— Фу! — заявила Танька и первой пошла на поляну.

Там я вытряхнул на землю свои гостинцы — ну, то, что от них осталось, а именно — два пирожка, да и те с капустой. Танька и Анна Савельевна уселись на камни, молча наблюдая за моими действиями.

А я рассуждал очень просто. Шли фамильяров звать? Шли. Отвлеклись? Было дело. Ну так, а сейчас-то проблема решена, мы вот они, полянка вот она, Стёпа там… ручейком любуется, назовём это так. Ну и чего зря время терять?

Конечно, я ни на что особо не рассчитывал. Глупо было бы ожидать от одной ночи ещё больше чудес. Но исключительно для галочки я, гордо выпрямившись, громко прочитал заклинание призыва.

Каково же было моё изумление, когда на последнем слоге что-то сверкнуло так сильно, что едва не выжгло сетчатку. Я зажмурился, закрыл глаза руками. И тут же услышал истошный танькин вопль:

— Да что же это такое! Он сразу взял и призвал огромную фиолетовую тряпку, а мне и того не досталось!

Кого? Чего? Тряпку?.. Нет, это положительно стоит хотя бы одного взгляда. Однако перед глазами всё ещё плясали постепенно угасающие световые пятна. Из-за них я ничегошеньки не видел.

— О Господи, оно ест! — ахнула теперь уже Анна Савельевна.

Да что ж такое! Люди добрые, где справедливость! Я тряпку призвал, а её видят все, кроме меня! Верните мне зрение, высшие силы!

Зрение вернулось. Я увидел у своих ног действительно нечто бесформенное, большое и фиолетовое. Оно шевелилось. Видно же его было за счёт огонька, который держала бледная от злости Танька.

Впрочем, призванный мой фамильяр тоже оказался не лыком шит. Фиолетовая масса зашевелилась, и из неё показалось вполне себе человеческое лицо. Уставившись на Таньку с ровно такой же злостью, лицо сказало девическим голосом:

— Сама ты тряпка! Ведьма лысая, — и скрылось.

Судя по звукам, продолжило хомячить пирожки.

Тут я окончательно проморгался и понял, что сие есмь ни в коей мере не тряпка, а просто девушка, по крайней мере, визуально. Однако к цирюльнику она, похоже, не заглядывала несколько тысячелетий. И фиолетовые волосы отросли так, что мама дорогая. Вся поляна была в них.

— Дамы, господин. Прошу меня простить, — подошёл с блаженым видом Стёпа.

— Ага, — кивнул я. — Ты что, все двое суток терпел?

— Разумеется. Разве мог я себе позволить при даме… Да ещё и при столь близком контакте… Я имею в виду, даже несмотря на её обнаружившуюся природу… А что это?

«Это» встало, повернулось в мою сторону и ладонями раздвинуло волосы перед лицом.

— Я — фамильяр! — гордо представилась девушка с перепачканными капустой щеками.

После чего сыто икнула.

В город мы возвращались, будучи озадаченными сверх всякой меры. Фамильярка — так я её мысленно называл самым фамильярным образом — шагала, замотавшись в собственные волосы вместо одежды. Если бы захотела, их бы и на ноги хватило, но она предпочитала шагать босиком. Я на это дело косился, но решил пока повременить с наведением жёстких порядков. Разобраться бы ещё сперва, что это такое за фамильяр, почему девушка, какие имеет политические взгляды. Прежде чем раскрывать ей информацию о своих слабых и сильных местах.

— Степан Кириллович, вы сейчас куда намереваетесь? — спросила Анна Савельевна.

— В общежитие, разумеется.

— Я ни на чём не настаиваю, но, быть может, вам уместнее было бы заглянуть к вашей матушке? Она пребывает в большой панике. По её инициативе уже всю академию допросила полиция.

— Господи…

— Она о вас сильно беспокоится.

— Ничего, я полагаю, матушка переживёт.

— Пережить-то переживёт, — влезла Танька. — Да только завтра она узнает, что ты нашёлся.

— И что же из этого?

— Наверняка ей захочется тебя повидать как можно скорее. Примчится прямо на занятия.

Стёпа беззвучно выругался, но правота Татьяны была несомненна.

— Действительно, пойду лучше домой, — решил он.

— А что вы скажете, как объясните своё отсутствие? — спросила Анна Савельевна.

— Да соврёт что-нибудь, — отмахнулась Танька.

