Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Однажды они даже умудрились заглянуть в трубопровод, по которому нефть когда-то шла из Сибири в Европу. Для этого пришлось найти деда, в молодости обслуживавшего задвижку. В трубе оказалось тихо и пусто. Остатки нефти кто-то старательно собрал, как собирают с тарелки остатки соуса с помощью хлеба. Игорь прошел по трубе полутораметрового диаметра метров по пятьдесят в обе стороны, подсвечивая себе фонариком. Тщетно, нефти не было. Дальше он идти не решился, чтобы не угодить под завал, потому что труба обветшала и местами просела.

Общение с военными тоже ничего не дало. Вся техника у них теперь работала на газе, который производили солдаты, контрактники, прапорщики и частично младшие офицеры. Кроме того, пометеоритить к ним приходили и вольнонаемные из местных жителей и жительниц. Бензина в армии не было. Зато и дедовщина исчезла, потому что молодые не могли физически наметеоритить две нормы – за себя и за дедов. Приходилось и старослужащим тоже напрягаться. А люди, которые пометеоритили вместе, уже не могли после этого относиться друг к другу враждебно. Армейские части постепенно стали исключительно дружными и сплоченными коллективами, отчего их боеспособность только возросла.

Игорь налепил на ветровом стекле объявление, что они скупают старые зажигалки, в которых еще остался бензин. Из того, что им принесли, удалось нацедить всего лишь половину пол-литровой бутылки. Этого не хватило бы даже для того, чтобы просто прогреть двигатель в аппарате.

Они решили вернуться в город, только когда зарядили сплошные осенние дожди и ездить по раскисшим проселкам стало невозможно. Коровы к этому времени начали давать меньше газа, и пейзане вместо того, чтобы продавать его, оставляли газ себе. Цены на него выросли.

Скрепя сердце они приехали вечером на пятидесятый километр, где уже собралось машин триста, послушали новости и сплетни у костра. Прогнозы обещали суровую зиму. Народ мрачно констатировал, что метеоритить для обогрева квартир придется больше обычного. Или привыкать жить при пониженной температуре, хотя ее и так поддерживали не слишком высокой, всего лишь градусов двенадцать-четырнадцать.

– Интересно, как там поживают наши «друзья»? – задался вопросом Игорь. – Может, убрались уже обратно к чертям собачьим?

– Сомневаюсь, – отозвался Салим. – У них тоже бензина нет.

Игорь вскинулся.

– Что же ты раньше не сказал?

– А ты и не спрашивал, – невозмутимо ответил тот. Игорь подавил желание затеять по этому поводу выяснение отношений. От этого ничего не изменилось бы.

– Раньше тоже было много проблем, – сказал он, чтобы сменить тему разговора, – но от одной я был избавлен гарантированно.

– От какой?

– От забот об отоплении. В Москве всегда хорошо топили. Ни в одном другом городе так не топят, как в Москве.

– А мне все равно, – сказал Салим, – у меня в коттедже автономное отопление.

– Но мы с тобой пока что здесь, – вернул его на землю Игорь. – Так что нам тоже придется, что называется, рвать задницу.

Утром приехала группа сопровождения из соповцев, проверила у всех документы и повела колонну в Москву. Двум машинам с фальшивыми бумагами в праве въезда было отказано, хотя люди в них, по виду выходцы из южных стран, изо всех сил доказывали, что бумаги настоящие, а проверяющие, наверное, с похмелья. Ничего не помогло. Их оставили на обочине, и они долго смотрели вслед отъезжающей колонне.

Тот торговый сарай, на крыше которого жгли костер, когда Игорь и Салим отъезжали, за это время сгорел дотла и от него остался только скелет из почерневших металлических балок и труб.

К двум старым транспарантам на шлюзе добавился третий: «Внимание! В Москве свирепствует эпидемия бубонной чумы!». Люди в машинах всполошились и стали вертеть головами, высматривая, у кого бы спросить, так ли это. Соповцы объяснили им, что это дезинформация для отпугивания гастарбайтеров.

