— Так он и нашёл. А я прогнала.

— Ну, тогда всё зависит от того, как он это воспринял. Если совсем разобиделся, то ты его и днём с огнём не найдёшь. А если так, присматривается, то жди.

— Правда?

— Предположение. Идём обратно в город. Покой нам сегодня даже сниться не будет. Впрочем, ты свободно можешь идти домой спать, только покажи мне одно место, которое ты точно знаешь.

Анна Савельевна Кунгурцева жила неподалёку от академии, в одноэтажном домике, и когда мы постучались, она ещё не спала — свет в окошке горел.

— Кто там? — послышался из-за двери встревоженный голос.

— Доброй ночи, дражайшая Анна Савельевна! Это Соровские вас беспокоят. Предметно: Александр Николаевич и Татьяна Фёдоровна. Вы нам нужны для срочной научной консультации.

От шока Анна Савельевна тут же открыла и предстала перед нами в тёплой пижаме с капюшоном и в огромных меховых тапочках.

— Прекрасно выглядите, — оценил я. — Ещё одна стрела в моё несчастное сердце, и без того испещрённое в предшествующих атаках. Но разве я стою жалости? Нет, конечно. Палите и дальше без промаха, кружитесь в победном танце на бренных моих костях…

— Саша! — дёрнула меня за рукав Танька.

— Н-да, прошу прощения, отвлёкся. Анна Савельевна! Ну очень срочная и деликатная ситуация!

— Обычно я не хожу со студентами и молодыми преподавателями по ночам в лес.

— Какой кошмар, Анна Савельевна! Сколь же тоскливо вы обычно проводите ночи. Небось, ещё и спите?

— Каюсь, грешна, бывает и такое.

— Осторожнее, молю, вот здесь корень торчит, я об него уже два раза сегодня едва ногу не сломал. Татьяна Фёдоровна, посветите.

— Ах, как любезно с вашей стороны, Татьяна Фёдоровна!

— Не стоит благодарности, госпожа учитель! Мы уже почти пришли.

— Но, быть может, хоть вы мне поведаете суть дела, которое выманило всех нас из домов в эту ночь?

— Я бы и рада, госпожа учитель, да сама ничего не понимаю. Кроме, разве что, того, что мы нашли господина Аляльева, и он жив и как будто здоров, но ведёт себя странно, обнял дерево и не отпускает. А мне так даже и приближаться запретил, только с Александром Николаевичем беседовать изволил, но Александр Николаевич молчит с тех пор, будто сие есть какая-то тайна несусветная. А не так давно клялся, что мы с ним, помимо родственных уз, ещё и друзья.

— О Господи, Боже мой, мне кажется, я понимаю… Что ж, Татьяна Фёдоровна, позвольте поздравить.

— С чем же, госпожа учитель?

— Александр Николаевич и вправду ваш очень хороший друг, коль скоро он столь решительным образом блюдёт границы вашей невинности.

— А как же, прошу прощения, господин Аляльев угрожает моей невинности?

— Уже никак, — не удержался я.

И мы с Анной Савельевной дружно рассмеялись. Впрочем, тут же спохватились, что ведём себя неподобающе, и замолчали. Однако Таньке этого хватило. Она почувствовала, что мы друг друга понимаем, как взрослые, тогда как её от загадки оттеснили, как маленькую. Возмутилась и сказала: «Фр!» На том беседа и завершилась. Благо, мы как раз достигли нужного места.

Там Танька остановилась возле дерева, за которым ей рекомендовали спрятаться в прошлый раз. Вот что значит благородное воспитание. Хоть и любопытно до зарезу, а не полезет, будет достоинство блюсти.

Впрочем, ей, наверное, и не хотелось особо приближаться, потому что в этот заход всё выглядело несколько иначе. Степан не заметил нашего появления. Он обнимал дерево пылко, со страстью и в динамике. А кроме того, осуществлял мелкоамплитудные судорожные движения, сопровождая их приглушенными стонами.

Когда мы с Анной Савельевной приблизились, Стёпа обмяк и тяжело, хрипло дышал с закрытыми глазами.

— Не могу так больше, — донеслось до моего слуха. — Не в силах… Не в человеческих силах!

— Здравствуйте, Степан Кириллович. Прекрасная погода сегодня ночью, не правда ли?

— А! — дёрнулся Стёпа и, широко открыв глаза, уставился на скрытую в темноте мою спутницу. — А…

— Анна Савельевна, — подсказал я.