— Что ты такое говоришь! — взъерепенился Стёпа. — Аляльевы и ложь никогда не идут одним путём. Я скажу правду. Что провёл это время с женщиной.

— А не спросят, с какой? — поинтересовался я.

— Даже если такой вопрос и возникнет, человек чести никогда не позволит себе замарать репутацию дамы неосторожным словом.

— Складно звучит, — признал я. — Ну, бывайте, господин Аляльев. До встречи в академии.

— И вам доброй ночи. Я всем вам благодарен за помощь. И все вы можете считать меня своим должником.

— Даже я? — подала вкрадчивый голос фамильярка.

— Я говорил с людьми! — Аляльев гордо вздёрнул нос и удалился.

А мы пошли провожать Анну Савельевну. Танька понимающим образом поотстала, позволив мне дойти с Кунгурцевой до крылечка. Там, уже вытащив ключ, Анна Савельевна негромко произнесла:

— Александр Николаевич… Саша. Пережитые этой ночью приключения, как мне кажется, некоторым образом сблизили нас, чему я чрезвычайно рада.

— И эта радость полностью взаимна. Уместно ли будет пригласить вас как-нибудь прогуляться ночью по лесу, но уже без приключений?

— Ах, что за чушь! Разумеется, нет, Александр Николаевич.

— Вот оно как…

— Сегодняшняя ночь — это ошибка, исключение из правил.

— Ну что вы такое говорите…

— Разве вы позабыли о том, какова погода у нас, в Белодолске? Уверяю, уже завтра начнётся дождь, сопровождаемый пронизывающим ветром, и сие непотребство будет терзать город до самой зимы. Какие уж тут прогулки. Как говорится в народе, в такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выпустит.

— Ваша правда…

— Заходите лучше ко мне в гости, если вам так уж не спится по ночам. Я готова составить компанию, лишь бы вы не подвергали свою жизнь опасности в лесу.

— Сколь вы благородны, Анна Савельевна!

— Ах, что за чушь… Любая на моём месте поступила бы так.

— Но не любой я ответил бы, что приду с удовольствием.

— Вы вгоняете меня в краску, Саша…

— Дозвольте пожать вам на прощание руку?

— Пожимайте, что уж теперь… А давайте обнимемся.

— На нас смотрит ученица.

— Ох, какая незадача. Но я думаю, что после того, что она увидела в исполнении фавна, невинное объятие не должно её шокировать.

— И снова вы правы, Анна Савельевна. Обнимаю!

— Отвечаю на ваше объятие всей душой! Вы чувствуете, как обнимает вас моя душа?

— Чувствую. И душу, и тело. Их совокупное движение наполняют меня ощущением невероятного тепла.

— Один добрый совет на прощание, Саша.

— Внимательно слушаю вас, Анна Савельевна.

— Если вдруг кто-то из ваших хороших знакомых призовёт фамильяра, внешне схожего с прекрасной юной девой, скажите ему, что нет участи страшнее, чем те страшные кары, что выпадают на долю человека, возлёгшего с фамильяром…

— Ой, да не больно-то и хотелось! — раздалось у меня над ухом.

Фамильярка, в отличие от Таньки, чувством такта не обладала и не отходила от меня ни на шаг.

Я поблагодарил Анну Савельевну за такую трогательную заботу о моих знакомых, которых у меня пока и вовсе нет, но могут когда-ниибудь появиться. Дождавшись, когда она скроется за дверью, вернулся к Таньке. Мы пошли домой.

— Саша, это ужасно, она старая, как мир! — сказала Татьяна. — Кроме того, за ней нет никакого приданного! Она скончается через пару лет, и ты останешься ни с чем! У тебя не будет уже даже тех жалких крох молодости, которые есть сейчас.

— О, так у меня появились крохи молодости?

— Жалкие!

— И то хлеб, знаешь ли. Прям чувствую, как плечи расправляются, как разгибается поясница и удаль, молодецкая удаль разливается по членам моим…

— Будешь хозяина оскорблять — я тебя убью, — сказал фамильярка.

— Что-о-о⁈ Да как ты смеешь!

— А ты проверь, смею или не смею.

— Да ты… Да я…

— Девочки, тише, — сказал я. — Вы разве не чувствуете? Ночь. Тишина. Все люди спят, отдыхают, набираются сил. Давайте и мы займёмся чем-то подобным. Завтра, в конце концов, рабочий день… Впрочем, уже сегодня.