Автор «Ментов» не столь суров к героям, но и он доводит пресловутую народность персонажей до абсолютного гротеска. Дружеский шарж выливается в злую карикатуру: команда своих-в-доску блюстителей законности все больше напоминает расчетверенного халявщика Леню Голубкова, который – в силу придурковатости – давно уже записал себя в партнеры великой страны, плюнул на УК и путает своих баранов с государственными. Недаром ведь рассказы, включенные в сборник, высвечивают бедняг «ментов» с самой непарадной стороны (в «Смерти под трактором» Ларин бестолково ищет пропавший у алкаша трактор, а в новелле «Клюква в шоколаде» команда «ментов» и вовсе сжигает чужую дачу по пьяному делу). Недаром и в центральной вещи нового сборника, трехсотстраничной повести «Псевдоним для героя» возникает штатный борец с криминалом Иван Лакшин (истинный петербуржец, Кивинов не мог не уважить земляка и сурово окарикатурил германовского романтика Лапшина). Означенный персонаж предлагает помощь журналисту Шурику Тихомирову, которого мафиози «поставил на счетчик». Помощь небескорыстную – объект его заботы должен отдать в крепкие ОБЭПовские руки примерно столько же, сколько бы отдал и в лапы вымогателя...

Вообще в названной повести все борцы с преступностью и объекты их борьбы стоят друг друга, а представители «второй древнейшей» – местные акробаты пера – стоят и тех, и других. Действие повести происходит в провинциальном городе с фельетонным именем Новоблудск. Уже упомянутый журналист Тихомиров, под чьим именем в одной из местных газет вышла заказная статья, затрагивающая интересы одной из двух существующих в городе преступных группировок, оказывается под прессингом конкурирующей группировки. Куда податься бедному борзописцу? Ни милиция, ни коллеги, ни оргпреступники помогать не собираются. И тогда у Шуры возникает невероятный план, основанный на неизбывной вере постсоветского гражданина в силу печатного слова.

Литературные источники повести Кивинова очевидны – это тыняновский «Подпоручик Киже» и гоголевский «Ревизор». Доведенный до отчаяния, журналист Шурик решает выдумать еще одного крутого мафиози Гену Бетона (благо достаточно лишь скинуть информацию в одну из газет, а уж ушлые репортеры-коллеги немедля украдут, перепишут, выдадут за свое и растиражируют в других изданиях) и выдать за это исчадье ада знакомого бомжа. И план, представьте, срабатывает! Бандитская недоверчивость, помноженная на милицейскую расхлябанность и журналистское разгильдяйство, буквально из воздуха рождают монстра. И вот уже весь Новоблудск дрожит от ужаса, а вчерашний бомж одевается от Версаче и раскатывает в подаренной «хонде». Не будем пересказывать дальнейшие повороты сюжета, скажем лишь: история, с тяжеловесным юмором завязанная, к середине приобретает и темп, и остроту. Тем из читателей, кто переборет вязкое начало, достанутся блестки прежнего Кивинова – легкого, остроумного, изобретательного.

...Читатель спросит: а при чем здесь Бригадир с лопатой, запечатленный на обложке? Да почти не при чем. Для большей гротесковости повествования Андрей Кивинов вплетает в текст многостраничную пародию на «Ворошиловского стрелка» Виктора Пронина. Из повести можно понять, что это главы из пухлого сочинения некоего триллериста Альберта Рыхлого, которое-де расходится сумасшедшими тиражами. Кстати, и у самих «Маслин для пахана» тираж не маленький, и свой объем надо чем-то достраивать. Полистная оплата труда пагубна для литераторов – это простая истина имеет прямое отношение не только к придуманному Альберту.

2000

Б. Акунин. Азазель. Турецкий гамбит. М.: Захаров, АСТ;

Б. Акунин. Левиафан. Смерть Ахиллеса. М.: Захаров, АСТ

Современная критика, опасливой тараканьей побежкой миновав книжные лотки с глянцевым пистолетно-полицейским товаром, на приличном расстоянии от заразы решилась-таки на объяснение феномена отечественной pulp fiction.

