Мексиканский коктейль состоит из водки, свежеотжатого сока маленьких зеленых лимончиков, которые называются лаймы, сахара и кубиков льда, взбитых вместе серебряной ложкой. К этому напитку я отношусь недоверчиво, помня свежий опыт коктейля по-польски, но пьется он приятно, и я постепенно втягиваюсь в процесс – когда мой стакан пустеет, Мерья колотит мне новую смесь.
Пия бегает где-то по комнатам и в прихожей, занимается детьми, собирает их и провожает, общается с родителями. Оттуда доносятся голоса и крики. На кухню заглядывает Кай, за ним – женщина за тридцать, стриженная под овцу, с девочкой, как две капли воды на нее похожей.
– Пока, Мерья! Пока, Лиза! – говорит она по-русски и ошарашено смотрит на меня.
О, я ведь совершенно забыл, что на мне белая военная рубашка с погонами капитана третьего ранга! Я одел ее, чтобы показать Пие. Рубашку Гадаски заберет с собой в Лондон, а пока ее можно поносить.
– Здравия желаю! – бодро представляюсь я. – Капитан третьего ранга Устюгов Геннадий Афанасьевич.
Женщина-овца от изумления чуть не лишается чувств. Словно, все еще не веря своим глазам до конца, она подходит ко мне ближе, и говорит:
– Я – Люда, я работаю у Пии.
– Тимо видел тебя вчера вечером у консульства, – говорит мне Лиза.
– Я его тоже заметил, проходя мимо, но не успел ему помахать.
– Он обещал здесь быть, значит, подойдет попозже.
Хорошо, что я одел форму. Она производит впечатление не только на Люду. Все финны, входящие на кухню, заметно пугаются. Даже общий разговор, наверное, не клеится именно из-за нее. Все сидят молча. А, может, у них в Финляндии и не принято много говорить? Как в фильмах Аки Каурисмяки?
Напротив меня сидит на стуле очень толстая женщина. У нее на колготках на правой коленке дырка. А есть еще очень толстый мужчина, он зашел в кухню и сразу же вышел. Интересно, эти мужчина и женщина вместе? Муж и жена? Часть гостей сидит в гостиной. Только за напитками они приходят на кухню.
В какой-то момент кончается лед. Мерья зовет Пию. Пия достает из пятиэтажной морозильной камеры пластиковый супермаркетовский пакет, наполненный намороженными заранее кубиками, и укладывает его на коврик посередине кухни. Кубики льда смерзлись между собой. Чтобы их разбить, она достает большой деревянный кухонный молоток и стучит ним по пакету сверху.
Тут как раз на кухне появляется Тимо. У него на ногах красивые американские ковбойские сапоги, на толстой подошве и с загнутыми носками. Странно, как он вошел сюда в сапогах, Пия сказала мне, что надо обязательно разуваться, у них в Финляндии так принято – ходить по квартирам в обуви. Видимо Тимо никто не проконтролировал, а сам он, желая покрасоваться, свои красивые сапоги снимать не стал.
– Какие удобные сапоги! – говорю я и отодвигаю в сторону Пию. -
Давай, прыгай! Не то, все останутся без коктейлей!
Тимо все понимает с полуслова, он высоко подпрыгивает и опускается подошвами сапог на пакет. Раз, два, три! Готово! Все радуются удачному и эффектному представлению. Хоть какой, но все-таки экшен!
В кармане Тимо принес с собой финскую водку в скромной поллитровой бутылке.
– Ты знаешь, что это такое? – спрашивает он меня.
– Могу только догадываться.
– Это "Кошкенкорван" – лучшая финская водка! Хочешь попробовать?
– Давай! А то меня уже тошнит от этих сладких коктейлей!
– Это такая ужасная водка, – предупреждает меня Пия, – она – как лекарство!
"Кошкенкорван" действительно пахнет словно микстура, но отступать некуда, и я вынужден пить эту водку с Тимо. "Кошкенкорван" – это мое первое финское слово, которое я выучил и запомню на всю свою жизнь.