— Анна Савельевна! Д-да, здравствуйте. Погода действительно хороша, чего не могу сказать о предыдущей ночи.

— Что ж, я понимаю, что вы, должно быть, несколько утомлены, однако я льщу себя надеждой, что сумею поднять ваш дух.

— Вы уверены, что это необходимо?..

— То, что поймало вас в такую двусмысленную ловушку, является экземпляром вида Arbor obscena membrum laesura. Редчайшее магическое существо. Как считалось до недавних пор, полностью вымершее. А вы не только его обнаружили, но и не давали ему умереть в течение двух суток, ценой собственного удобства и даже, не побоюсь этого слова, здоровья. Это настоящий подвиг! Ваш и без того славный род прославится ещё больше…

— Прошу, не надо славить мой род! Просто спасите меня.

— Как, вы отказываетесь от лавров…

— Отказываюсь, не нужны мне никакие лавры, прошу вас, Анна Савельевна!

— Такая неожиданность… Но мне придётся заявить о находке. В таком случае, вы не станете возражать, если честь обнаружения…

— Не возража-а-аю!

— Ваша немыслимая щедрость делает вам великую честь, господин Аляльев. А теперь я попрошу вас закрыть глаза. То, что вы увидите… Несмотря на ваше нынешнее положение… Я, как учитель, настоятельно не рекомендовала бы подобное зрелище своим студентам. Зажмурьтесь, прошу. Александр Николаевич, отойдёмте.

Мы отошли к Таньке, которая по-прежнему ничего не понимала, и уговорили закрыть глаза и её.

Только после этого Анна Савельевна сделала некий загадочный жест рукой, что-то прошептала. Пространство перед нами залило серебряным светом луны, и туда, как на освещённую софитом сцену, вышел фавн.

Мужик был ростом в полтора раза выше меня, ноги от колен у него были козлячьи, а на голове завивались рога. Был он мускулист, словно дневал и ночевал в качалке, и одеждой своё великолепное тело не стеснял совершенно. Подбоченившись, он произнёс низким сексуальным голосом:

— Эй, красавица. На что тебе этот ребёнок? Ты же настоящая женщина. И тебе нужен настоящий мужчина.

Дерево преобразилось. Я увидел уже знакомую девушку. Она, чуть отстранившись от Степана, который с закрытыми глазами шептал молитвы, окинула оценивающим взглядом фавна, и губы её приоткрылись в беззвучном: «Ого!»

— О, да! — согласился Фавн. — Я такой!

— Приди ко мне! — шепнула девушка.

Стёпа повалился набок, со стоном закрыв руками пострадавшую конечность. А фавн, в один шаг очутившись рядом с хищницей, решительно занял место Стёпы.

Я моргнул. Девушка исчезла, остался только фавн, таранящий дерево с упорством, которому позавидовал бы и дятел.

Стёпа поднялся на ноги и рванул куда-то в чащу.

— Ку… — крикнул было я. Но тут же услышал, как за деревьями словно бы забил родник — и махнул рукой. — Да… Ситуация.

— Это что — фавн? — спросила Татьяна.

— Ни в коем случае, — отозвалась Анна Савельевна. — Фавнов не существует. А это всего лишь иллюзия. Высшего порядка. Единственный способ, которым можно одурачить Arbor obscena membrum laesura.

— И долго он так будет её дурачить? Я не для себя, для знакомой спрашиваю…

— Это для какой такой знакомой? — напряглась Танька.

— Да для Арины Нафанаиловны. Очень уж напряжённая женщина. Подурачилась бы чуток, глядишь, и на пользу пошло.

— Полагаю, ровно до тех пор, пока завтра днём я не приведу сюда людей, заинтересованных в поимке особи, — сказала Анна Савельевна. — Дерево переместят в ботанический сад и, полагаю, попытаются размножить.

— Стоит ли спрашивать, каким образом?

— Ах, не спрашивайте, Александр Николаевич. Ни к чему нам, людям, далёким от ботаники, лезть в эти дебри… Что ж, полагаю, что теперь мы можем идти? Только дождёмся господина Аляльева.

Звук родника из тёмной чащи не иссякал. Складывалось впечатление, что ждать придётся долго.

— А пойдёмте на полянку, — предложил я. — Там и посидеть удобно, и на фавна с деревом смотреть не надо. Впрочем, Татьяна Фёдоровна, вам если любопытно, вы можете остаться.