— Да что же это такое! — простонал он.

— Простите, — невнятно произнесла Диль. — Вам же она не нужна?

— Мышь? Нет, — сказал я.

Диль сглотнула. Я почувствовал желание распрощаться с завтраком, но подавил его — очень уж замечательной была запеканка, кухарка такого не заслужила.

— Плохи дела, хозяин, — сказала Диль.

— Что, мышь уже не вернуть?

Танька очнулась и встала, бледная, но живая.

— Мышь убита не человеком.

— Разумеется! — пискнула Таня. — Какому человеку придёт в голову…

— И не зверем, — перебила Диль, которая на шесте вертела все правила приличия, если разговаривала не со мной. — Не знаю, как и почему, но некий сильный дух обратил внимание на Таню.

В наступившей тишине ойкнула польщённая Таня.

— И что он хотел сказать этой мышью? — спросил я.

— Этого я учуять не могу. Но, наверное, ничего хорошего. На месте Тани я бы начала серьёзно опасаться за свою жизнь.

К файв-о-клоку я был в полнейшем раздрае. Танька боялась, ругалась, забивалась в углы. При этом углы она использовала исключительно в моей комнате. Оставаться одной ей не хотелось категорически.

Фёдор Игнатьевич отправился с визитом к главе кафедры спиритуалистической магии — чтобы тот пришёл и проконсультировал. Тот пришёл. Провел в комнате Тани час, вышел оттуда с выражением глубокой трагедии и сказал, что в доме завёлся сильный дух.

Мы сказали, что уже это знаем, и попросили больше конкретики, а также пошаговый план действий. Спиритуалист заявил, что поставил сильную защиту, и больше пока ничем помочь не может, но будет о нас думать. За сим откланялся и ушёл.

Защита простояла недолго. Мы с Таней сидели у меня в комнате (я читал основы стихийной магии, Таня переживала), когда ворвалась злая, как чёрт, Диль, срывая с себя полупрозрачные мерцающие золотые сети.

— Тебя где так угораздило? — спросил я, подняв взгляд от книги.

— Защиту он поставил! — прорычала Диль. — Сапожник! Да эта защита от игоши не спасёт!

— А ты её ещё и сломала?

— Прости, хозяин! — бросилась на колени Диль.

Танька, психанув, помчалась к отцу жаловаться на профнепригодность завкафедрой спиритуализма. Ну и правильно! Понаберут по объявлениям, а потом удивляемся, что это у нас уровень образования низкий такой.

Закончилось всё тем, что Танька осталась в кабинете у отца, надоедать ему по-семейному, а мы с Диль поехали к Серебряковым. Разумеется, Диль с самого начала была невидимой, неслышимой и неосязательной. Единственная её задача была — страховать мою голову от нежелательного проникновения. Ну и если вдруг Серебряков решит заточить меня в подземелье с другими скелетами, то тогда Диль будет меня спасать. Об этом мы сразу условились.

— А если не подвал, а чердак?

— Да, тогда тоже спасай. Или если в стену замуровывать станет. В общем, бди.

Резиденция Серебряковых поражала воображение. Натуральный дворец. Хорошо, император наш, дай Бог ему долгих лет жизни, далеко живёт, а то обиделся бы. Впрочем, у него, может, ещё и покруче, я ж не знаю, в столицах не бывал.

Встречал лично Вадим Игоревич — слонялся у ворот, делая вид, что прогуливается.

— Здравствуйте-здравствуйте, Александр Сергеевич!

— Николаевич, — возразил я, пожав ему руку.

— Как будет угодно, прошу прощения.

— Память шалит?

— Не думаю, Александр Николаевич. Просто плохо сплю и постоянно нервничаю, боюсь за свою память. А та в ответ выкидывает иногда такие вот коленца.

— Так может, вам лучше плюнуть на скрытность и попросить помощи?

— Всему своё время. Идёмте, друг мой, беседа будет интересной.

В дом Серебряков меня не пригласил. Очень за это извинялся, бил себя пяткой в грудь, уверяя, что не имеет в виду никакого неуважения.

