Я нахмурился, записывая: «30 вёрст — слабовато. Требует внимания».

— Сопротивление провода, — пробормотал Александр, заглядывая мне через плечо в блокнот. — Чем длиннее линия, тем больше сопротивление, тем слабее ток на конце. Это мы и предполагали.

— Да, — кивнул я. — Поэтому и нужны ретрансляторы. Продолжаем.

Сорок вёрст. Сигнал совсем слабый. Пришлось ждать почти две минуты, пока Николай ответил — видимо, и у него приёмник еле фиксировал мои сигналы. Запись на ленте была почти нечитаемой — бледные, прерывистые царапины. Александр склонился над ней с лупой, щурясь.

— С трудом, но разобрать можно, — наконец сказал он. — «Принял едва. Усильте сигнал».

Я записал: «40 вёрст — критически слабо. Ретранслятор необходим».

Пятьдесят вёрст. Здесь я уже не надеялся на чудо. Передал сигнал SOS, но ответ всё же поступил.

— Всё, — сказал я, захлопывая блокнот. — Дальше без ретранслятора не работает. Как мы и рассчитывали. Предел — около пятидесяти вёрст для нашего провода и напряжения батареи.

Шестьдесят вёрст — деревня Помахово. Маленькое поселение из двух десятков изб, сонно дремлющее у края леса. Местный староста, предупреждённый заранее о нашем приезде, выделил нам пустующую избу на краю деревни для установки ретрансляционной станции.

Студенты уже два дня работали здесь, готовя помещение. Когда мы вошли, я увидел результат их трудов: вдоль стены стояли два длинных стола. На одном — приёмник, настроенный на линию из Тулы. На другом — передатчик, подключенный к батарее и к линии, уходящей дальше, в сторону Москвы.

Между ними — реле. Хитроумное устройство, над которым мы бились месяцами. Когда слабый сигнал от Тулы приходил на приёмник, электромагнит притягивал лёгкую пластинку. Пластинка через систему рычагов замыкала контакт передатчика, который питался от свежей, мощной батареи. И передатчик отправлял уже сильный, чёткий сигнал дальше по линии.

По сути, это была электромеханическая копия сигнала. Слабый импульс на входе порождал сильный импульс на выходе. Эстафета тока.

— Проверим, — сказал я, подходя к приёмнику.

Один из студентов, оставленных здесь для обслуживания станции — Дмитрий Лебедев, сын купца, умеющий вести записи, — кивнул:

— Всё готово, Егор Андреевич. Реле настроено, проверено на макете. Должно работать.

Я сел за передатчик в Помахово и отправил сообщение в обратную сторону, в Тулу: «Помахово. Ретранслятор. Тест».

Прошло меньше минуты, и приёмник в Помахово ожил. Стержень задвигался, царапая бумагу. Сигнал был очень слабым и еле читаемым. Дмитрий склонился над лентой:

— 'Принял.

— Я передал еще одно — «Ответьте через ретранслятор».

Теперь самое интересное. Я встал, отошёл от передатчика. Дмитрий остался у приёмника, следя за записью. Реле стояло между двумя аппаратами, его электромагнит тихо гудел.

— Николай передаёт что-то, — сказал Дмитрий, глядя на движущуюся ленту. — Длинное сообщение.

Я посмотрел на реле. Рычаг дёргался в такт приходящим сигналам — вверх-вниз, вверх-вниз. И каждый раз, когда он поднимался, контакт на передатчике замыкался, батарея посылала импульс тока в линию, приходящую из Тулы.

— Работает, — выдохнул я, наблюдая за работой механизма. — Чёрт возьми, оно работает.

Александр Зайцев подбежал к передатчику, следя за его сигналами:

— Копирует идеально! Каждую точку, каждое тире!

Дмитрий расшифровывал сообщение от Николая:

— «Поздравляю. Ретранслятор функционирует. Это успех».

Я сел на лавку, чувствуя, как напряжение последних недель разом отпускает, оставляя странную пустоту в груди. Студенты радостно переговаривались, хлопали друг друга по плечам. Павел Соболев стоял у окна, глядя на линию, уходящую к горизонту, и на лице его была гордая, счастливая улыбка.

Шестьдесят вёрст. Мы победили расстояние. Слово, отправленное из Тулы, доходило до Помахово за секунды, усиливалось ретранслятором и могло идти дальше. До Москвы оставалось ещё сто сорок вёрст, но принцип доказан. Технология работает.

