В рядах иммиграционных чиновников случилось замешательство. Похоже, вопросы были исчерпаны, но что делать со мной дальше, они не знали. Меня повели в другой кабинет. Там долго что-то опять искали по компьютеру. Наконец мне сказали: «Почему вы незаконно получили право на въезд в Соединенные Штаты?» Я был готов к чему угодно, только не к этому вопросу. Я посмотрел на переводчика. Тот спрятал глаза и сказал по-русски: «Почему ты незаконно получил американскую визу?»

Я понял, что затевается какая-то серьезная поганка, и сказал моему толмачу: «Переведи. Только точно. Я буду внимательно следить. Скажи им следующее: как же можно мою визу считать незаконной, если я именно по ней въезжал в США уже больше десятка раз? В том числе и в Нью-Йорк, и именно через ваш иммиграционный пост». Ответ был верхом логики и последовательности: «Ваша виза незаконна, и мы ее аннулируем!» – «Подождите! – сказал я. – Могу ли я узнать причины такого решения? Я не преступник, не нахожусь под судом. В чем дело? Если бы вы меня спросили, то я бы ответил вам, что да, в России я прохожу по уголовному делу, но до суда дело еще не дошло и вряд ли дойдет, и по любым законам я считаюсь ни в чем не виновным человеком! Но вы даже не спрашиваете меня об этом. Вы мне говорите полную чушь о том, что моя виза незаконна!» Повисла пауза… Первым нервы не выдержали у крикуна-ревуна. Он подскочил ко мне и, брызгая слюной, заорал прямо в лицо: «Shut up!»

Тут подключилась моя «худышка». Сонным голосом она сообщила, что в моих словах есть логика и что у меня есть право защищать себя в суде города Нью-Йорка. Если я выбираю этот путь, то меня сейчас отвезут в городскую тюрьму, завтра мне дадут адвоката, оплаченного американским правительством, и я в течение нескольких недель смогу изложить свои аргументы в суде. Если же я не согласен доказывать свою правоту в суде, значит, правы они и мою визу аннулируют, а меня ближайшим самолетом отправят в Россию или в страну, куда я захочу и куда у меня есть виза.

Я спросил: «Могу ли я позвонить жене?» Ответ был короток: «Нет!» Я задумался… Перспектива оказаться в американской тюрьме на Новый год мне показалась не очень заманчивой. В моем паспорте стояли еще швейцарская и шенгенская визы. Я спросил: «Улетел ли самолет на Москву?» Получив подтверждение, я попросил сделать мне билет на любой ближайший рейс в Европу. Дело было поручено крикуну. Униженный, взяв мою кредитку, он ушел покупать билет. Он вернулся быстро и с видимым отвращением протянул мне билет на Цюрих. Посадка была через полчаса.

Старший офицер с уважением посмотрел на меня. Его, видимо, растрогала моя конструктивность. Он поставил на мою визу жирный штамп «Cancelled» и сказал, что я поступил правильно, признав незаконность полученной мной визы. Я было кинулся доказывать, что ничего подобного я не признавал, что я просто не хочу сидеть в тюрьме, но он только махнул на меня рукой и скрылся в недрах офиса…

Меня сфотографировали анфас-профиль, взяли отпечатки пальцев и вызвали специального охранника, чтобы проводить до самого самолета. Охранник оказался пожилым белым человеком. Крикун был окончательно унижен – он не смог конвоировать меня на глазах у всего честного народа. Когда мы вышли в duty free зону, я сказал охраннику: «Позвольте мне позвонить жене. Она нервничает и ждет меня. Зачем ей мучиться еще восемь часов, пока я долечу до Цюриха?» Охранник не задумываясь разрешил. Тогда я уже обнаглел окончательно и сказал, что у меня нет монетки. Он обменял мне доллар на два квортера. Нажив пятьдесят центов, он еще больше подобрел и повел к телефону-автомату. Я набрал номер жены и объяснил ей, что со мной произошло.

