– Нет, ты вовсе в этом не уверен.

– Уверен. Этого парня – Кейси, или Дугласа, или как угодно его назови – скорее всего убил брат какой-нибудь из изнасилованных девчонок. Он был сексуальным хищником – ты об этом помнишь? И кого-то, скорее всего, сильно обидел.

– И все же ты не считаешь происходящее здесь незначительным. Просто хочешь от меня избавиться.

– Ты права, Брук. И потому, что мы провели вместе с тобой полдюжины ночей, ты читаешь мои мысли и чувства.

Она неожиданно улыбнулась:

– Так и есть.

Больше она ничего не сказала, но продолжала улыбаться.

К концу обеда в японском ресторане я начал ощущать полное изнеможение – дали себя знать и съеденная рыба, и выпитое пиво, и самолет, и разница во времени, и неделя страшного недосыпания. Так что Брук удалось окончательно меня уломать. Мы снова принялись обсуждать отношения между Дугласом (или Кейси) и Глэдис Томас.

– Почему она назвала именно Нью-Йорк? – спросила Брук.

– Просто потому, что Нью-Йорк – знаменитый город, а Балтимор нет. Может быть, она лишь его и смогла вспомнить. Может быть, так сказал Дуглас-Кейси. В конце концов сам ведь он из Йорка, Пенсильвания. Она могла и перепутать.

– Мне все это кажется очень странным. А то, что она сказала именно «Нью-Йорк, где разбились самолеты», словно поставило на ее слова печать определенного времени.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что когда она узнала о городе, по крайней мере когда он приобрел для нее значение, Нью-Йорк еще непосредственно связывали с событиями одиннадцатого сентября. То есть это говорит о том, что Дуглас Бьюкенен стал для нее связываться с Нью-Йорком после теракта.

Я допил пиво.

– Между Йорком, Нью-Йорком и «где разбились самолеты» слишком большие расстояния. Судя по всему, он не слишком-то часто здесь показывался. – Я на минуту задумался. – Ситуация, подобная этой, могла бы позволить ему вести две различные жизни.

– Ты сказал, что его родители умерли. Так, может, отсюда и деньги на телефоны и поездки.

– А может быть, это дело полиции. Мы здесь ничего не узнаем. В наши полномочия входит выяснить, спала ли эта девчонка с Кейси или нет. А если спала, то заразилась ли она или сумела избежать этой участи.

Я сделал знак официанту, и через минуту нам принесли счет.

– Где ты остановился? – поинтересовалась Брук.

– Пока не знаю. Думаю, что заеду в мотель недалеко от аэропорта.

– У меня есть свободная комната. Так что добро пожаловать…

– В мотеле будет нормально. И кроме того, что скажет твой муженек?

– Ничего не скажет.

– Ты что, до такой степени его обуздала?

– Чтобы такое было возможно, он должен существовать.

У меня появилось страшное ощущение прямого попадания в глубокую лужу.

– Но он же не умер, надеюсь?

Она рассмеялась:

– Ни в коем случае. Когда я слышала о нем в последний раз, то говорили, что он здорово трахает одну свою студентку-дипломницу. Особенности преподавания в университете, понимаешь ли…

Вот в эту самую минуту на стол опустился счет за обед. Мы одновременно к нему потянулись. Мне удалось схватить его первым. Брук молча на меня посмотрела.

– Ты сказала «трахает», или мне показалось?

– Сказала.

– Лексика свободной женщины.

– Учитесь воспринимать вещи такими, как они есть, доктор Маккормик, – изрекла она, допивая пиво. – Вы оплачиваете обед, а я организую ночлег.

Официант вернулся с кредитным чеком, и я его подписал. Потом дал парню чаевые в двадцать пять процентов счета – спасибо американским налогоплательщикам.

– Мы разорвали помолвку полгода назад, – сказала Брук.

Я не сразу смог продолжить разговор. Наконец пришел в себя и попытался обороняться:

– Считаю себя невиновным.

– И напрасно. Главная причина неудачи моего брака – именно в тебе.

– О чем это ты?

– Видишь ли, Натаниель, ты оказался настолько прекрасен в постели, что никто другой мне уже попросту не годился. – Она рассмеялась, а я почувствовал, что неумолимо краснею. Надо мной безжалостно насмехались. – Да нет, просто подумай сам: как я могла помышлять о замужестве, если целых пять недель мы с ним находились так далеко друг от друга, а все это время я видела и слышала только тебя. Ведь явно здесь что-то не так.