Я встал, подошёл к передатчику и отправил новое сообщение Николаю: «Готовимся к финальной демонстрации. Проверьте всё ещё раз. Ошибок быть не должно».

Ответ пришёл быстро: «Понял. Всё будет идеально».

Я обернулся к студентам:

— Господа, отдыхаем сегодня. Завтра начинаем финальную проверку каждого метра линии от Тулы до Помахово. Я хочу, чтобы вы прошли весь маршрут пешком, осмотрели каждый столб, каждый изолятор, каждое соединение. Проверили провод, состояние изоляции. Малейший дефект — исправить немедленно. У нас есть неделя до демонстрации для военных и чиновников. За эту неделю линия должна стать безупречной. Ни одной осечки, ни одного сбоя. Понятно?

— Понятно, Егор Андреевич! — хором ответили они, и в их глазах горел азарт.

Александр Зайцев шагнул вперёд:

— Мы разделимся на группы. Каждая возьмёт участок в десять вёрст. Пройдём за три дня, потом ещё два дня на исправление найденных проблем. Успеем.

— Хорошо, — кивнул я. — Павел, ты координируешь проверку. Следи, чтобы все участки были покрыты, чтобы никто не халтурил. Это критически важно.

— Слушаюсь, — Павел выпрямился.

Мы вернулись в Тулу поздним вечером. Григорий встретил нас у ворот особняка:

— Ну как, Егор Андреевич? Получилось?

— Получилось, Гриша, — устало, но с удовлетворением ответил я, спешиваясь. — Линия работает. Сигнал доходит до Помахово, ретранслятор усиливает его идеально.

Он широко улыбнулся:

— Так это ж праздник, Егор Андреевич! Надо отметить!

— Отметим после демонстрации, — покачал я головой. — Сейчас рано. Впереди самое сложное — показать это военным так, чтобы они поняли ценность. Чтобы убедились, что это не фокус, а работающая технология, способная изменить систему связи в армии.

Маша встретила меня в холле, и по её лицу я увидел, что она волновалась:

— Ну как? — спросила она, обнимая меня. — Все получилось, работает?

— Работает, Машенька, — я поцеловал её. — Твой муж только что отправил сообщение на шестьдесят вёрст и получил ответ за минуту.

Она прижалась ко мне:

— Я так рада, что у тебя все получилось.

— Ещё не конец, — предупредил я. — Впереди демонстрация. Если она пройдёт хорошо, государство даст деньги на строительство линии до Москвы, а потом и дальше — до Петербурга, до границ. Россия получит систему связи, которой нет ни у кого в мире.

В кабинете меня ждал Николай Фёдоров. Он сидел у окна с чашкой остывшего чая, и вид у него был измождённый, но счастливый.

— Егор Андреевич! — он вскочил, увидев меня. — Я получил ваши сообщения! Все, до единого! Сигнал шёл чётко, только на последних верстах стал слабеть, но ретранслятор решил проблему!

— Я знаю, — кивнул я, опускаясь в кресло и чувствуя, как накатывает усталость. — Николай, теперь нужно подготовиться к демонстрации. Я хочу, чтобы всё было организовано идеально. Военные и чиновники должны увидеть не эксперимент, а готовую, надёжную систему.

Он достал блокнот, приготовился записывать:

— Слушаю вас.

— Первое, — начал я, собирая мысли. — Нужно подготовить два пункта для демонстрации. Один здесь, в Туле — в моём кабинете или в зале академии, где больше места для гостей. Второй — в Помахово, на ретрансляторе. Мы покажем, как сообщение, отправленное из Тулы, доходит до Помахово и возвращается обратно.

Николай записывал, кивая:

— В академии будет лучше — там большой зал, можно разместить десятка два-три гостей с комфортом.

— Согласен, — кивнул я. — Второе — подготовить демонстрационные сообщения. Не технические тесты вроде «точка-тире», а осмысленные фразы. Например, генерал отправляет приказ условному полку о выдвижении. Или запрос о подкреплениях. Что-то, что наглядно покажет военное применение.

— Хорошая мысль, — Николай быстро писал. — Можно даже разыграть мини-сценарий. Один офицер в Туле отправляет приказ, другой в Помахово его получает и отвечает рапортом. Как в настоящей военной операции.