Внизу журчал ручей. Узкий, не шире метра, но чистый. Я упал на колени, жадно зачерпывая воду ладонями. Холодная, вкусная, живительная. Пил, пока не заболел желудок от количества выпитого. Потом умыл лицо, смывая грязь и кровь.

Отдышавшись, я двинулся дальше, идя вдоль ручья. Вода текла на юг — значит, в правильном направлении. Может, выведет к реке, а река — к людям.

Крики погони стихли. Либо они отстали, либо я ушел достаточно далеко, что их не слышно. Я не обольщался — искать перестанут только с рассветом, когда поймут, что в темноте я могу уйти на километры в любую сторону.

Небо начало сереть. Медленно, неохотно ночь отступала, уступая место промозглому утру. Туман, плотный и белый, как молоко, поднимался от земли, окутывая стволы деревьев призрачным саваном.

Это было и хорошо, и плохо. Туман скрывал меня, но он же скрывал и опасность.

Тропа вывела меня к небольшой поляне. Здесь деревья расступились, открыв небо. Звезды сияли ярко, бесстрастно. Я сверился с Полярной звездой, кивнул сам себе — курс верный.

Посреди поляны возвышался огромный дуб, раскидистый, древний. Под его корнями было сухое укрытие — своеобразная ниша, куда можно было забраться и переждать.

Я подумал — остановиться? Передохнуть хотя бы час? Силы были на исходе. Голод, холод и усталость наваливались свинцовым грузом.

Нет. Останавливаться нельзя. С рассветом они начнут прочесывать лес с новыми силами, с собаками, если они все-таки были. Каждый метр, пройденный сейчас — это метр между мной и ими.

Я остановился, прислонившись к стволу дуба. Ноги дрожали мелкой дрожью. Нужно было передохнуть хоть пять минут.

В лесу стояла неестественная тишина. Птицы молчали. Ветер стих.

И в этой тишине я услышал это.

Не крик. Не топот. А тихий, осторожный хруст. Звук сапога, наступающего на сухую ветку, прикрытую мхом.

Звук был близко. Слишком близко. Прямо передо мной, метрах в двадцати, за пеленой тумана.

Я замер, перестав дышать. Слился с березой, стараясь стать невидимым. Сжал рукоять ножа так, что пальцы побелели.

Из тумана выплыла фигура.

Один из тех охранников. Не Сенька и не Митька. Но его я точно видел мельком во дворе — крепкий мужик в коротком тулупе, подпоясанном широким ремнем. В руках он держал охотничий тесак — длинный, тяжелый, похожий на мачете.

Вдруг он остановился и резко поднял голову.

Наши взгляды встретились.

Секунда растянулась в вечность. Я видел, как расширились его глаза — сначала от удивления, потом от узнавания. Видел, как хищная ухмылка тронула его лицо, заросшее щетиной.

— А вот и барин… — прохрипел он, перехватывая тесак поудобнее. — Далеко же ты забрался.

Он не стал кричать. Не стал звать остальных. Он решил взять приз сам. Жадность. Или профессиональная гордость. Это была его ошибка. И мой единственный шанс.

— Не подходи, — хрипло сказал я, выставляя нож. Голос звучал жалко, но рука была твердой.

— Ишь ты, с зубами, — усмехнулся он, делая шаг вперед. — Брось железку, дурень. Порежешься. «Француз» велел живым брать, но про целого он ничего не говорил. Могу и сухожилия подрезать, чтоб не бегал.

Он сделал выпад. Резкий, проверочный. Тесак свистнул в воздухе, метясь мне в плечо.

Я отшатнулся, но недостаточно быстро. Острие задело рукав, распоров ткань, но кожу не достало.

— Шустрый, — одобрительно хмыкнул охранник.

Он пошел в атаку всерьез. Широкий замах, удар сверху вниз, наискось, чтобы разрубить ключицу.

У меня не было шансов в фехтовании. Нож против тесака — это самоубийство. Мне нужно было сократить дистанцию. Войти в клинч.

Я не стал отступать. Наоборот, я шагнул навстречу удару, ныряя под замах.

Это было рискованно. Безумно рискованно.

Лезвие тесака чиркнуло меня по левому плечу. Я почувствовал не боль, а горячий толчок, словно кто-то приложил раскаленный утюг. Кровь брызнула сразу, горячая и липкая.

Но я прошел. Я оказался внутри его обороны, почти вплотную.

