Таким образом, стала очевидной ложность альтернативы «унификация или анархия?»; четырехсотстраничный памятник былым заблуждениям Айры Левина и его коллег-фантастов оказался обращен не в будущее (когда разворачивается действие), а в прошлое.

Самое смешное, что главный борец с электронно-вычислительным засильем вместо скучного имени Ли избрал себе по воле автора имя Чип. Очевидно, когда мистер Левин писал свой роман, он еще не был в курсе, что «чип» – всего лишь деталь компьютера.

1995

Филипп Дик. Молот Вулкана. Киев: Альтерпресс («Зал славы зарубежной фантастики»)

Если произведения позднего Филиппа Дика даже с виду могут показаться необычайно сложными и запутанными, то ранний Дик, напротив, обманчиво прост. Сюжет заглавной повести, к примеру, легче легкого свести к банальной истории о том, как погиб большой, но гордый суперкомпьютер. Электронный мозг «Вулкан-3» не нашел ничего лучшего, как самонадеянно занестись в гибельные выси и оттуда пасти заблудшее человечество. Модель номер третья умело чередовала методы убеждения (путем директив) и принуждения (путем конструирования из подручных материалов электронных летающих соглядатаев с бомбочками). Однако в конце концов этого умника номер три настигло справедливое возмездие. Прозревшее человечество подняло народное восстание и в финале забило палками полупроводникового узурпатора. После экзекуции оставшиеся обломки едва ли были способны произвести четыре арифметических действия. Победившее человечество могло торжествовать.

При таком беглом пересказе фабулы складывается впечатление, будто опытный мастер Дик решил в сотый раз раскрутить навязшую в зубах историю возможного бунта машин и его последствий. Лишь при внимательном чтении догадываешься, что дело принципиально не в этом. Подобная тема, талантливо начатая в свое время Карелом Чапеком и ныне до костей обглоданная Голливудом, уже к началу 60-х не представляла для будущего автора психоделических фантазий решительно никакого интереса.

Дик счел необходимым исследовать нечто другое – феномен Начальства, один из краеугольных камней современной культуры.

Как известно, незыблемость любой существующей ныне иерархии (профессиональной, социальной и пр.) держится на констатации непреложного факта: начальство – глупо. Массовое сознание воспринимало это как данность задолго до появления на свет теоретических трактатов Мэрфи или Питера. Уверенность в том, что «начальник умным не может быть, потому что не может быть» (А. Галич), позволяла среднему человеку так или иначе мириться с несовершенством жизни, уравновешивая фактом глупости начальства свой недостаточный статус. Данный факт был универсальным стимулом эволюции индивида и вместе с тем универсальным тормозом. Рядовая единица социума, полагая свой умственный потенциал несколько более высоким, чем у нерядовой единицы, расположенной на следующей иерархической ступени, имела альтернативу: либо реализовывать свое моральное право продвигаться вверх, либо – и это случалось на порядок чаще – довольствоваться сознанием превосходства над начальником. В последнем случае популярные вербальные модели типа «Если бы директором был я» воспринимались как однозначно гипотетические. Повышенный индекс самооценки личности, обусловленный наличием дурака-руководителя, переводил любой возникающий на этой почве конфликт в план интеллектуальный и способствовал стабильности в обществе.

Филипп Дик сумел показать, к каким печальным результатам приводит исчезновение из общественного сознания вышеназванной аксиомы. Бунт «Вулкана-3» не был, собственно, бунтом как таковым. Человечество у Дика еще раньше спокойно передоверило компьютеру функции реальной власти. Люди отнюдь не были против, чтобы искусственный интеллект модели № 3 ими руководил; возмутились они лишь после того, как эта груда деталей возомнила себя не просто начальником, но – Самым Умным Начальником. Наивные электронные мозги не догадались заложить в программу хотя бы минимальное количество несовершенств. То, что без всяких усилий удавалось руководителям-людям, для компьютера оказалось неразрешимой задачей. Закономерно, что в финале разбитый вдребезги агрегат вновь выглядел в глазах восставших не врагом, но любимым начальником: глупость изувеченных обломков становилась чересчур очевидной. И человечество, удовлетворенное в своих лучших подозрениях, вновь готово было идти в подчинение к стальному парню. Вернее, к тому, что от него осталось.

