— Пыхтишь, старая? — поздоровался я. — Бросай это неблагодарное дело. Давай лучше потанцуем.
— Что? — изумилась Татьяна. — В каком это таком смысле?
— И рад бы сказать, что в переносном, да совру безбожно. Фёдор Игнатьевич хочет, чтобы я жениха твоего задобрил, а для этого с ним на балу вальсировать надо. А я не умею. Научишь? Ради нашего же с тобой светлого будущего.
Глава 11
Урок абстрактного мышления
Первый урок танцев был коротким, ознакомительным. Не в смысле, что после него мне предложили купить полный курс с обратной связью от преподавателя и чатом в местном телеграфном отделении (вру, конечно, нет у них никакого телеграфа), а в смысле, что Татьяна ознакомилась с фронтом работ. Вердикт её был категоричен и обжалованию не подлежал:
— Да не так уж всё и плохо. Ты раньше занимался?
— Когда-то в незапамятные времена, когда трава росла выше деревьев, а между гигантских папоротников и хвощей пробирались динозавры, я танцевал на выпускном балу. Готовили экспрессом, но базу я, как выяснилось, запомнил.
— Молодец. С вальсом проблем не будет…
— Таки я свободен и могу спокойно почитать интересную книгу?
— На сегодня — да, но с завтрашнего дня приступим к кадрили.
— Ку… Чего?
— Кадриль, полонез, мазурка, полька, я полагаю, будет нелишней…
— Ты серьёзно сейчас?
— Не зна-а-аю… — Танька смотрела на меня, всем своим огненным видом выражая озадаченность. — Наверное, серьёзно. Всё же лучше быть скверным танцором, чем вовсе не уметь…
Угу, я про работу учителя себе то же самое говорю.
— Может, мне ногу сломать? — предложил я.
— Тогда какой смысл ехать на бал?
— Вот и я говорю. Вдруг Серебряков вообще со мной танцевать не захочет. Буду там стоять, как дурак, в сторонке, платочек в руках теребя. И на глазах моих выступят слёзы. Побегут по бледным щекам моим, достигнут посиневших губ, и осознаю я, как солоно, как тщетно бытие, когда губы любимого человека не осушают слёз моих…
— Сашка-а-а-а! — заорала Танька. — Прекрати немедленно! Не надо тебе с Вадимом Игоревичем танцевать! И плакать ты не будешь. Ты будешь весь вечер над всеми издеваться так, что они ничего не поймут, всё испортишь и уедешь домой, книжку читать. Ведь… Ведь правда?
— В общих чертах. Ну, может, ещё склею какую-нибудь старушку…
— Что?
— Ничего-ничего, доченька. Всё хорошо. Не забивай свою хорошенькую головку всякой ерундой.
Танька насупилась и смотрела, как собака-подозревака, но предъявить ничего не могла. А посему мы с ней распрощались, отдав должное позднему часу, и разошлись по своим спальням.
Но не совсем. Уже за полночь в дверь поскреблись.
— Дармидонт, убирайся в сад! — крикнул я, вспомнив меткое выражение Фёдора Игнатьевича. — У меня уже есть подушка. Разве что если ты с холлофайбером принёс…
— Это не Дармидонт, это я, Таня!
— Тем более в сад! Ещё мне тут хозяйской дочери посреди ночи не хватало. Которая, к тому же, без пяти минут невеста приближенного императорского двора господина Серебрякова.
— Сашка, ты мне книжку верни!
Я озадачился. Встал и, накинув халат, открыл дверь. На пороге стояла Танька в ночнушке и тапочках.
— Какую такую книжку? Ты же всё прочитала. Между прочим, такое книгоглотательство вредно для книговарения. У тебя ж каша в голове! Помнишь, как мы с тобой хозяйку пасеки обсуждали, а ты её с невестой дракона перепутала? Уму непостижимо! Где дракон, а где пчёлы. Против пчёл любой дракон — тьфу, попугай облезлый. Потому что всё фигня, кроме пчёл. Я вот медленно читаю, вдумчиво, смакуя каждую строчку…
— Я тебе в портфель сунула книгу про призыв сущностей. Верни!
— Ах, эту… Нет уж, извините, что ко мне в портфель попало — то моё.
— Тебе она зачем? А у меня занятие завтра!
— По призыву сущностей?
— Ну да.
