– А теперь та же ситуация, какая была в годы застоя: если, допустим, правительство чего-нибудь хорошее для народа замышляло, он был уверен, что оно его нае…ать хочет. То же самое и сейчас будет: пройдет год-два, и по отношению к Кремлю будет ровно такая же реакция. Не будут верить ни одному слову власти.

– А сейчас, типа, верят?

– Ну, это такой постепенный переход. Сейчас меньше верят, чем в 2001 году или 2000-м.

– Я, честно говоря, перестал пристально следить за политикой. Ну Кремль, ну власть – чего теперь в этом непонятного? Все уже ясно, и можно расслабиться.

– Сейчас уровень доверия к власти резко падает. Путин по-прежнему держится, но общее настроение меняется…

– Мне кажется – это мое ощущение, – у людей нет уже чувства честной игры, а есть такой взгляд: начальство приказало, а наше дело исполнять… Или делать вид. И ни кто уже не думает, что бывают выборы. Назначают людей, и до свидания. (Разговор шел за неделю до объявления о реформе выборной системы, до решения о том, что губернаторов будут назначать. – Авт.) Я, помнишь, давно говорю: выборов нет, а есть назначение, и это, как ни смешно, правильное решение. Так оно и лучше. Вот мне кажется, вот такое сейчас настроение общества. А если вернуться к теме 9/11, то я видел некое документальное кино. Я забыл, кто автор, как название… Но это такой известный в кинокругах фильм, он причем длинный, чуть не два часа. Там город, дым, машины едут – сверху это снимается, с вертолета, – и потоки входят в метро в час пик, утром. Это Нью-Йорк приблизительно. На завод люди заходят через проходную… И эффект, которого авторы, наверно, пытались добиться, был такой: это не то что даже люди, это скорее фарш, который выходит из мясорубки. А где ж в современном мегаполисе человек, где личность? – автор как бы задается таким риторическим вопросом. И весь фильм там люди на уровне баранов или в лучшем случае насекомых. А под конец показали отравленную природу, птиц там дохлых, пляж, залитый нефтью… В общем, по фильму выходит, что человек – это такая глупая жадная тварь, которая все испортила и без которой всем лучше. Старый фильм, но весьма эффектный. Я все ждал, что наконец будет обнажен прием и покажут настоящий фарш, покажут сделанную из него колбасу, а потом еще и поток говна, в которое превратилась колбаса, – чтобы добить зрителя этим сравнением. Но они этого не показали. Я смотрел на это и пытался представить: вот таким или не совсем таким видят белого человека и всю его белую цивилизацию те арабы, которые взрывали Америку?

Какие-то бессмысленные потоки человеческого мяса… Не говоря уж о том, что у жителей мегаполисов ни веры нет, ни искренности, ни соответствия слов делам. Может ли это нравиться бедуинам каким-нибудь? Могут они этому сочувствовать и сострадать разбомбленным ньюйоркцам?

– Ой, не надо.

– Нет, подожди. Такой вот араб говорит: я живу на своей земле, у меня ишак, я вспахал землю, лично провел посевную, в поте лица своего, а что потом выросло, то съел. Так написано в Коране, так я делаю. И вот он смотрит на американцев и думает: никто не живет своим трудом – в примитивном, в диком смысле. Все врут. Ну и что это за уроды, зачем они нужны? Они запутались, они сами не знают, чего хотят! Не говоря уже про порок, про зло. Арабы ведь тоже читают заметки про то, что белые своих гомосексуалистов венчают… Вместо того чтоб их, к примеру, огнеметом жечь. Мне страшно просто представлять, что бедные эти арабские камикадзе могут про нас думать. Мыто к себе уже привыкли, а они-то нас со стороны рассматривают пристально и весьма, думаю, холодно. Я помню, как вскоре после 9/11 я брал интервью у Миши Тарковского, писателя и племянника.

– Ты про него много рассказывал.