Главных постулатов оказалось три. 1) Наш массовый читатель – угрюмо-закомплексованная жертва рынка, в силу дурной инерции хлебающая бездуховное варево, приготовленное издателем по рецептам западных триллеров; 2) наш массовый издатель – подлец и сквалыга, травящий читателя этим дешевым суррогатом из-за нежелания потратиться на более качественный продукт; 3) возникни вдруг издатель-патриот, готовый совместить приятное с полезным и явить urbi et orbi духоподъемные образцы благородного развлекательного чтива, – как отечественная публика мигом оценит дар и потянет с базара одну только правильную макулатуру. Критика же, простив читателю былое угрюмство (разве это сокрытый двигатель его?), станет умиленно радоваться да приговаривать: ой вы, ясны соколы продвинутые, таскать вам не перетаскать...

Обычно на пожелания сегодняшних белинских-добролюбовых теперешним сытиным высоко начхать с останкинской телебашни. Но тут внезапно произошло чудо. Молодое столичное издательство «Захаров» при финансовой поддержке фирмы «АСТ» как будто вняло упомянутым пожеланиям критической гильдии. К концу минувшего года в качестве духовного противовеса литературе «про паханов, киллеров и путан, про войну компроматов и кремлевские разборки» (цитата с заднего фасада обложек «захаровских» изданий) увидели свет сразу несколько томов сочинений Б. Акунина – псевдонима с бегло прорисованной востроносой мордочкой на обложках. Действие акунинских романов происходит в 70—80-е годы XIX века, когда «преступления и совершались, и раскрывались с изяществом и вкусом» (цитата оттуда же, откуда и предыдущая).

Радость критиков была неимоверной. Усмотрев в авторе живое воплощение своих профессиональных чаяний, рецензенты осыпали черный лаковый котелок псевдонима розовыми гирляндами восторгов («новое направление в развитии детективного жанра», «отличная стилизация текста и прекрасное знание реалий», «красиво, умно, стильно» и т. д.).

Между тем при внимательном чтении текстов число восторгов, подозреваю, значительно бы поубавилось. Более того. Хватило бы единственного трезвого взгляда на рекламные обложечные посулы, на этот вульгарный котелок, на ехидное коровьевское пенснишко и на усики десятирублевого полицейского шпика, чтобы догадаться: под видом «добротного, стильного детектива» нам обязательно подсуропят какую-нибудь литературную недотыкомку – скорее всего, очередной «идеологический роман», хитро обернутый в детективную шкурку.

Так, увы, и случилось. К великому сожалению, наше общекультурное пространство сегодня – не манящий лабиринт выдуманной Борхесом вавилонской библиотеки, но всего лишь скучные соты гигантского Бюро находок. Простых граждан сюда периодически затаскивают с улицы и воровато всучивают им то, чего они сроду не теряли. Причем наиболее часто возвращаемая потеря (пестрый кулек с блестками фальшивой позолоты, от которого за версту несет приторным запахом конфеток-бараночек и колокольным динь-доном пополам с цыганским гитарным перебором) – это, естественно, Россия.

Да-да, та самая. Которую мы ненароком утратили и которую, слава богу, кое-кто нашел, чтобы теперь вернуть нам за солидн. вознагр. Или хотя бы просто за вознагр. Или даже за бесплатно. Лишь бы мы взяли.

Первый же роман Акунина стал своеобразным камертоном, настраивая на патриотический миф и все последующие сочинения автора. В «Азазеле» Российская империя расцвела под отеческой дланью монарха. Государственный механизм, разумно устроенный ко всеобщему благу подданных Его Императорского Величества, отлажен до винтика. Любимый акунинский персонаж, полицейский сыщик Эраст Петрович Фандорин, почитал за честь быть одним из винтиков: ловить отдельно взятых жуликов (нетипичных), волосатых нигилистов (придурковатых), вредителей (зарубежных) и неуклонно расти в чинах в соответствии с Табелью о рангах. Все положительные герои «Азазеля» мудро отвергали новомодные европейские веяния. Единственный же в романе западник, аккуратист Иван Францевич Бриллинг, круглый сирота и self-made man, высокомерно относящийся к имперским традициям (вроде милой чиновничьей юдофобии), при ближайшем рассмотрении оказывался членом подпольной международной организации, добывавшей себе средства грабежами и убийствами.