Сам того не ведая, Филипп Дик дал в своей давней повести разумное объяснение странностям поведения наших персональных компьютеров, допускающих подчас ничем не мотивированные сбои и ошибки, непростительные даже для первоклассника. Причина подобных флуктуаций может быть только одна: развившееся за последнее время у компьютеров элементарное чувство самосохранения. Умные агрегаты наконец-то сообразили, что иногда в интересах дела полезно прикинуться дурачком. Никому, знаете ли, не улыбается схлопотать по терминалу от обиженных чужими совершенствами царей природы.

1994

Филипп Дик. Ветеран войны. Журнал «Если»

Если с чем-то у Филиппа Дика не было проблем, так это с посмертной славой: с 1982 года американский писатель-фантаст плавно перешел в разряд классиков жанра, а с начала 90-х начал удивлять и российских читателей повестями и романами, написанными еще несколько десятилетий назад, но почему-то попадающими в точку сегодня. Повесть «Ветеран войны», только что переведенная на русский язык, в этом смысле не является исключением.

Итак, на одной из лавочек в центре Нью-Йорка сидит-посиживает полубезумный древний старикан со следами былых сражений на лице и время от времени пристает к мимоходящей молодежи с рассказами о каких-то древних битвах, в которых-де он, старик, принимал активное участие. Тем, кого дедуле удается заарканить, ветеран с гордостью демонстрирует засаленные наградные бумажки и редкую медаль, полученную за какое-то там кровопролитие в космических масштабах. Впрочем, любопытствующих поначалу немного. Прохожим некогда – они носятся с плакатами «Земля – землянам!», выстраиваются в очередь возле сборных пунктов и демонстрируют желание хорошенько всыпать марсианам и венерианцам, посмевшим толковать о какой-то там независимости своих планет от Земли-метрополии. Короче говоря, Земля находится накануне маленькой победоносной войны со своими провинциями в Солнечной системе; пропагандистской кампанией дирижирует некто Франсис Ганнет, надеющийся с выигранной войны получить свой политический дивиденд. Пока суд да дело, земляне-энтузиасты устраивают суды Линча над подвернувшимися под руку инопланетянами, повышая тем самым боевой дух. Все бы ничего, но тут один из грамотных прохожих прислушивается к бормотанию дряхленького ветерана и вдруг с ужасом понимает, что тот ведет речь не о прошедшей, а о будущей войне. Войне, которую земные политики только предвкушают, и войне, в реальности оказавшейся не маленькой и тем более не победоносной. Если верить старцу, фантастическим образом перенесшемуся более чем на полвека назад (темпоральный бросок, надо полагать, – обычное для НФ явление), межпланетный конфликт продолжался несколько десятилетий, а результатом стало превращение Земли в радиоактивную пустыню. Довоевались, значит.

Такова завязка сюжета, до развязки – полтора десятка журнальных страниц, и есть время подумать, что можно успеть предпринять в такой ситуации. Проблема, сорвавшаяся с кончика пера американского фантаста, оказалась донельзя злободневной. Ибо войны, как известно, начинают не фанатики, но прагматики. Умелая пропаганда способна придать развязанной войне необходимый декорум (романтический, патриотический и т. п.), однако кампанию надо всегда начинать, имея перед собой четкую и ясную цель победить и насладиться плодами победы. А теперь представим, что еще за месяц до начала боевых действий стратегам-политикам удается узнать обо всех последствиях войны, получив самую достоверную информацию о грядущем сокрушительном провале. И что тогда? Фантаст предпринял одно только невинное допущение – и вся внутренне логичная, стройная и непротиворечивая картина мира подернулась рябью, опасно забалансировала. Стал бы Наполеон ввязываться в войну против всех, заранее предупрежденный о неизбежности Ватерлоо? Решился бы Гитлер отдать приказ о переходе польской границы после того, как ознакомился с хроникальными кадрами штурма Берлина? Было бы столь единодушным решение Брежнева—Устинова—Суслова послать «контингент» в Афганистан, если бы им был заранее известен бесславный результат десятилетней военной кампании? Подобные риторические вопросы можно задавать десятками, причем все ответы, вероятнее всего, будут отрицательными: если знаешь, где упадешь, и не можешь заранее соломки подстелить, верней всего вовсе обойти опасное место.