Никогда.

Даже если волшебство с отступившей бессонницей повторится. Потому что проснуться тут можно с перегрызенным горлом.

— Идем, — позвала Марта, направляясь на кухню. — Сделаю тебе настоящий кофе. После него ты больше никогда не будешь пить ту бурду, что подают у тебя в офисе.

Матвей замешкался, не зная, снимать ли ботинки.

Какой-то древний инстинкт требовал это сделать. Марта чем-то напомнила ему суровых матерей его школьных друзей, от которых можно было получить по ушам за разведение грязи, даже если она тебя впервые видит.

У большинства его знакомых в домах пространство делилось на общественное и личное, и там разуваться было не принято.

К тому же Петенька смотрела как-то очень недобро и явно ждала, пока ей дадут шанс нассать гостю в ботинки.

Анекдот, наверное, не понравился.

Матвей поколебался несколько секунд, но все-таки снял обувь, заранее мысленно попрощавшись с черными «оксфордами» из премиальной телячьей кожи.

На кухне неожиданно оказался мягкий ковер с длинным ворсом, и ступать по нему босиком было приятно. Но еще удивительнее была сама кухня. Да и кухня ли?

Формально это пространство было на нее похоже.

Вдоль стены выстроились напольные шкафы из светлого дерева, поверх них шла столешница, в которую была врезана раковина. Рядом стояла внушительная профессиональная кофемашина, чуть дальше — микроволновка.

Но не было ни плиты, ни холодильника.

У окна стоял овальный стол с двумя креслами напротив друг друга, а под ним — стопка разноцветных табуреток. Похоже, гости у Марты бывали, и даже много, но все же чаще она предпочитала общение один на один.

А еще здесь были джунгли.

Высоченное дерево с яркими желтыми лимонами, еще одно — с твердыми зелеными плодами нависали над столом, создавая иллюзию, что вы сидите на террасе где-нибудь в южной стране. У батареи толпились кусты, среди ветвей которых пряталась автоматическая кошачья поилка. На подоконнике колосился газон из разнотравья.

И даже полки на стене были заставлены горшками, из которых свисали гибкие ветви.

На глазах Матвея Кошка-Мать запрыгнула туда и развалилась, обняв собой горшок с растением.

Но Марта обломала ей идиллию.

— Дети! Жрать! — рявкнула она, открывая один из шкафчиков. Там-то и оказался холодильник, откуда она достала несколько пакетиков с кормом.

Кивнула Матвею на кресло:

— Садись пока. Сейчас займусь кофе.

— Пойду руки вымою, — сказал он, выходя из кухни.

Это тоже всплыло откуда-то из детства.

Команда мыть руки раздавалась на автомате, и бесполезно было возражать «Теть Тань, я только из дома, они чистые!» Вот и сейчас он, как обычно после того, как посидел за рулем, вытер руки влажными салфетками, но память детства — требовала.

— Заблудишься! — Марта поспешила за ним.

— Да вряд ли… — ответил он, уже озадаченно замирая в коридоре.

Заблудился.

Полуоткрытая дверь вела в спальню — там было видно разобранную кровать с ворохом ярко-зеленого постельного белья.

Другие двери из коридора были двустворчатыми, и он сомневался, что они вели в туалет.

Третью он открыл… но она оказалась шкафом.

Еще в коридоре была темно-зеленая шторка из плотной ткани, но ведь она не могла…

Могла.

Марта подошла и отдернула ее, открывая вход в…

Ванную?

Матвей бывал за свою жизнь в очень разных местах — от крошечных комнат в общагах или казарм с двухъярусными кроватями до пятиэтажных особняков с тремя лифтами и олимпийским бассейном на крыше, и в принципе нестандартными планировками его удивить было сложно.

Но в обычной панельной девятиэтажке извращений бывало сильно меньше.

Санузел с окном в питерской коммуналке — да.

Или в пентхаусе, как у него.

Но отводить целую комнату обычной московской трешки под ванную — это странновато.

Только для того, чтобы поставить там довольно стандартную чугунную ванну на ножках.

И диван.

Нет, конечно, там была и раковина, и унитаз за ширмой, и даже душ, просто текущий на пол, в обустроенный там слив — даже без занавесок или еще одной ширмы.

Но ванна и диван доминировали.

Вместе с филиалом джунглей. Разлапистые тропические растения с огромными листьями и мясистыми стволами окружали эту ванну, превращая ее в какой-то тропический разврат.