– А может быть, ты просто нимфоманка.

Ей мое замечание явно не понравилось. Судя по всему, когда речь заходит о расторгнутых помолвках, лучше не сходить с узкой, но протоптанной тропинки. Брук заявила, что ей нужно отлучиться в дамскую комнату, и ретировалась. Насколько я понял, приглашение провести вечер вместе отпало само собой.

Впрочем, когда Брук вернулась, оказалось, что это не так.

– Кровать, правда, не очень мягкая и к тому же полна кошачьей шерсти. Это ничего? Ты не возражаешь?

Вообще-то против кошачьей шерсти я возражал. Но, учитывая все обстоятельства, нельзя было упускать даже небольшого проявления благосклонности Брук Майклз.

Мы приехали в квартиру Брук. Это оказалось очень симпатичное двухкомнатное жилище, и, судя по всему, днем здесь было много света. Множество цветущих растений, на стенах несколько гравюр Анселя Адамса, фотографии Брук – на горе, на катере, с аквалангом, в лесу, с огромным рюкзаком. В коридоре на стене на мощных крюках висел дорожный велосипед, а под ним стоял горный.

Брук прослушивала оставленные на ответчике сообщения и что-то записывала в блокнот. Когда она наконец закончила, я показал на велосипеды.

– Вот такую инсталляцию я видел однажды в Музее современного искусства. Она, кажется, называлась «Велосипеды отдыхают». Неужели это можно себе позволить на нашу зарплату?

– У папочки своя нефтяная компания. Он и купил их своей принцессе.

Она улыбнулась, но улыбка быстро сменилась каким-то странным выражением, которое мне почему-то не понравилось.

– Что? Это правда? Твой отец действительно нефтяной король?

– Тим Ланкастер прислал сообщение. Хочет удостовериться, что ты благополучно прибыл.

– И все?

– И велит следить за тобой и сообщать ему, если вдруг появятся какие-нибудь проблемы.

– Итак, Тим нанял доктора Майклз шпионить за мной. Просто блеск! – Я подошел к холодильнику. – А пиво у тебя есть?

– Угощайся, там найдешь.

Я вытащил бутылку.

– Открывалка в ящике справа, – подсказала Брук.

Я открыл бутылку и сделал пару глотков. Потом не сдержался:

– Ты работаешь в эпидемиологическом контроле, мы с Тимом – в отделении специального патогенеза. Он тебе вовсе не начальник.

– Нет, не начальник.

– Так, значит, ты ему ничем не обязана.

– Конечно, не обязана. Но это плохая политика, Натаниель.

– Надеюсь, ты шутишь. Не собираешься же ты на самом деле на меня доносить?

– Нет, не собираюсь. Хотя это ставит меня в неловкое положение.

– Ну почему же? Скажи ему просто, что все идет грандиозно, потрясающе. Сообщи, что мы обнаружили рецепт лекарства от СПИДа, записанный на салфетке. А салфетку нашли под подушкой у Глэдис Томас.

– Не волнуйся, – успокоила меня Брук. Она замолчала, а когда я выпил уже полбутылки пива, продолжила: – Конечно, несколько непорядочно со стороны Тима просить меня последить за тобой.

– А Тим вообще несколько непорядочен. И знаешь, он, наверное, и не человек вовсе. Он филовирус. Потому и делает такие успехи в области специального патогенеза.

Брук рассмеялась.

– Возможно, я просто у него в черном списке.

– Да что ты, не может такого быть. А я-то думала, ты следующий в очереди на пост начальника.

– Да, поистине все мы актеры.

– Как бы там ни было, я тебя прикрою, Натаниель, не волнуйся.

Я постарался проглотить сразу как можно больше пива.

– Не нуждаюсь в прикрытии.

Брук улыбнулась, но промолчала.

Она ушла, а я, несмотря на усталость, плюхнулся за стоящий в комнате компьютер и проверил почту. Сообщение от Тима. Он спрашивает, как обстоят дела. После звонка Брук ему вовсе не обязательно узнавать подробности от меня самого, а потому его письмо я сразу уничтожил, даже и не собираясь отвечать. Наверное, это тоже плохая политика, зато она греет мою душу.