Тимо пришел уже пьяный, наверно поэтому "Кошкенкорван" быстро его вырубает, и он мирно засыпает на стуле, склонив голову набок. Я тоже чувствую себя совершенно невменяемым, но держусь. "Кошкенкорван" напоминает наш деревенский сибирский самогон, сваренный из сахара и мерзлой картошки, только по запаху и последствиям он еще хуже.
Часам к двум ночи легкий алкоголь кончается, и кого-то собираются послать за пивом. Долго решают. Наконец посылают очень толстого дяденьку. Его долго нет. Затем он приходит с пластиковым пакетом, наполненным баночным пивом, и неосмотрительно кладет его на коврик посередине кухни. Этого ему делать не следовало бы. Мой пьяный мозг проявляет завидную быстроту реакции. Я незамедлительно толкаю спящего Тимо. Он перепугано продирает глаза. Указывая на пакет, я тихо говорю ему:
– Here is your job again! Jump, just jump, my friend!
Тимо бешено вскакивает со стула и высоко подпрыгивает вверх, я прикрываю лицо рукой и слышу, как визжат женщины, чувствую летящие во все стороны пенные, как плевки брызги от раздавленных банок. Раз, два, три – прыгает Тимо, прежде чем успевает сообразить, в чем дело, и остановиться.
А пьянка продолжается дальше. Тимо великодушно прощают. Пивную лужу женщины собирают тряпкой в ведро. Тимо на меня не сердится, только требует, чтобы я допил с ним бутылку "Кошкенкорвана". Пить "Кошкенкорван" я уже не могу. Но отвязаться от пьяного Тимо трудно. Ко мне на помощь приходит Пия.
– Не надо, – говорит она Тимо, садясь рядом со мной и меня обнимая.
– Пия, я хочу, чтобы ты примерила эту рубашку! – говорю я.
Рубашка русского морского офицера оказывается ей к лицу. Она гладит меня рукой по голове, запускает пальцы мне в волосы. Голова моя начинает кружиться, и я опускаю ей ее на живот. Так очень приятно лежать. Я начинаю почти засыпать, но вдруг чувствую, что захлебываюсь. Это Тимо, воспользовавшись моей беспомощностью, вливает мне в рот "Кошкенкорван" прямо из горлышка. Часть водки попадает мне в нос. Захлебываясь, я вскакиваю, фыркаю, кашляю и чихаю.
– Ну-ну, пойдем, я отведу тебя спать! – заботливо говорит мне Пия и под руку выводит меня из кухни.
На постели я сразу куда-то проваливаюсь и засыпаю. "Боже, до чего же я пьяный!" – мечется где-то глубоко в голове последняя мысль, – "Только бы не умереть, только бы выжить!" Просыпаюсь я оттого, что кто-то настойчиво дергает меня за хуй. Рядом сидит Пия. Она голая. Слева, между кроватью и подоконником, на тренажерном велосипеде висит моя военная рубашка и ее любимый серебристый танго-слип.
– Пия, я сейчас не могу! – жалобно молю я о пощаде.
– Смотри, а ведь он у тебя стоит!
Я поднимаю тяжелую голову и смотрю вдоль туловища в направлении ног. Там, покуда я спал, среди густой кудрявой травы вырос высокий крепенький гриб. Пиины пальчики нежно поглаживают его сильное основание и осторожно ласкают маслянистую липкую шляпку.
– Ладно, только ты все делай сама. Презерватив у меня в рубашке.
А я хочу спать.
Уже сквозь дремоту, я слышу, как она на меня забирается. Чувствую, как мои бедра обхватывает что-то теплое и мягкое, будто ватное одеяло. А затем упругие и равномерные покачивания погружают меня в бесконечный сон.
Мне кажется, что я еду в поезде, в санитарном вагоне, вокруг стоны и тихие вскрики раненых. И мне самому делают какую-то операцию. Я ощущаю резкую боль в области паха, раскрываю глаза и вижу, что надо мной стоит военврач с медалями на груди и чем-то окровавленным в руках.Боль моя не стихает, я гляжу туда, где должен быть хуй, но вижу вместо него огромную черную дырку. Я громко кричу от страха и ужаса и слышу успокаивающий голос склонившейся надо мной медицинской сестры:
– Не надо кричать, ты разбудишь Кая! Я уже все…