– Здравствуй, великий город! – мрачно сказал Игорь, когда они миновали двойные ворота шлюза и еще раз прошли контроль документов. – Сто лет не виделись, еще бы столько не видеться!

Невольно у него получился каламбур, но он не улыбнулся. Ему не хотелось в эту Москву. Ему хотелось в ту, старую, уютную, малонаселенную Москву, из которой они прибыли, где были бензин, газ, тепло в квартирах, работа, а магазины ломились от почти натуральной, хоть и хреноватой на вкус еды. Но до нее было сто непреодолимых лет.

37.

Пеструху нужна была операция. К этому времени Игорь уже научился с ним общаться. Он клал перед ним разграфленный лист белой бумаги, на котором были написаны все буквы алфавита, Пеструх клевал по очереди то одну, то другую букву, и так получалось слово. Единственная трудность общения состояла в том, что от клюва буквы быстро истирались, и каждый день приходилось изготавливать новый листок.

Все, что говорили ему Игорь или Салим, Пеструх без усилий воспринимал на слух.

Игорь уже знал об уровне его притязаний и согласился с тем, что он вполне допустимый. Пеструх запросто мог бы справиться с работой начинающего клерка.

Игорь поехал с ним в Институт трансплантологии, и там, к счастью, как раз оказалось необходимое донорское тело. Оно было в превосходном состоянии, не годился только мозг. История же его была такова.

Клерк, которому прежде принадлежало тело, очень любил произносить слово «вау». Он был чемпионом по употреблению «вау» в своей конторе. Он говорил его часто, с любовью и разными интонациями. Скажет, бывало, и прислушивается – как это у него прозвучало? Хорошо ли? Объемно ли?

«Bay» заменяло ему множество других слов и имело в его устах почти столько же значений, сколько слово «блядь» в устах матерщинника. Его так и называли в конторе – «Наше „вау“». Однажды он произнес «вау», заслушался сам себя и забыл закрыть рот. А в помещении, где он работал, в тот день был сильный сквозняк, мозг его и продуло через открытый рот. Да так сильно, что сначала он просто отказался соображать кое в каких вопросах, а потом и вовсе перестал функционировать. Тело с открытым ртом привезли в Институт трансплантологии, где оно и сидело в каптерке у вахтеров, ожидая, пока его востребуют, и оно станет успешным. В смысле – успешно прооперированным.

Иногда, смеха ради, вахтеры давали ему закурить или поили чаем. Тело курило и от чая не отказывалось, но при этом ничего не понимало и свободно могло бы обойтись и без угощения. Если ему давали газету, оно ее старательно читало, что в нормальном положении, что перевернутую. Естественно, после чтения оно ничего не помнило и не могло пересказать прочитанное ни прямо, ни вверх ногами.

Если при нем говорили «вау», тело кивало и радостно повторяло:

– Bay, вау!

Оно могло повторять это слово бесконечно долго, если на него не прикрикнуть и не сказать:

– Цыц!

Вахтеры научили его материться, но к мату тело осталось равнодушным и без принуждения повторять матерные слова не хотело.

Игорь и Пеструх отправились в клинику, чтобы осмотреть тело. Пошли пешком, потому что машину у них к этому времени угнали и полиция ее еще не нашла. Наверное, автомобиль разобрали на запчасти.

Тело им понравилось. Пеструх даже посидел у него на плече, чтобы посмотреть, как оно реагирует на кур. Оно реагировало нормально.

– Подходит, берем! – объявил Игорь главному хирургу, грузному мужчине за шестьдесят в светло-зеленой врачебной униформе и такой же шапочке.

Тот удовлетворенно кивнул. Дальше речь с неизбежностью зашла об оплате. От ведра дождевых червей, на которых настаивал Пеструх, врачи вежливо, но твердо отказались. Куриную тушку, которая останется после операции, благосклонно приняли. Но в довесок к ней выкатили такую сумму в деньгах, что Игорь только икнул и закашлялся. Пеструху пришлось похлопать его крыльями по спине. Сумма была равна остатку на его карточном счете плюс половина осеннего заработка от закупки крестьянского газа. Игорь взял тайм-аут на несколько дней.

52
{"b":"108083","o":1}