Я ударил ножом снизу вверх, целясь в живот, под ребра. Туда, где кончался тулуп.

Мужик оказался опытным. Он успел среагировать, дернулся назад, пытаясь уйти от удара. Мой нож не вошел глубоко, лишь скользнул по ребрам, разрезая одежду и кожу.

Он взревел от боли и ярости. Ударил меня коленом в живот.

Воздух вылетел из легких со свистом. Меня отбросило назад, я упал на спину, в мокрую листву. Нож вылетел из руки.

Охранник навис надо мной, занося тесак для добивающего удара. В его глазах уже не было насмешки — только желание убить.

— Сдохни, сука!

Время замедлилось. Я видел грязное лезвие, летящее мне в голову. Видел капли слюны на его губах.

Моя рука нащупала на земле что-то твердое. Сук. Толстая ветка.

Я перекатился в сторону в последнее мгновение. Тесак вонзился в землю там, где секунду назад была моя голова, взметнув фонтан грязи.

Я ударил его суком по ногам, под колено.

Он потерял равновесие, пошатнулся, но устоял, опираясь на рукоять застрявшего в земле тесака.

Я вскочил. Боли в животе и плече больше не было — был только чистый, дистиллированный инстинкт выживания. Я бросился на него, сбивая с ног весом своего тела.

Мы покатились по земле, рыча и хрипя. Грязь, кровь, пот — всё смешалось. Он был сильнее, тяжелее. Его пальцы сомкнулись на моем горле, выдавливая жизнь. Перед глазами поплыли красные круги.

Я шарил рукой по земле, ища свой нож. Где он? Где⁈

Пальцы наткнулись на холодную рукоять.

Я схватил нож обратным хватом. И ударил. Не глядя. Куда-то в бок, в мягкое.

Раз. Еще раз.

Хватка на горле ослабла. Мужик захрипел, его глаза остекленели. Он обмяк, навалившись на меня всей тяжестью своего тела.

Я столкнул его с себя, отполз в сторону, хватая ртом воздух. Горло горело, легкие разрывались.

Я сидел в грязи, глядя на неподвижное тело. Из-под него расплывалась темная лужа, смешиваясь с утренним туманом.

Меня трясло. Зубы стучали так, что я боялся прикусить язык.

Я убил человека. В рукопашной, глядя ему в глаза.

Боль в плече вернулась, накрыв меня волной. Я посмотрел на левую руку. Рукав пропитался кровью, она капала с пальцев, оставляя красные точки на желтых листьях. Рана была глубокой, но, кажется, кость не задета. Мышца рассечена.

Нужно было уходить. Быстро. Его крик и шум драки могли привлечь остальных.

Я с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась, мир качался перед глазами. Подошел к убитому. Обыскивать времени не было, но я забрал у него ножны от тесака — там мог быть оселок или что-то полезное. Нет, пусто. Зато на поясе висела фляга.

Я сорвал её. Отвинтил крышку дрожащими пальцами. Понюхал. Вода. Слава богу, вода.

Сделал несколько жадных глотков. Вода была теплой, затхлой, но мне она показалась нектаром.

Оторвал полосу от своей рубахи, кое-как перевязал плечо, затягивая узел зубами. Кровь проступила сквозь ткань, но поток замедлился.

— Эй! Степан! Ты где⁈ — донесся голос из тумана. Близко. Метрах в ста.

Они идут.

Я подобрал свой нож, вытер его о траву, сунул за пояс. Бросил последний взгляд на тело охранника.

— Прости, мужик, — прошептал я. — Ты сам выбрал эту работу.

И я снова побежал. Теперь уже не так быстро, прихрамывая, прижимая раненую руку к груди. Но я двигался. Я был жив. И я знал направление.

Лес редел. Деревья стояли реже, между ними появлялись просветы. Я вышел на опушку.

Впереди, в предрассветной мгле, виднелось поле. Темное, бескрайнее. А за ним, вдалеке, едва различимые — огоньки. Деревня? Хутор?

Люди. Там были люди.

Небо на востоке начало сереть. Рассвет близко.

Я сделал глубокий вдох, превозмогая боль, и зашагал к огонькам. Медленно, шаг за шагом, но упрямо.

Я выжил в эту ночь. Выжил, сбежал, дрался и победил.

Осталось дойти. Просто дойти.

Один шаг. Еще один. И еще.