И в итоге вышло так, что британский акцент мне теперь кажется деревенским каким-то, лоховским, торопливым и сбивчивым. Кокококо, кокококо. Насчет торопливости – это голая статистика: британцы лопочут в среднем в полтора раза быстрей американов (220 слов в минуту против 160). Быстрей англичан разве только французы (350), японцы (310) и немцы (250). Мы же, если вам интересно, говорим со скоростью приблизительно американской: 180. Темп зависит, замечу тут вскользь, может, не только от уровня развития народа (полинезийским туземцам хватает 50 слов в минуту), но и вот еще от чего: когда нация близка к моноэтничности, она может себе позволить высокую скорость обмена информацией между мельчайшими частями системы. И это опять-таки с развитием связано, что б вы ни говорили.

Забавно, что в результате таких лингвистических упражнений у меня сформировалась страсть – разговаривать на языках, которые я едва знаю. И чем хуже знаю, тем мне интересней. Испанский и итальянский, на каждом из которых я знаю слов по двести или триста, идеально для этого подходят. Неплохи также португальский язык и сицилийский диалект, которые я знаю еще хуже, слов по сто. (Тут отмечу, что романские языки на слух усваиваются легче в силу их мелодичности. Германские тоже разборчивы почти все – кроме английского, который, увы, как раз и нужен больше всего. Английский, будучи языком формально германским, сильно видоизменился под влиянием французского. И размылся: в нем нет ни немецкой ясности, ни итальянской музыкальности. Ни туда ни сюда – оттого с ним столько проблем. Что же до европейцев, которые по-английски лопочут куда исправней наших, это оттого, что для нас этот язык страшно чужой, а им – родственный. Как нам белорусский.) В чем причина этого явления? Видимо, подсознание ожидает, что с этими языками я поступлю так же решительно, как с их предшественниками: поселюсь в новой стране и буду там путешествовать, ходить по кабакам, смотреть ТВ, знакомиться с интересными людьми и подолгу болтать с ними о разном… Но – пока не видно, чтоб мне что-то подобное снова засветило.

– А что ты, Алик, думаешь про Дудаева? Точно его убили в 96-м или он скрывается где-то?

– Думаю, он таки убит.

– А Лебедь? Ты с ним работал?

– Нет. Я с ним почти не был знаком.

– Мой однокурсник Шура Бархатов работал у него пресс-секретарем.

– Чубайс с Лебедем плотно работал. Чубайс же тогда выдержал очень тяжелый период – после победы Ельцина, когда того Акчурин оперировал. Так вот несколько месяцев практически страной управлял Чубайс. Он же стал после выборов главой Администрации. Сперва Ельцина готовили к операции, потом он выходил из нее. Как раз тогда Ельцин подарил Чубайсу свой портрет с надписью «Снова вместе».

– Да… Что еще у нас в 96-м? Взрыв жилого дома в Каспийске. Чуть ли не первая ласточка… И на Котляковском кладбище в Москве тоже взрыв. А еще – получение Россией от МВФ кредита в 10,2 миллиарда долларов.

– О-па. Это чтоб дырки залатать после выборов! Все-таки Запад нам помог. Когда приперло.

– А еще в 96-м Примакова назначили министром иностранных дел.

– Это мне всегда было непонятно. Ну как так?

– Что значит – как? Все-таки он чекист, разведчик.

– Почему он чекист? Объясните мне, дураку! Он же всю жизнь в Академии наук проработал! В Институте мировой экономики! Он же не вылезал из 9-й студии – Валентин Зорин там, Замятин и так далее… «Пускай эти господа за океаном знают…»

– «Откуда исходит угроза миру»?

– Совершенно верно. И вдруг раз – Горбачев его делает председателем президиума Верховного Совета СССР. Потом Примаков исчезает, и после, уже когда уходит Гайдар, становится директором СВР. Потом в МИД; это еще ладно, дипломат. А потом раз – и «мы чекисты, мы чекисты»… Откуда ты взялся такой? В каком ты звании? Ты что, подснежником был в АН СССР? Как ты тогда до академика дослужился? Ты в кадровом резерве, что ли? Потом Примаков говорит: «Саддам Хусейн – мой друг, я поеду договорюсь». По ехал – его послали на хер. Потом вторая война. Опять: «Хусейн мой друг, поеду договорюсь с ним». Опять послали. Может, он врет, что он чекист?

– «И третий раз кинул старик невод». Надо чтоб и третий раз послали его в Ирак.