– Да. И вот я ему говорю: послушай, а вот у вас, наверно, у охотников на Енисее, не было большого сочувствия к разбомбленным ньюйоркцам! Вы, наверное, приблизительно как талибы на это посмотрели тогда. Он говорит: «Ну абсолютно! Я собирался, как сейчас помню, на охоту, зашел к соседу насчет дроби, а там по телевизору кино идет, как самолеты врезаются в небоскребы. Потом оказалось, чтоэто не кино, а репортаж, но большого впечатления и это не произвело». И вот насколько ж глубокая пропасть между охотником, который живого человека видит раз в неделю, и жителем мегаполиса! Тому же Тарковскому даже жители Лондона показались мутантами, а чего уж про Нью-Йорк говорить! Подавляющее большинство населения России не чувствует Нью-Йорк родным городом и не может ему сочувствовать. Ну мы с тобой понимаем, что это любимый город, нам многое близко в Нью-Йорке. Но мы – исключение среди скольких-то миллиардов населения Земли.

– Вот не согласен я с тобой, и все тут! Я могу тебе сказать, что если говорить об арабах, об исламской цивилизации в ее нынешнем виде, то мне кажется, что моральное превосходство европейской цивилизации очевидно. Вне всякого сомнения. Могу объяснить почему. Вот смотри. Я на майские праздники ездил в Испанию в очередной раз, по Андалузии путешествовал. Вот европейская цивилизация не пережила интеллектуального краха, какой пережила исламская цивилизация. Они же когда-то были реально умнее европейцев, образованнее! Алгебра, архитектура, мореплавание, астрономия, медицина… Поэты у них великолепные были, писатели. Куда все это делось? Все пропало. Европейская цивилизация не переживала такого. После того как рухнул Рим, античная культура, все равно Византия была. Все равно были монастыри. Потом постепенно начался Ренессанс, при том что, повторю, в Византии культурное начало не умирало никогда. А вот куда арабская культура делась? Вот для меня совершенно очевидно, что эти люди, которые сегодня кичатся своим революционным экстремизмом, на самом деле защищают отсутствие элементарной материальной культуры. Они запретили себе живопись, скульптуру, поэзию, они запретили себе эротику, любовь, они довели женщин до состояния животных. Они не хотят получать нормальное образование – за исключением самых богатых принцев, которые жируют на нефти. Из этого что следует? Что они ближе к Богу? Полная чушь.

– Они мне глубоко чужды. Я не рассказываю тебе, что они ближе к Богу. Но я пытаюсь смоделировать их взгляд, их мысли.

– Я могу тебе сказать про их взгляд, про их мысли. Это та же самая история, которую я люблю повторять: ватерклозет – это для цивилизованного человека удобство, а для дикаря это ограничение свободы.

– Ну як же можно – в хатi срать?

– Да, дикарь привык срать где угодно, а его гонят в сортир… Ограничили ему свободу. Так как вот европейская культура – это безусловно отражение интеллектуального превосходства.

– Говорю тебе: я не являюсь защитником исламских ценностей. Да я их и не знаю.

– Исламские ценности есть логическое продолжение сначала иудейских, а потом и христианских ценностей и ничего больше. Они абсолютно нормальны и могут быть нами восприняты. Ислам, когда он был на гребне, когда халифат…

– …тогда там была свобода…

– Там все было – интеллектуальная свобода, поклонение женщине и так далее, все было прекрасно. Но они превратили это в идиотское орудие какой-то тупой мести.

– Я не являюсь защитником ни терроризма мусульманского, ни мусульманства вообще. Я пытаюсь понять, что происходит. И вижу, они хотя задавили все свободы, они заставили весь мир о себе говорить. И их бояться.

– Вот этот путь – путь ограничения свободы – приводит к большим бедам. Они, правда, еще не превзошли Гитлера или того же председателя Мао, который во время Культурной революции 60 миллионов людей уничтожил. И Сталина не превзошли. Ну может, с десяток тыщ погибших у нас вместе с потерями военными. Это не похоже на противостояние цивилизаций.

– Они массово умирают за свои идеи, а мы ни хера не идем умирать.

– А зачем умирать? Нам это не требуется. Мы настолько их превосходим в материальной культуре, что они не в состоянии с нами выдержать противостояние.