— В доме я не могу быть уверен, что нас не подслушают, но в этой беседке я встречался даже с самыми высокопоставленными людьми, готов поклясться, чары на неё наложены самые надёжные! Впрочем, если угодно, то я мог бы вас пригласить в дом, познакомить, так скажем, показать…

— Умоляю вас, Вадим Игоревич, не нужно мне ничего показывать, я уже видел больше, чем мне хотелось в своей жизни! Давайте перейдём к делу. В свою очередь прошу прощения за столь безапелляционный переход, однако дома возникли некоторые обстоятельства… в силу которых я бы предпочёл надолго не отлучаться.

Сели в беседке. Девушка принесла поднос, разлила чай, поставила вазу с пряниками и с поклоном удалилась. Я взял пряник, откусил и одобрительно кивнул.

— Все хвалят пряники нашей кухарки, а я закормлен ими с детства и, признаться, видеть их не могу, да и вообще не жалую сладкого…

— Я тогда домой заберу, не обратно же в кухню нести.

— Разумеется, забирайте, если они вам так пришлись. Антонина будет рада, она всегда огорчается, когда её стряпня остается. Итак, к делу, Александр Николаевич, к делу! Я к вам с предложением.

— Слушаю вас внимательно.

— Дано: я поехал в вашу родную деревню и потерял память. За мной отправились двое полицейских агентов и канули в неизвестность. Вас подозревает Порфирий Петрович, а этот клещ просто так не отцепится, он либо докопается до истины, либо подумает, что докопался. В любом случае, зачем приличному человеку внимание полиции?

— Ни к чему. Куда вы клоните, Вадим Игоревич?

— Да всё предельно просто, Александр Николаевич! Я предлагаю вам авантюру. Давайте вместе отправимся на вашу малую родину и разузнаем, что там за чертовщина такая творится! Ну, что скажете? Вы и я! Это в наших общих интересах.

— Нет, эта затея просто безумная! О чём он вообще думал, предлагая тебе такое? Ты же не полицейский агент, не боевой маг! А ты, Саша, тоже хорош, о чём тут вообще рассуждать, Господи, пряники-то какие вкусные на самом деле, и зачем я их на ночь ем, надо было утра подождать!

Мы сидели в столовой на срочном внеочередном совещании. Мы — это глава дома сего Фёдор Игнатьевич, проигрывающая неравную битву с пряниками Татьяна Фёдоровна, дочь его, фамильярка Диль и моя скромная персона. Диль смотрела на пряники, что называется, масляными глазами. Я взял один и, отломив кусочек, протянул Диль. Та схватила кусочек губами, и у Таньки моментально испортился аппетит. Она положила надкушенный пряник на салфетку и мрачно посмотрела на меня.

— Какой кошмар, всё рухнет, — бормотал Фёдор Игнатьевич. — Вы приедете туда, и что вы там увидите…

— А что мы там увидим? — спросил я.

— Не знаю! — Фёдор Игнатьевич стукнул по столу, его чашка подпрыгнула и расплескала чай на блюдце. — Деревня совершенно глухая, в полнейшем упадке — вот всё, что мне известно. Родственников там у вас нет живых. Крестьяне перепились, дом, кажется, сгорел… Держаться абсолютно не за что.

— Тогда у меня серия вопросов, если не возражаете. Первый в серии: если всё так, как вы говорите, то чего вы тогда боитесь? Ну, приедем мы туда с Серебряковым, посмотрим, как народ пьёт непотребные напитки. Развернёмся и уедем.

— Серебряков въедливый. Будет докапываться до истины. Людей расспрашивать…

— Ну, во-первых, он сейчас по другому интересу ехать собирается. А во-вторых — что с тех людей? Они же подкуплены, насколько я понял.

— Пьяных — что подкупать⁈ Он назавтра уже и не вспомнит, кто ему платил и за что! Скажут, что не помнят вас совершенно!

— Ну, и? Безграмотный крестьянин в состоянии, близком к нестоянию, уверяет, что не помнит никакого Соровского — каким боком мне это навредит?

— Косвенным! Серебряков утвердится в подозрениях.

— Ах ты ж, Боже мой… — вздохнул я и дал фамильярке ещё один кусочек. — Ладно, второй вопрос. Что такого могло там произойти с Серебряковым? Почему он пропал на три недели и не помнит об этих неделях ничего?

— Ну чего, чего вы от меня хотите, Александр Николаевич? Я старый больной человек, я ничего ровным счётом не знаю! И я опять не усну этой ночью, а завтра отправлюсь совершенно разбитым на службу…