— Тяжело тебе придётся…
— Сашка-а-а!
— Чего «Сашка»? Я её читаю, между прочим. Интересная.
— Прямо сейчас читаешь?
Я сделал шаг назад и повернулся. На прикроватной тумбочке горела свеча, а на кровати лежал раскрытый фолиант.
— Значит, пусти меня к себе. Мне материал повторить нужно.
— Неприемлемо. Осуждается обществом.
— Мы же родственники!
— Да ладно смеяться-то. Аристократы даже на двоюродных женятся преспокойно, а мы по документам вообще — седьмая вода на киселе.
— Саша, да фу такое говорить и даже думать, мерзость!
Толкнув меня в грудь, Татьяна решительно вовлекла себя в мою комнату и шлёпнулась на мою же разобранную постель. Схватила книгу, положила на колени, и над головой у неё загорелся колобок огня для освещения.
— Садись, — похлопала Танька ладонью по матрасу рядом с собой.
— Дура, — сказал я, закрыв дверь.
Задвижку трогать не стал. Если мы тут ещё и запрёмся, Фёдор Игнатьевич месяц будет лекции читать. Совершенно бесплатно.
Мы сели рядом, спинами оперевшись о стену, и стали читать. Судя по всему, та страница, на которой я остановился, Таньку вполне устроила. Ну, либо ей просто было страшно спать одной, как вариант.
Я, кстати, не из вредности придуривался. Книга мне действительно понравилась. Не сразу, конечно. Просто читать было весь день на работе нечего. Начал листать эту из соображений скуки и вялого любопытства. Что, мол, это за сущности такие? Если про мне подобных, из другого мира, то вопросики возникают архисерьёзнейшие. К тому, что мне объяснили Танька с Фёдором Игнатьевичем, к академической системе, к своду законов, к логике повествования в целом.
Но, продравшись через витиеватый слог введения, я понял, что всё нормально, логика не страдает. Речь в фолианте шла о призыве фамильяров из потустороннего мира.
Фамильяр — это такая штука… В общем, это, конечно же, дух. Но будучи призван в наш мир, он обладает всякими читерскими способностями. Которые существенно дополняют и расширяют возможности мага.
В целом, фамильяр материален, его можно тискать. Чужим только нежелательно — фамильяры этого не любят, они признают только одного хозяина. Обладает разумом, порой даже плюс-минус человеческим. При этом не теряет и преимуществ чистого духа. Может становиться невидимкой, проходить сквозь стены, летать.
Нюансов в обращении с фамильярами хватало. Тут и опасности чрезмерного сближения, и так называемый «поводок» — максимальный радиус действия фамильяра, который к хозяину как бы привязан.
Фамильяр обладает внушительными познаниями в магии, некоторые могут даже выходить за пределы того, что известно человечеству. С ним, то есть, можно консультироваться, обсуждать всякое. Ещё фамильяр защищает хозяина — уж как умеет.
В общем, штука полезная со всех сторон. Но требует кормёжки, как и любая тварь. На сухом пайке долго не протянет. Питается фамильяр жизненной силой своего хозяина.
Имелась в книге оговорка, что некоторые товарищи — которые нам вовсе не товарищи! — чтобы нивелировать этот отрицательный аспект, пересаживают фамильяров на чужую энергию. Приводит это к последствиям весьма плачевным. Фамильяр очень быстро превращается из добродушной зверушки в вампира-убийцу. А поскольку он связан со своим хозяином, то и хозяин потихоньку становится какахой. Не успеет оглянуться, а он уже стоит с винтовкой в одной руке, гранатомётом в другой, весь перепачканный странным порошком, и орёт пафосные глупости приехавшему забирать его ОМОНу.
— На следующей неделе будем призывать, — сказала Танька вполголоса. — Хоть бы у меня получилось…
— А что, у кого-то не получается?
— Да это вообще редкость! Потусторонний мир уже нечасто и с большой неохотой откликается на призывы.
— А чего он, не уважает нас, что ли?
— Ну, знаешь… Это потусторонний мир. Там всё не по-человечески. Изучить его не представляется возможным, и поведение его необъяснимо.
— Может быть, вы просто скучные?
— Ой, ну попробуй сам, раз такой весёлый!
— Пф! Всегда. С вами пойду.
Танька помолчала. Потом спросила осторожно:
