– Доктор Маккормик, вести пансионат для умственно отсталых – дело непростое.

– Могу представить…

– Позвольте мне, пожалуйста, закончить. Не хочу говорить об этом дольше, чем совершенно необходимо. – Он отхлебнул кофе. – Хотя мы прекрасно сознаем, что существуют различные подходы к обращению с подобного рода людьми, тем не менее чувствуем, что строгие моральные установки, христианские установки – это самое лучшее для наших жильцов. Бетани живет у нас с самого открытия заведения, ей тогда только исполнилось восемнадцать. Она прошла с нами все взлеты и падения, училась вместе с нами вести хозяйство такой большой семьи. Но, как вы знаете, в каждой семье бывают проблемы и проблемные дети.

В гостиную заглянули три женщины и, прощаясь, помахали.

– Ленч? – коротко спросила Мэри.

Они, как по команде, показали коричневые пакеты и строем, словно муравьи, вышли из дома. Когда Мэри д'Энджело снова повернулась ко мне, в ее взгляде сквозила искренняя боль.

– Наша проблема – Бетани. Пожалуйста, поймите меня правильно, мы ее любим и стремимся простить. И страшно волнуемся. Но она – большое испытание для нас. Видит Бог, очень большое испытание.

Мэри отвернулась, но я успел заметить сверкнувшие в ее глазах слезы.

– Собственно говоря, – перенял инициативу Майк, – вам вовсе нет необходимости выслушивать наши жалобы. Кроме того, я не считаю, что мой рассказ может значительно помочь делу. И я не специалист в болезнях, а потому лучше скажу. Это будет самое правильное. Постарайтесь отнестись к услышанному рассудительно и спокойно.

Еще одна женщина, задержавшаяся с выходом, попрощалась из коридора. Мэри и ей напомнила о ленче, правда, так и не повернувшись.

– Мы просим вас быть осторожным с этой информацией. Если другие девушки узнают, это будет ужасно. Позор для заведения. У нас ведь хорошая репутация.

Наступило молчание. Потом Мэри произнесла:

– Майк…

– Пожалуйста, женщина… – Снова молчание. – Это произошло несколько недель назад. У меня не состоялась одна консультация среди рабочего дня, и я решил прийти домой и ввернуть несколько лампочек, до которых все никак не доходили руки. Я часто прихожу сюда и что-нибудь делаю по хозяйству, если выдается такая возможность. Поэтому даже и не знаю, о чем они только думали…

– Они не думали, – вставила Мэри.

– Мэри… – Майк откашлялся. – Я поднялся на второй этаж, где как раз не горели лампочки, и услышал, что из комнаты Хелен и Бетани доносятся подозрительные звуки. С помощью Господа я сразу понял, что они означают. Подошел к двери в комнату, открыл ее и… – Он перевел дух. – Открыл дверь и увидел в комнате, на полу, мужчину и женщину. Мужчина стоял на коленях, а женщина – на всех четырех. Они были нагими. – Мы снова посидели молча. – Бетани тоже оказалась там, лежала на полу, на спине. А стоящая на четвереньках женщина была не Бетани. Это была Хелен. Она тоже в этом участвовала.

Я быстро ехал в Сент-Рэфэел – ведь именно там находились сейчас первые жертвы вспышки. Или эпидемии? В голове роились самые разнообразные мысли.

Секс, думал я. Трое участников, причем двое из них уже заболели. Но это ни в коем случае не означает, что мы имеем дело с заболеванием, передаваемым половым путем. Эпидемиология наполнена ложными тропинками и дорогами, приводящими в тупик. И все-таки не думать об этом нельзя.

Я мысленно начертил схему сексуальных контактов – цепочку связанных между собой прямоугольников, в каждом из которых написано имя. Надо сказать, что чертеж получился совсем небольшим, всего лишь три звена: Хелен, Бетани и этот безымянный, неизвестный мужчина. К сожалению, Майк д'Энджело не узнал, как именно его зовут. Он даже толком его не рассмотрел. Оказавшись невольным свидетелем этой игры втроем, смущенный и обескураженный хозяин просто-напросто закрыл дверь и вернулся вниз, в гостиную. А уже через минуту услышал шаги: человек спустился на первый этаж, прошел по коридору и вышел на улицу.

