Мысли его вертелись вокруг Салима. Хаба сказал, что ничего подозрительного он не заметил – никто посторонний вокруг дома не отпивался, Салим не проявлял никакого беспокойства и, уходя, сказал, что вернется вечером.
Игорь сразу прикинул, что банковские бандиты так быстро не могли вычислить их новый адрес, да еще и в обезьяньем районе. Значит, тот нашел приключения на свою задницу либо в окрестностях тех станций метро, куда Игорь его послал, либо там, где они оставили свой аппарат. Он как-то и обмолвился, что неплохо бы туда наведаться и посмотреть, все ли в порядке.
Он встал.
– Ты куда? – спросил Хаба жестами.
– Пойду его искать.
«Оставь координаты», – написал тот в тетради.
– Зачем?
«На случай если он вернется раньше».
– Без меня он не вернется, – сказал Игорь, предчувствовавший неладное, но на всякий случай назвал адрес дома в Ясеневе. – Никому эту информацию не давай, – предупредил он.
Хаба кивнул. Игорь попытался себе представить, каким бы тот был, если бы не случилась лапинская катастрофа. У него ничего не получилось. Воображение упорно отказывалось рисовать Хабу в образе человека.
«Если я не найду Салима, – подумал Игорь, – мне отсюда не выбраться». Эта мысль пришла к нему спокойно, словно бы речь шла о постороннем человеке, к которому он не имел никакого отношения. Он знал, что в итоге сумеет приспособиться к этой жизни. Возможно, даже научится находить в ней какие-то удовольствия и перестанет тосковать о прошлом. Но этого чертовски не хотелось.
– Я вернусь через два-три дня, – сказал Игорь. – Если он появится, пускай ждет.
Несмотря на серьезность положения и необходимость срочных действий, Игорь не смог удержаться прогулки по центру. Он пообещал себе, что она будет длиться не более часа.
Он вышел из метро на «Пушкинской». Старые дома на Тверской сохранились почти все. Ему особенно приятно было увидеть дом номер четырнадцать с Елисеевским магазином. Машин на тротуарах не было. Сам тротуар был разделен на две части. Одна, которая ближе к домам, была выложена новой сверкающей плиткой, другую же покрывал обычный серый асфальт. Их разделяли невысокие никелированные барьеры.
Едва Игорь ступил на плиточную часть тротуара, как к нему тут же подошел отделившийся от стены служитель в неприметной форменной тужурке с нашитыми на груди буквами «АО „Элитный тротуар“».
– Извините, здесь проход платный, – сказал он.
– Как платный? – опешил Игорь.
– Эта часть тротуара сдана в аренду нашей фирме. Мы ее благоустроили и взимаем плату за проход.
– И много нужно платить?
– Отсюда до Охотного Ряда – двадцать копеек. Но, если вы купите проходной билет на месяц, будет вдвое дешевле.
Платить Игорь не хотел, покупать неведомый ему проходной билет – тоже. Он знал, что по закону у потребителя всегда должен быть выбор.
– А где можно пройти бесплатно? – спросил он.
– Рядом.
Игорь перешел на бесплатную часть тротуара. Идти по ней было не так приятно, как по плиткам. Асфальт местами был неровным, приходилось обходить огороженные деревья. Людей здесь было больше, и одеты они были попроще. Люди с платной части поглядывали на бесплатную с плохо скрываемым высокомерием. Но Игорь давно уже перестал обращать внимание на такие пустяки как у себя в прошлом, так и здесь.
Над платной частью арендаторы воздвигли еще и второй ярус тротуара. Тот вообще был с крышей, и его устилали ковры. Люди оттуда взирали со снисхождением на обе части нижнего тротуара и на весь мир. Казалось, на лицах у них было написано: «Жизнь удалась – я на втором ярусе платного тротуара».
«Расслоение общества стало нагляднее», – констатировал Игорь.
