– У меня есть проект нового моста через Неву! Это будет что-то типа лежащей колонны с залами для фитнесса и супермаркетами внутри, по форме похожей на ту – из круглых мусорных бачков, которую мы поставили с Вестом на Ральгассе!

Оставив у Будилова вещи и, выпив купленную Хайдольфом в duty-free бутылку виски, мы гуляем по городу, завалившись к ночи на ужин в ресторан "Шуры-Муры" на Белинского. В "Шурах-Мурах" хорошая кухня и, можно сказать, приятная атмосфера. Если, конечно, не обращать внимания на публику. Здесь харчуются крутые средней руки со своими толстыми тетками, а иногда – с секретаршами или проститутками.

Мне показал это место галерейщик Семенов знающий обеих хозяек данного заведения. В "Шурах-Мурах" мне понравилось. Это место не очень далеко от меня и совсем близко от Будилова. Я уже приводил сюда Антье с ее командой, а теперь привожу Хайдольфа.

Мы заказываем водки "Флагман", икры и горячие блюда, обсуждая дальнейшие планы. Завтра у нас день подготовки, надо заказать у плотников специальный стол из привезенного Хайдольфом модуля, за которым он собирается выступать, посмотреть помещение Большого лектория в Михайловском замке, встретиться с Наной, организовать людей для фото- и видеосъемки и пригласить тех, кого я еще не успел пригласить.

– Спокойной ночи, – говорю я Кристине, выходя на улицу, – или ты хочешь поехать со мной?

На Литейном я ловлю частника. Мы забираемся на заднее сиденье, и Кристина заговорщицки шепчет мне в ухо:

– Толстой, я знаю, что сейчас нельзя говорить по-немецки, потому что с нас могут содрать три шкуры, как с иностранцев. Мне об этом рассказывали.

– Ты умная девочка, – также тихо отвечаю ей я, – а что делают с умными девочками, ты надеюсь, знаешь, а если не знаешь, тогда скоро узнаешь.

Кристина курит как паровоз, и целоваться я с ней не хочу. Не зажигая свет, я аккуратно ставлю ее в уголок и быстренько делаю все по-собачьи, памятуя свой опыт в Вене, когда она, подмяв меня под себя, чуть было не превратила в отбивную котлету. С крупными женщинами нужно быть всегда осторожным, сдерживая их чрезмерные порывы и не давая дорваться, иначе последствия могут быть непредсказуемы.

И вот я добросовестно деру с Кристины три шкуры, которые с нас не содрали в такси. Я дергаю ее за висящие сиськи, смачно хлопаю ладонями по толстому белому заду, дергаю за волосы и даю пососать свои пальцы. Собачья поза удобна тем, что можно в любой момент убежать, и женщина схватить тебя при этом не может. Эта поза дает ощущение полной свободы, простого исполнения нужды, это почти как под дерево пописать – подошел, расстегнул штаны, сделал дело, застегнул и пошел дальше. Красота, да и только!

Утром я выглядываю с балкона на то, как уходит Кристина, я подробно объяснил ей путь на Моховую – все прямо и прямо по Чайковского через два перекрестка, с проспектом Чернышевского и с Литейным, а потом сразу налево на Моховую. Моховая Чайковского не пересекает, она от нее отходит, перекрещиваясь с Пестеля и в самом конце упираясь в Белинского. Кристина идет по Чайковского, удивленно и восторженно озираясь на величественные старые здания, которые не смогла рассмотреть ночью, вся залитая солнцем и утренней свежестью, под пение воробьев и карканье ворон на кронах деревьев Таврического сада.

А к консульству подкатывает большой серебристый автомобиль, из которого выходит Пия. Она радостно машет рукой и кричит мне – "Привет!" Я тоже машу рукой и посылаю ей воздушный поцелуй.

