И у нас было так… Но в последние сто лет все перемешалось: столько войн, строек, депортаций, лагерей. Академик на одних нарах с уркой. Латыш-эсэсовец на лесоповале в одной бригаде с евреем-коминтерновцем.

В городах при советской власти селились черт знает как. Где дадут ордер, а не где хочется. Ездят из одного конца огромного города в другой каждый день. Городу с такой системой расселения нужна беспрецедентная в истории инфраструктура общественного транспорта. И наконец, для поддержания правопорядка такому городу требуется не имеющая аналогов по размеру полиция. Денег на такую полицию не хватит ни у какого государства. Отсюда коррупция. Смычка с криминалом и так далее. Кстати, напомню, что Аль-Капоне посадили отнюдь не полицейские, которые с ним мило дружили, а налоговики, причем не местные, а из Вашингтона.

Просуществует еще рынок жилья лет двадцать, и все вороны рассядутся по своим деревьям. Станет легче. Суточная миграция населения внутри города уменьшится. Люди начнут узнавать своих на улицах. Чужаки станут заметнее. Милиции станет легче. Когда преступление с вероятностью процентов совершается лишь на трети территории города, его гораздо проще предупредить. Можно будет обойтись меньшими милицейскими силами.

Вторая причина, на мой взгляд, в том, что народ перестал доверять милиции. Милицию боятся. Как говорится в известной пословице: «Лучше дочь проститутка, чем сын – мент». Обратите внимание на следующий феномен. Английские болельщики дерутся с турецкими. Болельщики «Ливерпуля» – с болельщиками «Ювентуса». И только у нас болельщики (не важно какие) дерутся с милицией, причем готовятся к драке загодя. Придумывают «кричалки». Милиция на взводе. Малейшая провокация – и в бой.

Наши люди не хотят быть свидетелями. Увидев преступление, мгновенно смываются. Ничего не сообщают в милицию. Не хотят сотрудничать. Не верят в искреннее стремление найти преступника. Суд присяжных (простые люди) оправдывает матерых рецидивистов. Идет молчаливая война народа и милиции.

В Штатах иначе. Полицейского боятся. Но это другой страх. Страх подростка перед строгим, но справедливым отцом. Все друг на друга стучат. Детей с детского сада учат стучать. В детском саду это подается очень красиво: «Дети, вы – граждане великой страны. Вы – наше национальное достояние. Государство в любом случае вас защитит. Если родители вас бьют, запомните номер телефона полиции (он, как правило, очень прост). Если родители оставили вас дома одних (в Штатах есть закон, что детей младше двенадцати нельзя оставлять без присмотра), звоните в полицию. А теперь, дети, давайте повторим номер телефона, по которому вы должны позвонить, если вас обижают».

Ребенок с молоком матери впитывает простую истину: если тебе кажется, что против тебя совершили преступление, звони в полицию. Это на уровне рефлекса. Не важно, какое преступление, большое или маленькое. Звони. Там разберутся. И люди звонят! Звонят не переставая. По любому поводу: «Меня обсчитали в магазине», «Мне кажется, что у нас появился подозрительный сосед», «Моя девушка связалась с наркоманом», «Коллега по офису смотрит порносайты…» Вся эта информация собирается. Огромные базы данных. Люди зачастую бесплатно становятся осведомителями. Швейцары в гостиницах. Водопроводчики и электрики. Водители такси. Официанты. Все.

Полиции очень легко работать. Преступника разыскивают в тот же день. Показали по телевизору фоторобот – тут же сотни звонков: «Я его видел! Он зашел по-сать в такой-то ресторан. У него уже сбриты усы. Теперь он выглядит иначе», – и так далее. И еще до прихода полиции сами погонятся за ним. Поймают. Приведут в участок. Скрутят. Дадут по морде. Вот так-то.

Приехал полицейский. Пистолет прямо в лоб.

– Стоять. Руки за голову. Не делать резких движений. Лечь на землю. Так. Документы. Извините, сэр, мы ошиблись. Вы, кстати, не видели вот такого человека? Он очень похож на вас.

– Нет проблем. У вас такая работа. Я понимаю. Видел. Он пошел туда. Хотите, я вам помогу?

– Спасибо, не надо. Удачи.

– Удачи. Я могу быть свидетелем. Вот моя визитка. Если нужно, позвоните. Детский сад. Школа. Голливуд. Все нацелено на одно. Полиции нужно доверять.

