— Как это? Под каким это таким предлогом, да и зачем?

— А и не надо никаких предлогов. Просто скажи: «Стёпа, айда чай пить с печеньем в кабинете Александра Николаевича, он тебя видеть хочет».

— Стёпа вообще никаких девушек видеть не хочет. Шарахается, в глазах ужас.

— Это очень плохо для него. Видишь, у вас с мальчиком схожие проблемы. Отчего бы не преодолеть трудности вместе? Совместное преодоление трудностей сближает.

— Чего бы это ради мне с Аляльевым сближаться?

— Ну, не знаю. Вы — молодые красивые люди одного возраста, аристократического происхождения…

— У меня жених есть, между прочим!

— Ну, тут спорно сразу по двум параметрам. Во-первых, он официально не жених, а во-вторых, не факт, что есть…

— Что-о-о⁈

— Ну и не будем забывать о третьем аргументе. Он мне ровесник, Таня. Зачем тебе это престарелое исшорканное сифилитичное бэ-у? Бери свежачок, с пылу с жару, с нерастраченным юношеским энтузиазмом. Да о чём тут вообще говорить, Господи, пацан почти двое суток удовлетворял дерево! Уж с тобой-то как-нибудь совладает.

В таком бешенстве Таньку я не видел ещё ни разу. Как она орала! Как била меня руками и ногами, даже головой и этой же самой головой кусалась. А потом вспомнила, что является магом — и затяела швыряться фаерболлами, устроила наводнение, врыла меня в землю по ноздри и воздвигла сверху безупречный каменный куб, за который Арина Нафанаиловна нехотя поставила ей в табель «отлично».

Разумеется, Татьяна, как хорошо воспитанная аристократка, сознающая, что находится в академии, всё это проделала мысленно, глядя мне в глаза. Я впечатлился и поблагодарил, чтобы окончательно сбить с толку. А потом, насвистывая, удалился в свой кабинет пинать баклуши. Или бить балду… В общем, у меня не было утверждённого графика, зато имелась свобода выбора.

Ею я и воспользовался, дойдя до середины лестничного пролёта. Остановился и глубоко задумался. Спустился обратно, чувствуя, как создаю новую реальность каждым своим шагом.

Шаги привели меня в библиотеку.

— Я дома, милая! — провозгласил я с интонациями кинозлодея, озирая стеллажи с книгами.

Энтузиазм, впрочем, был напускной. Будь хотя бы десятая часть этого богатства написана в интересующих меня жанрах, Танька не стала бы лазить в чужие миры за догонкой. Тут про науку всё. Но я, впрочем, за этим и пришёл.

— Добрый день, господин, чем я могу вам помочь? — нарисовалась передо мной библиотечная дама.

Дама была плотного сложения, причём, достигалась эта плотность, как я успел смекнуть, не жировыми, а мышечными тканями. Такой под горячую руку не попадайся. Лицо при этом симпатичное, располагающее. Да и фигурка, несмотря на мускулистость, очень даже ничего.

— Библиотекарь? — уточнил я.

— Помощница библиотекаря.

— Доброго дня и вам, о достопочтенная помощница библиотекаря. Окажите любезность, подберите мне следующие книги. Что-нибудь по фамильярам — только не про призыв. Уход, содержание — в таком духе. И ещё меня интересуют основы стихийной магии. Самые-самые, те, что для первого курса.

— Погодите пять минут.

Помощница библиотекаря исчезла, а я принялся годить. Но успел прогодить лишь минуты полторы, не больше. Из недр библиотеки послышался короткий вскрик, а следом — ещё более короткий стук упавшего тела.

Заинтересовавшись, я пошёл посмотреть, что там происходит. Один проход — ничего, второй — ничего. Третий же буквально радовал глаз.

В проходе, обнимая книжку, лежала лишённая сознания помощница библиотекаря. А над ней с глубоко задумчивым видом возвышался абсолютно голый Вадим Игоревич Серебряков.

— Позвольте угадаю, — сказал я. — Это — не то, что я думаю. Правда?

Господин Серебряков на мой вопрос отреагировал странным образом, хотя и не лишённым некоторой оригинальности. Он закатил глаза и упал. И если глаза в разговоре со мной люди закатывали частенько, я к этому успел привыкнуть и не принимал на свой счёт, то вторая часть оказалась для меня внове.

Я очень быстро осознал зыбкость, эфемерность и гнусность своей ситуации. Стою в библиотеке над двумя безжизненными телами, одно из которых числится пропавшим без вести. Вновь мне почудилось, как из-за стелажа выходит, попыхивая папироской, осточертевший Порфирий Петрович и говорит: «Так-так-так…» А мне ему даже возразить нечего, потому что реально уже самому интересно. Почему на меня вся эта ерунда валится? Потому что я попаданец? Рухнул в местную паутину линий вероятности, как шершень, всё порвал к свиньям собачьим и ещё больше запутал, сам замотался, лежу теперь и злобно жужжу. А вокруг меня носится в панике и истерике паук Порфирий Петрович, хватается за голову лапками и не может понять, как относиться к происходящему. То ли радоваться огромной добыче, то ли бежать со всех ног куда подальше, а может, списать порванную паутину по статье «естественная амортизация» и продолжать как ни в чём не бывало в надежде на то, что шершень погудит да сдохнет.

Опять этот Порфирий Петрович, да тьфу же на него, в конце-то концов!

Одно ясно: так всё оставлять нельзя. Впечатлительная помощница библиотекаря жива-здорова, пульс ровный — я пощупал. Книжку у неё отобрал — всё равно мне несла. На всякий случай перевернул набок, чтобы не захлебнулась рвотными массами. Серебрякову будет неприятно узнать, что, увидев его в чём мать родила, девушка захлебнулась рвотными массами. Начнёт ещё комплексовать, на Таньке срываться, попрекать её своей импотенцией…

Так-с, теперь, собственно, Серебряков.

Оставить его тут и убежать было крайне соблазнительно, однако неправильно. С девушкой-то всё ясно, полежит и очнётся. С Серебряковым не ясно ничего. Может, он умирает. Лекарей позвать? Шут их знает, где они тут обретаются.

А если он таки помрёт и никаких показаний не даст? В сухом остатке у нас появление в критической близости от меня и подыхание мага-аристократа. Так и маячит перед глазами папироска Порфирия Петровича… Гадкий, токсичный человечишка.

Пульс у Серебрякова тоже прощупывался, хоть и весьма слабенький. Да и вообще, выглядит он так, будто не жрамши месяц. Жертва концлагеря.

Решение я принял небесспорное, но интересное. Мысленно позвал: «Диль! Встань передо мной как лист перед травой в человеческом облике». Приготовился ждать, но не прошло и секунды — фамильярка нарисовалась передо мной, вытянувшись по стойке смирно.

— Мне нужно вот это тело транспортировать в свой кабинет, — указал я на Серебрякова.

— А где твой кабинет?

Тела на полу фамильярку вообще не смутили. Настоящий друг.

— Прямо по коридору, до лестницы…

— Ты иди просто, а я его следом потащу.

— Эм… Спасибо, конечно, но это нужно сделать незаметно.

— Ну ладно, сделаю незаметно.

Фамильярка нагнулась и каким-то неуловимым движением ловко закинула Серебрякова себе на шею, как коромысло. После чего исчезла.

— Иди в кабинет, хозяин, — послышалось из пустоты. — Я следом.

Я ещё раз напоследок пощупал помощницу библиотекаря. Отчего бы и не пощупать симпатичную девушку, особенно если действие сие направлено исключительно на её благополучие. Подумав, вернул книжку — подложил ей под голову. Ну вот, теперь можно будет сказать, что меня тут и вовсе не было. Или что был, но книжки не дождался и ушёл. А остальное — на откуп видениям, сгенерированным мозгом, испытавшим резкий дефицит кислорода. Губы не синие? Нет, нормально всё. Вот неравнодушный я человек, сгубит меня это.

— Идём, — сказал, поднявшись, и вышел из библиотеки.

Свидетелей тому, что я оттуда вышел, не было ни единого. Шло первое занятие, коридоры пустовали. Вообще, с дисциплиной в магической академии было гораздо лучше, чем в универе, где я учился. А так-то и не ощущается какой-либо муштры. Просто люди тут более сознательные. Вот меня к ним и потянуло судьбою. Из-за сознательности моей, порядочности.

— Ну, вот, тут я и обитаю, — сказал я, отперев дверь кабинета. — Как говорится, добро пожаловать, чувствуйте себя как дома.