– Мне кажется, старых кагэбэшников уже нету, а новые – они не старше подполковника. Новые – Патрушев, Заостровцев – при андроповской дисциплине старше полковника быть никак не могли. Это теперь они себе наприсваивали генералов. Так, может, Примаков делает вид, что он сильно законспирированный чекист? Поди проверь…

– Насчет зашифрованных чекистов смешная история. Есть у меня знакомый – бывший замминистра печати. В далеком прошлом простой журналист. И вот однажды он вдруг приходит на какую-то тусовку, а на нем – генеральский мундир. КГБ. Это что за маскарад? Никакой не маскарад. Оказывается, он настоящий генерал комитета. И давно ли ты в органах? – интересуемся мы. Да вот со вчерашнего дня. Он нам давал такую легенду, что пришел в КГБ и тут же ему дали генерала. И типа никогда он не был простым опером. Или нештатником. И когда мы травили политические анекдоты, он якобы был простым штатским смертным. Этого человека зовут Андрей Черненко. Кроме печати он еще в МВД был замом. Ну и сейчас вроде где-то служит.

А! Еще В 96-м съездил в Чечню. Заметку там писал. И вот я отчетливо помню, как туда добирался. Прилетел, значит, в Слепцовск, нанял частника и на нем добираюсь до Грозного. Заезжаем в город, и шофер спрашивает: «Адрес какой, куда везти?» («Это что за остановка, Бологое иль Поповка? А с платформы говорят: Это город Грозный, билят»). А у меня всякие были явки еще в Москве заготовлены. В Ханкале, в штабе группировки, – полковник такой-то, который обеспечит койко-местом и поставит на довольствие. Еще у меня был адрес какого-то Махмуда, это на улице Гагарина, – тот держал постоялый двор для приезжих репортеров. Переночевать на раскладушке в сакле – это стоило у него сто долларов. Решения я не принимал заранее. Думал, на месте разберусь, по ситуации. По наитию. Шофер меня торопит, потому что мы подъезжаем к решающему перекрестку. Я включаю подсознание… И понимаю, что надо ехать к своим, – а куда же еще! Понимаешь? Русская армия, солдатики из Рязанской области откуда-то… При том что журналисты тогда любили врать насчет доблестных чеченских рыцарей Робин Гудов, бородатых красавцев, романтиков. И я говорю: «А ну давай-ка ты на Ханкалу заворачивай». И вот я поселился в казарме. Молодые бойцы мне радостно так рассказывали, что в Чечне кормят лучше, чем в учебке, и им, типа, повезло, что они туда попали. У них там разборки были в умывальнике, я их усовещал там междуделом и разгонял. А был еще один капитан с плакатным русским лицом – голубые глаза, светло-русые волосы. Мы с ним выпивали – я туда набрал виски дьюти-фришного в пластиковых бутылках, очень удобно в дороге. И вот он мне там по пьянке раскрыл душу. Расстегнул выгоревший китель и из бокового кармана, у сердца, где раньше заставляли носить партбилет, достал сложенный кусок газетки и развернул, а там – портрет Геннадия Андреича. Ну, Саша, говорю, ты даешь! (Я был восхищен дешевой литературностью этого фальшивого сюжета.) Человек шел умирать за Родину, за Зюганова. И Саша этот мне еще говорил: «Удивляюсь я на вас. Ну вы же умные люди, вы сами понимаете, что Зюганов – чистый и светлый человек, он один у нас такой. Какое страшное насилие вы над собой делаете, когда ругаете Геннадия Андреича, святого человека! Как вот вы решаетесь на такое ужасное богохульство? Не, говорит, я не ругаю вас, не злюсь, не проклинаю. Я просто хочу для себя понять, какой механизм позволяет вам терять человеческий облик до такой степени, чтоб уж коммунистов не любить. А все деньги! Если б не они, если бы ты от души голосовал, то точно б отдал голоса за Геннадия Андреича». В Чечне я с Шамановым еще вел беседы. Мы с ним летали в Шали на вертолете. Низко так летели, чтоб не сбили с земли. Если низко, то вертолет поздно замечают и нет времени поточней прицелиться. В Шали тогда убили какого-то местного тинейджера – нечаянно или как. И местных стариков собрали поговорить с Шамановым. А туда заранее подтянули войска, к нашему прилету. Подвезли солдатиков, и они немного окружили Шали. Шаманов очень грамотно выступал. Как переговорщик и оратор, он мне показался очень и очень. Не ожидал я такого от вояки, от генерала. И еще поехали мы со знакомыми офицерами проверять блокпосты. Ночью. По пути БМП наша заглохла. И вот мы стоим в степи… А давайте по рации вызовем подмогу! Нельзя, там батарейки сели. Ну все как мы любим. И тут вдруг откуда-то случайно подъехала другая БМП, и мы ее уговорили дотянуть нас до Ханкалы на тросе.