"С Пией надо что-то делать" – думаю я, – "надо уделить ей внимание, пригласить зайти после работы и выебать. Мы уже не встречались две ночи, а планы на все ближайшие мне неизвестны. Теперь меня будет домогаться Кристина, да и Ольга тоже снова хочет встречаться. Нужно делать так, чтобы все были довольны. Просто-напросто разделить день – утром Кристина, днем – Пия, вечером – Ольга. Любовь три раза в день – это не так уж и много, ведь у меня в жизни бывали графики и пожестче".

– Здравствуйте, меня зовут Наташа, я переводчик с немецкого. Ваш телефон мне дала Ольга Щукина.

– Ой, извините, пожалуйста, это сейчас пройдет. Ха-ха, ой. Я просто не знал, что у Ольги фамилия Щукина. У меня когда-то даже была ее карточка, но коротко, я тогда не посмотрел, сразу отдал своему ассистенту. Пожалуйста, простите, ради Бога, еще раз!

– Ольга Щукина сказала, что вы ищите переводчика.

– Да, вы нам будете нужны завтра днем примерно с двенадцати и до двух. Но было бы замечательно, если бы вы сумели подойти сегодня в семь на Моховую 41, чтобы все подробно обсудить. Записывайте адрес и телефон. Хозяин – художник Будилов, там на одном из звонков написано будет.

Пия влетает в открытую дверь в красном весеннем пальто порывистая, как северный ветер, и сразу кидается мне на шею.

– Скучала?

– Да.

– Ну, вот, дождалась… Сейчас я тебе вставлю!

Я валю ее прямо на пол и кочу, как бревно, как колоду карельской березы, как добычу по паркету к своему звериному логову, чтобы там растерзать и поджарить на костре дикой безудержной страсти. Я жарю ее, как прошлой ночью жарил Кристину, или как позапрошлой жарил я Ольгу. Я переворачиваю ее на раскаленном вертеле моего хуя, добросовестно поджаривая со всех сторон до полной готовности, чувствуя себя шеф-поваром ресторанчика "Каннибал", пока еще не открытого, но как знать, как знать.

Я вижу, как подрумяниваются ее щеки, а из ее внутренностей начинает капать аппетитный душистый сок. Я покусываю ее нежные части, ощущая, как горячо они обжигают мне губы. И лишь тогда, когда, на мой взгляд, она готова уже почти полностью, я поливаю ее густым белым соусом. Внутри, а затем еще немного снаружи, и оставляю лежать, остывать и доходить до кондиции, безмерно гордый своими кулинарными хитростями.

"Хороший художник должен обязательно хорошо готовить" – сказал мне однажды Фриденсрайх Хундертвассер, мой наставник по Венской Академии Изящных Искусств, известный художник и прожектер, когда мы с ним сидели в открытом кафе, обсуждая гуляющих женщин. Мы ели с ним сыр камамбер, запеченный с грибами, и запивали пивом. Но я не знаю, что имел он тогда ввиду, и почему я теперь об этом вспомнил.

И я смотрю на часы, и вижу, что стрелка ползет к семи и, что мне уже нужно идти на Моховую. Там меня поджидает Хайдольф, и должна подойти переводчик Наташа, и архитектор Сергей, а Кристина Бернталер и художник Будилов тоже, наверное, там.

– Знаешь, через неделю я еду в Лапландию!

– Тогда привези мне оленьего мяса!

– Хорошо, привезу.

– А что ты будешь там делать?

– Я буду читать доклад о финских туристах в России.

– Ого, это уже интересно!

– А еще я должна кое-что оформить, чтобы получить свой диплом.

Когда я его, наконец, получаю, тогда будет большой-большой праздник!

– Когда?

– Думаю, в мае.

– Давай, я поеду с тобой и расскажу там о сибирских шаманах?

– Мне кажется, в Лапландии шаманов уже нет, поэтому это неинтересно.

Пия уходит, но после нее на подушке остается лежать сделанный из зеленого камня широкий крючок-кулончик на кожаном шнурочке. Я беру его в руки, смотрю на свет, а затем вешаю себе на шею. Теперь я буду его носить. Это единственное, что у меня от нее есть. Интересно, она заметит пропажу?