Говорить все. Говорить правду, тем более в суде (ты же поклялся на Библии!).

Полицейским платят не очень большую, но приличную зарплату. Их уважают. Но и полицейский должен соответствовать. Никогда не брать взяток. Быть справедливым. Разбираться по существу, а не по гнилым параграфам инструкции. Программа защиты свидетелей. Соглашение со следствием. Все нацелено на то, что если ты сотрудничаешь с полицией, то тебе ничто не угрожает.

Конечно, картина получилась достаточно идеальная. Безусловно, есть и полицейские-преступники, и коррумпированные судьи, и прочее. Но я говорю о векторе общественного настроения. О том, как простой обыватель позиционирует себя по отношению к полиции.

У нас этого нет. У нас другая история взаимоотношений народа и милиции. Вы эту историю знаете не хуже меня. Откуда взяться доверию? Народ ожесточается против милиции, а милиция – против народа. У них «моя милиция меня бережет», как это ни иронично звучит. У нас – «не верь, не бойся, не проси».

Так что дело не в финансировании. По нашим меркам оно и так огромно. Но должен быть общественный договор между народом и властью. Иначе защиту скорее будут искать у какого-нибудь доморощенного Вито Корлеоне, а не у государства. «Ах, дон Вито, вы были другом моего отца, окажите мне честь, будьте крестным у моего первенца». Плохо дело, граждане. Может, Вито в полицейские?

– Так вот: сейчас у нас все финансируется по остаточному принципу – кроме госаппарата. Все по остаточному, а чиновники полной поварешкой черпают из казны деньги. Какие ремонты сейчас в министерствах делают! Таких офисов нет даже у олигархов. МПС мрамором отделано, Минфин – красным деревом… Короче, деньги пи…дятся по полной программе. Приходишь в министерство и видишь, что чиновник сыт, одет-обут – всей, как говорится, страной его обували и кормили… У них дачи, машины… В наше время чиновники так не жили, как эти сейчас.

– Ну разве только партийные.

– Нет, я про мое время говорю, когда партийных уже не было – когда я, Чубайс, Боря Немцов были… Мне, например, Паша Бородин даже дачи не дал…

– И комнаты отдыха у тебя небось не было.

– Комната отдыха была. Но по сравнению с нынешними комнатами – это все говна кусок. А как меня за 100 тысяч гнобили (гонорар за книжку)! Теперь над этой суммой даже начальники подотделов смеются. Но не суть. Я вот о чем. Что финансируется не по остаточному принципу, к этому претензий уже быть не может. Чиновники у нас прекрасно выглядят, у них замечательные офисы, прекрасные жилищные условия, дети у всех в Швейцарии учатся. Вопросов не имеем – вот на что государство обращает внимание, то у него зашибись.

– Слушай, а по какой графе они детей в Швейцарию проводят? Как это технически оформляется?

– Что-нибудь человек подпишет, и раз – у него ребенок в Швейцарии. А вот почему социализм хуже капитализма? Я тебе сейчас это на такой ситуации покажу. В СССР вовсе не по остаточному принципу финансировалась оборона – в том же 1987-м, к примеру, году. Системы связи, коммуникаций, какие-то ракеты всякой дальности. Но молодой парень, засранец Матиас Руст, – пролетел! И никто ничего не смог сделать! Никакие перехватчики, никакие ракеты, радары, сонары не помогли… А если б сейчас мы вдруг взялись оборону финансировать не по остаточному принципу? Думаю, никакой Руст бы не пролетел. Потому что капитализм! Вот начали мы чиновников финансировать не по остаточному принципу, и у них все в порядке. И у военных было бы все в порядке. А что при Советах? Страна подпоясалась лыком, жрать нечего, колоссальные деньги на оборону тратились… Нефть, газ – все на оборону. Но эта оборона ни хера не обороняла! Некоторые, кстати, аналогичные же претензии к госаппарату предъявляют – что он-де не управляет. Но это неправильная претензия! Мы им деньги как раз за то платим, чтоб они не управляли. Потому что у нас экономика капиталистическая и либеральная. И с этой своей функцией – не управлять – наш чиновник отлично справляется. А как деньги у него кончаются, он говорит: ну-ка я сейчас поуправляю! Ему тут же несут взятки, он все подписывает…