Майк не пытался добиться у Хелен и Бетани, как зовут их партнера. Он решил, что это не имеет значения. И, по его собственным словам, больше не разговаривал с девушками на эту тему в надежде, что перенесенный ими шок от того, что их застали на месте преступления, излечит их от сексуальной прыти. Судя по всему, хозяин вообще решил, что вся история может просто раствориться сама собой.

Но этого-то и не случилось.

В центр своей мысленной схемы я поместил Бетани как известную величину, о склонностях которой мне уже многое известно. Потом начертил линии, связав ее с Хелен, а их обеих – с неизвестным мужчиной. Провел также линии к пяти другим партнерам, которых Бетани могла иметь, а могла и не иметь. Одного из этих потенциальных партнеров связал с Деборой Филлмор. Но ведь первым, показательным, случаем оказалась все-таки не Бетани, а Хелен. Почему?

Да потому, что подобные болезни не следуют какому-то определенному сценарию. Вполне возможно, что согласно некоему генетическому парадоксу Бетани просто более устойчива к вирусу. Схема контактов уже приняла вид огромной паутины, в центре которой находилась Бетани, «черная вдова», окруженная своими жертвами.

Стоянка возле госпиталя Сент-Рэфэел уже почти опустела: судя по всему, эвакуация практически завершилась. По словам Ферлаха, Бен Тиммонс, руководитель департамента здравоохранения Балтимора, связался по телефону с начальством из Центра контроля и предотвращения. Я задумался, какие последствия может иметь этот звонок. Ведь именно таким способом Тиммонс вызывал кавалерию. А она уж, несомненно, поможет изгнать врага, но в то же время по дороге затопчет и меня.

Ну и ладно. В конце концов, меня уже не раз топтали, и тем не менее я все-таки еще жив и шевелюсь. Тиммонс, конечно, мог отправить свой сигнал SOS, но самым лучшим вариантом оказалась бы попытка показать начальству, что ситуация в Балтиморе под контролем, но все же мы просим прислать еще одного-двух сотрудников службы эпидемиологической разведки для полной уверенности в успехе. Поэтому я решил сам позвонить в Центр контроля руководителю отделения доктору Тимоти Лири Ланкастеру, своему шефу.

– Тим, мне кажется, нам нужна помощь, – начал я.

А потом посвятил его в подробности дела.

Старый план, актуальный еще вчера, если я правильно его понял, предполагал оставить меня в Балтиморе, а для всех дел, кроме лабораторной работы и того, чем мог заняться я сам, использовать местных специалистов. Однако с появлением возможности распространения болезни в результате сексуальных контактов все изменилось. У всех нас еще слишком сильно впечатление от того, как началась эпидемия СПИДа, как быстро и неслышно она продвигалась, не говоря уже о почти стопроцентном уровне смертности. Поэтому я не сомневался, что моя история получит должный резонанс. Ни один специалист не имел права тешить себя мыслью, будто болезнь погаснет сама собой, – не приходится сомневаться, что эта теория совершенно несостоятельна. Ведь мы и понятия не имеем, сколько времени уже больны эти девушки. Не знаем и того, сколько еще человек успели заразиться, но пока просто не проявляют симптомов болезни.

Я вытер струйку пота, стекавшую от уха к телефону. Еще только половина девятого, а термометр забрался уже выше восьмидесяти градусов – это при стопроцентной балтиморской влажности. С таким же успехом я мог бы сейчас находиться где-нибудь в Уганде.

– Мне не по себе, – признался я.

– Мне тоже. – Тим тяжело вздохнул. – Хочется сказать, что это не терроризм, но, – еще один тяжелый вздох, – ты даешь мне такие симптомы и признаки, которых мы раньше не встречали.

Забавно сказано, подумал я. «Даешь мне симптомы». Хотя я был совершенно уверен, что сам он и не заметил двусмысленности выражения.

Тим продолжал:

– А если думать о том, кого болезнь поражает в первую очередь… если рассеять эту заразу среди той части населения, которая не отвечает за свое сексуальное поведение, она начнет распространяться, как дикий огонь, перейдет на другие слои…