– Господи! – не удержавшись, воскликнул я.

На пакете черным стойким фломастером была написана дата двухнедельной давности, а за ней стояла еще одна, всего лишь несколькими днями позднее. По всем правилам они должны были означать соответственно день поступления органов и день помещения их в морозильную камеру. Ниже мелкими буковками было приписано: «мозг». А чуть ниже печатные заглавные буквы означали инициалы: КЧФ – Кинкейд Чарлз Фальк.

Я положил пакеты с печенью и почками обратно на поднос. Вернее, не положил, а швырнул. Помимо того, что они обладали третьей степенью биологической опасности, они к тому же принадлежали тому самому парню, которого убили, выпотрошили, а потом закопали в лесу. Держать их в руках означало принять дурную карму.

На верхней полке морозильной камеры стояли контейнеры с образцами – небольшие пластиковые банки с закручивающимися крышками. А кроме того, там помещался поднос с пробирками, заполненными чем-то, очень похожим на кровь. Потянув к себе поднос с дюжиной контейнеров, я снова увидел знакомые инициалы – КЧФ, а также название органа и дату. Подобные образцы я видел уже бесчисленное количество раз. Они представляли собой биопсию, кусочки плоти живого человека.

Дата на одном из образцов указывала, что проба взята около года назад. Я просмотрел и другие: три месяца назад, полгода назад, пятнадцать месяцев назад. Самому старому образцу восемнадцать месяцев. Это значит, что он взят через несколько месяцев после изнасилования.

Итак, постепенно картина начинала проясняться. То самое страшное событие – изнасилование. После этого Кинкейд исчезает, а появляется Дуглас Бьюкенен. Кто-то начинает брать у него биопсию и кровь. И вот, в конце концов, две недели тому назад он умирает, а его органы оказываются в холодильнике за три тысячи миль от тела. Все это может означать лишь одно: на протяжении полутора лет кто-то постоянно волновался, что парень может заболеть.

В это самое время – в течение полутора лет – женщина из больничной палаты № 3 умирает. По словам доктора Отто Фалька, она становится жертвой внутрибольничной стафилококковой инфекции. Но дело в том, что Отто Фальк лжет.

Антония, одна из линий свиней-доноров, уничтожена именно потому, что является носителем инфекции.

Фрагменты мозаики складываются в единое целое.

Тут я понял, что именно сейчас получил первое настоящее вещественное доказательство (если можно так назвать содержимое морозильной камеры), которое непременно заинтересует правоохранительные органы. Если вдруг возникнет сомнение относительно того, кому именно принадлежат органы, всегда можно провести анализ ДНК. Да уж, господам Фальку и Кэрринггону будет что объяснять.

Вовсе не было необходимости заканчивать медицинский факультет университета, чтобы понять: при данных обстоятельствах смерть какого-то паршивого сотрудника Центра контроля и предотвращения заболеваний не значит ровным счетом ничего. Эти люди уже доказали, на что способны.

Послышались какие-то звуки. Сначала неясные – щелчок двери, несколько голосов. Потом сквозь маленькое окошко моей кладовки я увидел, что в самой лаборатории ярко вспыхнул свет. Мысленно проклял себя за то, что не догадался выключить лампу. Для любого вошедшего в лабораторию она послужит маяком.

Место слева от двери занимал большой холодильник, так что мне не оставалось ничего другого, как только броситься направо и прижаться к стене. Если кто и заглянет в окошко, меня он не увидит. Но уж если с силой толкнут дверь – мне тут же придет конец.

Голоса приближались. Один из них женский. По крайней мере один. Один мужской. А может быть, даже и два. Черт подери! Я и понятия не имел, сколько там, снаружи, народу.

Да, выбора у меня уже нет. И сомнений тоже нет: жизнь моя закончится скоро, а труп окажется в яме где-нибудь неподалеку.

Присев на корточки и прижав колени к подбородку, я замер. Место оказалось хорошим: во-первых, меня не слишком заметно, а во-вторых, прекрасно обозревается все помещение. Именно в эту минуту я увидел рядом с тем самым холодильником, в котором хранились внутренности Кинкейда Чарлза Фалька, две коробки с файлами. Странное место для хранения документов.