Жена прореагировала на мой звонок стоически. Она в принципе умеет собраться в трудную минуту. Спокойным ровным голосом сказала, что, в общем, так и поняла мое отсутствие. Жалко, конечно, что придется Новый год праздновать поврозь, но ничего страшного, только ты не нервничай. Жена имеет на меня магическое воздействие. Вот стоило поговорить, и полегчало. Мне вдруг стало ее жалко. Сидит одна в Нью-Йорке. Ждет мужа, а он, как мудак, под конвоем отправляется в Швейцарию. Ведь это была моя идея встречать Новый год в Нью-Йорке. Вечно ей от меня какие-то неприятности. Я не хочу распинаться здесь, да и вообще, относительно моих чувств к жене, но в этот момент я испытал острое, теплое, пронзительное ощущение нежности к ней. Все-таки немцы – сентиментальный народ…

Я сел в «Boing 747», на второй этаж, в первый класс. Заказал себе водки, пожрал и отрубился. Проведя в общей сложности восемнадцать часов в воздухе и четыре в JFK, я очутился в Цюрихе. До рейса на Москву оставалось еще три часа. Я бесцельно бродил по аэропорту. Купил в магазине паштет из утиной печени, балык «Царь Николай» (вкуснятина), еще какой-то ерунды и решил – уеду в Питер к теще, отосплюсь, а там видно будет.

Через месяц я выяснил, что Российское бюро Интерпола, по наводке Скуратова, который, в свою очередь, действовал по просьбе (можно ли это назвать просьбой?) Гусинского, сообщило американцам о том, что я уголовник и так далее. Естественно, все это было незаконно. Смешно объяснять, что преступником является только человек, признанный таковым по суду. Теперь-то Скуратов везде рассказывает, что он большой законник, борец с коррупцией, то да се. Но у меня в голове сидит вопрос: а если бы его, как меня, внесли в компьютер, когда против него возбудили уголовку по поводу двух телок, которых он харил? Что, он бы считал, что так и надо? Что, это правильно, стучать на человека, не дожидаясь суда? Да пошел он на хер, козел…

После Чубайс и Немцов написали письмо Мадлен Олбрайт. Она дала указание посольству, и мне возобновили визу. Кстати, тогда Петя Авен познакомил меня с американским послом Коллинзом. Он оказался интересным мужиком, несмотря на то, что сильно любил Гуся. Коллинз извинялся, однако ему извиняться было не за что: в стоп-лист меня внесли не америкосы, а наши.

Вывод из этой истории прост как огурец: все мусора одинаковые.

С женой я встретился в Куршавеле, спустя неделю после депортации. Мы были счастливы.

– Теперь что касается моих заметок 98-го года. Я, например, тогда написал про Валентина Цветкова. Освежил в памяти старые дела – когда еще при Советской власти его привлекали по статье «промышленная контрабанда». В 98-м я слетал туда к нему в Магадан: вот, кооперативщик был под следствием, а теперь командует регионом – Колымой. А потом еще писал я заметку про Валерия Абрамкина. Это бывший зэк. Он хотел переиздать свою книжку «Как выжить в советской тюрьме» – на тот момент уже не советской, а русской. И он ходил по фондам, по капиталистам – но никто ему не дал никаких денег. И он говорит: «Ну как же так? Ну что же люди думают? Зареклись, что ли, они от сумы да от тюрьмы?» А книжка очень интересная. Я так ею вдохновился, что начал по зонам ездить и тоже сочинил книжку. Еще я ездил тогда в Наро-Фоминск, где перед 9 мая в аккурат выплачивали пособия узникам концлагерей. Это было леденящее такое душу зрелище. Давали старикам две тыщи марок в год. И там они рассказывали – ну хоть поедим досыта. И все это – к 9 Мая. В то время как западным узникам давали не по 2, а по 20 тыщ например.

– А там, видимо, мерили от потребительской корзины.

– Ну может, мерили и от корзины, но один узник – его фамилия Зусьман – так он принципиально отказывался, и не брал эти деньги, и писал куда-то в европейские инстанции: «А чем это французский еврей лучше меня? Почему ему больше платят?» И отказывался от денег – не нужны мне, говорит, ваши подачки.

– А я не знаю, кстати, причину. Я только предполагаю. Я не знаю, почему дифференцированно.

– Может быть, потому, что Советский Союз два раза отказывался вообще от этих пособий. В принципе.

– Почему так с деньгами, надо спросить у вдовы Собчака госпожи Нарусовой – это она отвечала за распределение этих пособий. С учетом бедственного положения пенсионеров в России такие выплаты – хорошее подспорье. Мне кажется, что хоть кто дай денег – и то хорошо. Но с другой стороны… Вот смотри. У тебя дед застрелил огромное количество каких-то людей, работая в ЧК.