Матвей вообще не разбирался в цветах, но один узнал.

Спатифиллум, «женское счастье».

Как-то Лера притащила его домой, не забыв сообщить, что он приносит это самое счастье. И еще месяц он глумился над ней, спрашивая, когда же наконец она станет по-женски счастливой, и не надо ли для этого что-то сделать, кроме воркования над цветком.

Но однажды во время субботнего покера кто-то об этот спатифиллум затушил сигарету, и растение скончалось, так и не осчастливив его жену.

— Гм. А почему без двери? — спросил Матвей озадаченно, пытаясь задвинуть занавеску.

— Да как-то все некогда, — отмахнулась Марта, задергивая ее сама.

Матвей вымыл руки, стряхнув лишнюю воду на какой-то папоротник, тянущий резные листья из-под раковины и открыл шкафчик над раковиной — подглядеть в щелочку за чужой жизнью. Обычно там пряталось самое стыдное — и интересное.

Он вернулся на кухню, когда Марта уже поставила на стол две фарфоровые чашечки с черным кофе.

— Сливки есть, — сказала она. — Сахар тоже. Но сначала попробуй нормальный вкус кофе.

— Почему у тебя в ванной две зубные щетки и мужская бритва на полке? — спросил Матвей, принюхиваясь к содержимому своей чашки. — И халатов тоже два. У тебя таки есть муж?

— Нет, мужа нет, — Марта ехидно усмехнулась. — А что, ты боишься?

— Ну хотелось бы знать, не явится ли он в самый неподходящий момент.

— Вот когда ты видишь бритву, халат, большие тапочки в коридоре, синюю зубную щетку рядом с розовой, мужской дезодорант, ты что думаешь первым делом?

— Что у тебя есть мужик, — честно ответил Матвей.

— Вот! — Она подняла палец вверх. — Поэтому и лежат.

— Это ритуал какой-то? Магия? Типа трусов на люстре?

— Нет. Какое колдовство? — нахмурилась она.

— Чтобы привлечь мужчину в жизнь. Трусы же за этим вешают. И тапочки мужские покупают.

— Боже! Нет! — Марта искренне расхохоталась, да так, что ей пришлось поставить чашку с кофе на стол. — Наоборот! Чтобы сантехники, курьеры, электрики, или кто еще заглянет, сразу подумали, что у меня есть муж. И поостереглись. Женщина, живущая в одиночестве — слишком легкая добыча.

— Это паранойя, — фыркнул Матвей. — Не думаю, что сантехники будут к тебе домогаться.

— Это не будет паранойей, если со мной что-то случится. Наоборот — люди скажут, что я сама виновата, что впустила мужчину в дом и не приняла никаких мер безопасности.

— Опять ваша феминистическая чушь?

— Опять наша женская чушь, Матвей. Ты можешь себе позволить об этом не думать, а мы нет. Вот что ты последний раз делал для своей безопасности, когда ночью возвращался домой?

Он еще раз понюхал кофе, сделал осторожный глоток.

Ну горький. Что еще надо было почувствовать.

Марта ждала ответа.

Он вздохнул.

— Странный вопрос. Что делал? Ну машину на сигналку поставил.

— Это для безопасности машины. А для себя? Ключи, например, заранее достал?

— Ну… наверное.

— А зачем?

— Чтобы быстрее домой попасть

— В лифте зажимал их между пальцами?

Он смотрел на нее непонимающим взглядом.

Марта встала, сходила в коридор и принесла ключи. Зажала их так, чтобы между пальцами торчали стержни, словно шипы кастета.

— Вот так. Чтобы ударить, если кто-то нападет.

— Часто нападают?

Матвей расслабился, откинувшись в кресле, и сделал еще один большой глоток кофе.

Что-то в нем было такое… Мазохистское. Горько и невкусно, но как-то по-особенному глубоко.

— На меня? Или тебе статистику найти?

— На тебя.

— Понимаешь… — Марта держала свою чашку у губ, делая крошечные глоточки между фразами. — Этот вопрос не имеет правильного с точки зрения мужчин ответа. Если я скажу, что редко — ты опять скажешь, что это паранойя. Если я скажу, что часто — ты спросишь, где я хожу, в чем я хожу, не хожу ли я пьяной и как вообще себя веду, что провоцирую. И посоветуешь сидеть ночами дома. А ты сидишь?