Звук электронного замка резанул по сердцу. Оно тут же бешено забилось, кровь молотом застучала в ушах. Я начал мелко трястись. Сейчас меня увидят.

Совсем рядом открылась дверь, и прямо на меня взглянули черные глаза Элен Чен. Я даже услышал, как внезапно прервалось ее дыхание. Да, здесь стояла именно она, Элен Чен, чье имя значилось на холодильнике с бренными останками Кинкейда Чарлза Фалька. Та самая Элен Чен, которая направила меня прямиком сюда, где мне не сможет помочь никто и ничто. Элен Чен, чье честолюбие не знает границ. Я ждал, когда же она пригласит своего спутника взглянуть на мою скрючившуюся возле стены фигуру, когда нажмет тревожную кнопку. Но доктор стояла неподвижно. Потом отвернулась.

– Кто-то забыл выключить свет, – спокойно произнесла она. – Но здесь пусто.

Элен пошире открыла дверь, при этом спрятав меня. Я же совсем перестал дышать.

В ответ зазвучал незнакомый мужской голос:

– Компьютер показывает, что он вошел сюда по карточке.

Снова Элен:

– Может быть, и так. И уже успел уйти.

– Но камеры не засекли, как он выходил.

– Он совсем не глуп и не прост.

Мужской голос зазвучал ближе:

– Холодильная комната была заперта?

– Разумеется, – ответила Элен и закрыла дверь.

Свет погас.

Итак, Элен Чен на моей стороне. А вот почему, неизвестно.

Полная темнота. Я долго сидел у стены в маленькой комнатке, закрыв лицо руками, – ждал, когда глаза привыкнут к темноте. Они так и не привыкли. Единственный свет исходил от моих собственных часов – да и то если нажать кнопку подсветки. Я с минуту подержал ее, полюбовался на живой зеленый свет, а потом отпустил. Снова темнота. Но это и лучше, безопаснее.

Понимая, что выйти пока нельзя и что сидение на месте лишь усугубит тревогу, я встал и пошел по комнате. С помощью света часов определил местоположение коробок с файлами. Снял с одной из коробок крышку и постарался разглядеть, что находится внутри. Циферблат светился слишком тускло и норовил погаснуть уже через пять секунд, но навел меня на мысль: ведь в кармане лежит сотовый телефон. Целую вечность прокопавшись в меню, я наконец обнаружил нужную функцию и включил подсветку. Телефон тут же услужливо предупредил о высокой нагрузке на батарейки. Игнорируя предупреждение, я все-таки оставил свет.

Свет оказался достаточно ярким, чтобы можно было читать. Я начал листать страницы и обнаружил, что они представляют собой преимущественно отчеты об умерших свиньях. Быстро просмотрел написанное: многие из болезней, закончившихся смертельным исходом, мне совсем не известны. В этот момент я пожалел, что рядом нет Бена Валло, а еще лучше – кого-нибудь из ветеринаров Центра контроля.

Отодвинул верхнюю коробку в сторону и открыл ту, которая стояла под ней. На последнем файле стояло обозначение «КЧФ». Я вытащил его и начал листать. Страницы представляли собой результаты биопсии и анализов крови, а также даты получения образцов. К каждой странице были прикреплены квитанции почтовой службы «Федерал экспресс». Я продолжал листать. Вот результаты физического осмотра: рост, вес, температура. Все, как обычно, и даже больше. Неврологическая экспертиза, психиатрическая экспертиза. Кинкейд Чарлз Фальк в отличие от остальных постояльцев пансионата, в котором он жил, находился под пристальным наблюдением врачей. Судя по датам, каждый месяц он проходил и физический осмотр, и биопсию.

Вдруг глаза на чем-то непроизвольно остановились. Я сосредоточился: да, так оно и есть. Подпись внизу страницы. Разобрать оказалось сложно, поэтому я поднес поближе сотовый и всмотрелся: Рэндал Джефферсон, доктор медицины. Хозяин пансионатов, бывший коллега доктора Тобел. Читая файлы, я невольно задумался о том, что сотрудники «Трансгеники» хорошо знали этого человека. И ничего удивительного: ведь сам доктор Фальк провел в Балтиморе несколько весьма плодотворных лет.