Еще издали он увидел, что подземный магазин с куполом на Манежной площади работал, да и сам Манеж стоял как конфетка. И народу вокруг толклось даже больше, чем раньше. Он спустился в платный переход, чтобы наведаться на Красную площадь. В переходе не оказалось ни одной торговой палатки, зато тянулась длинная стеклянная загородка, разделенная на кабинки. Она занимала почти половину ширины перехода. На табличке у первой кабинки было написано: «Министерство крупы и крупопродуктов». В кабинках министерские клерки, согнувшись над столами, кропотливо перебирали крупу, отдельные зерна рассматривали под микроскопом и записывали что-то в журналах. Рядом стояли мешки с гречкой, рисом и перловкой. Клерки ловко фасовали крупу по бумажным пакетам и откладывали их в сторону. Игорь посмотрел на вес пакетов. Он был самый разный: 182, 347, 416, 631, 724 и 879 граммов. Служители подвозили клеркам все новые мешки, а те без устали отделяли зерна от плевел, блестя золотыми запонками, часами «Ролекс» и массивными перстнями. Везде висели плакаты, призывающие население покупать крупу ручной фасовки в фирменных министерских бутиках «Крупье». На табличках рядом с клерками указывалось, из какого они департамента. Игорь нашел департаменты риса, гречки, гороха, пшена, проса, перловки, кукурузы, чечевицы и даже чумизы.
В средней кабинке сидел сам министр крупы и крупопродуктов. Об этом оповещала табличка на его столе. Она же называла и имя министра – Петр Петрович Горох. Выглядел он очень импозантно. На его висках серебрилась благородная сенаторская седина, породистое лицо выражало державную мудрость, и было видно, что он денно и нощно думает о том, как полнее обеспечить население имеющимися видами крупы и создать новые, например гибрид гречки и гороха или проса и манки. Министр ничего не перебирал, он читал журнал «Вестник крупы» и делал на полях пометки карандашом.
Вдруг появился оборванный музыкант-попрошайка. Он пристроился как раз напротив кабинки министра, положил у ног открытый футляр для подаяния и начал гнусаво пиликать на скрипочке мелодию, которая походила на все мелодии сразу и ни на одну конкретно. Больше всего к ней подошло бы название «Смерть комара». При этом он еще подыгрывал себе на губной гармошке, укрепленной перед его лицом на штативе, а ногой отбивал такт на большом барабане с педалью и колотушкой.
Министр терпел этот шум, покуда было можно, морщился, косился поверх очков и журнала на попрошайку, но когда тот особенно разошелся и мелодия стала невыносимо назойливой, вызвал длинноногую секретаршу и что-то сказал ей на ухо. Секретарша кивнула, вышла в переход и попросила музыканта перейти на другое место, потому что он мешает министру думать о крупе. Тот подхватил свои бебихи и ушел в другой конец перехода. Министр опять углубился в мысли о крупе.
Через несколько отсеков от министра располагалась кабинка с двойной надписью: «Отдел кадров» и «Human recourses». Объявление на ней оповещало, что министерство проводит набор на платные курсы по подготовке базы потенциальных сотрудников, лучших из которых примут на работу сразу же после обучения. От нее тянулась длинная очередь экзотически выглядевших личностей, прибывших явно с противоположного полушария Земли. Все они жаждали стать сотрудниками министерства крупы, располагавшегося в подземном переходе от Тверской и Охотного ряда на Манежную площадь. Среди них Игорь с удивлением узнал и высокого негра, на плечах которого сидел маленький англичанин, сказавший ему прошлой ночью, сколько сейчас времени. Их взгляды встретились, и негр кивнул без тени враждебности. Игорь подошел и спросил, в каком департаменте тот хотел бы работать. Негр ответил, что в департаменте чумизы.
– Почему?
– Потому что она растет у меня на родине, – ответил тот на ломаном русском языке.
Игорь где-то читал, что чумизу, пришедшую из Кореи, высевали у нас еще при Никите Хрущеве, а потом о ней как-то забыли. Значит, сейчас вспомнили опять. Он посмотрел, сколько нужно платить за курсы, и чертыхнулся – цена была весьма высока. Плакат уверял, что назначили ее не зря. За эти деньги граждан научат отличать одну крупу от другой, а также правильно и быстро ее сортировать. Он подумал, что если их с Салимом пребывание здесь затянется, то неплохо бы тоже устроиться в министерство крупы и сортировать зерна, стуча часами «Ролекс» по столу, в тишине и уюте подземного перехода. Но что-то в процедуре отбора его настораживало, и он решил пока не рисковать.