызвали меня. И сразу двигают в коммерческие директора.

– Вот смотри, все тебя видят коммерсантом, а ты себя таковым не видишь.

– Потому что я им не являюсь. Короче, отказываюсь я от предложения. И взамен везу им другого однокурсника – Серегу. Он лысый, представительный, в очках – символизирует стабильность и солидность. Он, правда, кашлял, пердел, ходил по квартире в халате, шаркая шлепанцами, говорил, что старый уже, – но я его пинками загнал в бизнес. Он стал там работать, поднялся, распрямился и в итоге возглавил рекламный отдел «МММ».

– Так это он придумал Леню Голубкова?

– Да, наверное, он. Потом, когда фирма лопнула, он пару лет на Брайтоне отсиживался – а теперь снова в Москве. Ушел от дел, отдыхает. Живет, кстати, очень скромно. Опять в халате и в шлепанцах. В общем, я себе достойную нашел замену. Вот такого я воспитал бизнесмена. Раскусил. Вот он и должен заниматься бизнесом. А я – нет. Бегать шакалить, бабки делать из воздуха – это скучно. Жизнь не для этого дается.

– Но сейчас ты понимаешь, что ты мудак?

– Ну почему тебе надо, чтоб я был мудак?

– Вот я, например, мудак, что не брал взятки. Когда работал в правительстве. Я считаю, что надо было брать! Сейчас вон все берут, и ничего с ними не случается. А я не брал, и со мной случилось. Меня в тюрьму сажали!

– Ну так не посадили же.

– Но если б знал, что так кончится, я бы брал. Если б брал, был бы сейчас самым богатым человеком в стране.

– Да-а-а? И самым счастливым?

– Не знаю.

– Ну вот у нас кто самый богатый человек в стране? Фридман?

– Ходор. (Разговор имел место в августе 2003-го, главу эту напечатали в сентябрьском номере журнала «Медведь», а посадили Михаила Борисовича в октябре. – И.С.)

– Ну счастья больше у него? Он жизнью больше доволен?

– Не знаю. Пауза.

– Алик, вот смотри. У тебя не было бабок, и ты был несчастным. А потом ты заработал бабки и стал счастливым. Можно так сказать?

– Нет. Не так. Это по другой оси координат меряется. Я тебе говорю: деньги – это не эквивалент счастья, это эквивалент свободы. Я был менее свободен, когда у меня было меньше денег. Больше денег – больше свободы.

– Ну и что, Ходор в миллион раз свободней меня?[5]

– Да. Он может себе позволить вещи, которых ты себе позволить не можешь. В этом твое ограничение свободы.

– Наоборот, это я свободней. Я могу все бросить и на три месяца уехать в Мухосранск. И там думать о жизни. А он – нет.

– И он может это сделать.

– Не может. Без него все обвалится.

– Ничего не обвалится. Он может продать свой бизнес, положить кэш на депозит и уехать куда угодно. И не на три месяца, покуда пельмени не кончатся, – а на тридцать три года. Потому что у него никогда пельмени не кончатся. Вот и все.

– Это – теоретически. На самом деле он не продаст и не уедет. А будет над златом чахнуть.

– Люди делятся на две категории. Одни воспринимают деньги как эквивалент свободы, а другие как эквивалент власти.

– Как наркотик.

– Как эквивалент власти. И поэтому люди, которые воспринимают деньги как эквивалент власти, самые несчастные и самые несвободные. А вот люди, которые воспринимают деньги как эквивалент свободы, самые охуительные.

– ОК. Ходор как восприни мает?

– Я думаю, что как эквивалент власти, конечно.

– Ну так и с каких же таких х…он в таком случае свободней меня? Тогда я получаюсь свободней и круче его! По твоей логике.

– Ты получаешься счастливее.

– Ну. И?…

– Но если бы он воспринял деньги как эквивалент свободы, он был бы счастливей, чем ты.

– Если бы, как говаривал покойник Лебедь, у бабушки были яйца, она была бы дедушкой.

– Нет, ну почему? Есть огромное количество богатых людей, которые деньги воспринимают как эквивалент свободы.

– Да ну…